О бедном гусаре замолвите слово - Эльдар Рязанов

– Комар носа не подточит! – заверил Плетнев. – А пятнадцатого кладу в угол!

– Клади, везунок! На подставках выигрываешь…

К бильярдному столу подошли четыре гусара.

– Господин полковник, разрешите обратиться. – Прапорщик протянул полковнику заготовленную бумагу. – Прошу принять рапорт с просьбой о переводе в другой полк.

– Так! – вздохнул Покровский. – Кто еще грамотный?

Оставшиеся три офицера сделали шаг вперед и протянули конверты.

– Хорошо! – сказал полковник, собирая рапорты. – Молодцы!

– А ты, Плетнев? – спросил прапорщик. – Ты ведь тоже хотел.

– Передумал! – потупившись, сказал корнет. – Уж извините, ребята…

– Тебе видней! – брезгливо сказал прапорщик. – Ты же у нас любимчик командира…

– Молчать! – заорал полковник. – Чистенькими хотите остаться? Знаете ли вы, сукины дети, что третье отделение вам персональную проверку устраивает? Да передай я эти рапорта по начальству, вас не то что в другой полк – вас сразу в роты арестантские… Только я этого делать не стану! – Полковник в сердцах порвал конверты. – Для того я над вами и командир, чтоб на столько дураков хоть один умный был! Отойдите от стола, не мешайте! И запомните, ребята: если в завтрашней мишени хоть одной дырки недосчитаются, вам всем повторную проверку устроят!.. Играю семерку – два борта в середину.

– Господин штабс-капитан, прибыл в ваше распоряжение для конвоирования преступника! – отчеканил Плетнев, стоя перед Мерзляевым.

– Фамилия? – спросил Мерзляев.

– Корнет Плетнев!

– Похвально! – произнес Мерзляев, с интересом изучая гусара. – Это что ж, сами вызвались? Или приказ?

– Приказ полковника! – доложил Плетнев и добавил: – Но и сам в душе готов!

– Одобряю! – сказал Мерзляев. – Подобное рвение у офицера не часто встретишь…

– Рад стараться! – оглушил Мерзляева корнет.

Эта верноподданническая сцена происходила ранним утром на тюремном дворе. Здесь же стояла черная карета с зарешеченными окнами, готовая отвезти узника к месту казни. Узник не заставил себя ждать: он появился на тюремном дворе в сопровождении Артюхова. На Бубенцове был надет традиционный костюм смертника: белая батистовая рубашка с кружевной оторочкой, распахнутая на груди, черные бархатные штаны и начищенные до блеска сапоги. Наряд явно нравился приговоренному, он кокетливо поправил воротничок, чтобы выглядеть эффектнее, тем более что из окон тюрьмы на него смотрело множество глаз.

– Прощайте, друзья! – надрывно крикнул Бубенцов, обращаясь к заключенным. – Час вашей свободы близок! Позор тиранам!

– Да не ори ты, – тихо сказал Бубенцову ковылявший рядом Артюхов. – Зря стараешься, за это не прибавят.

– Не сбивай, дурак, – так же тихо ответил Бубенцов. – Я в образ вхожу.

– Вот ваш подопечный, господин корнет! – сказал Мерзляев, с едва заметной усмешкой наблюдавший за актером. – Опаснейший элемент. Вы с него глаз не спускайте!

– Будет исполнено! – гаркнул Плетнев.

Увидев знакомую усатую рожу, из-за которой и произошли все его злоключения, Бубенцов пришел в неистовство:

– Ага! И ты здесь, мерзавец! Смотрите все, до чего докатилась наша доблестная армия! Прислужник палачей, я тебя ненавижу!

Плетнев засопел, сжал кулаки и сделал шаг навстречу оскорбителю.

– Корнет, корнет, – остановил Плетнева штабс-капитан. – Наше дело требует выдержки! Уж коли назвались груздем… И прошу – в дороге без рукоприкладства. К месту казни извольте его доставить целым и невредимым.

Плетнев, бормоча что-то нечленораздельное, устремился в карету.

Проходя мимо Мерзляева, Бубенцов подмигнул и тихо спросил:

– Как я ему врезал? Убедительно?

Мерзляев усмехнулся и кивнул головой.

– Разрешите продолжать в том же духе?

– Продолжайте, – тихо сказал Мерзляев.

Получив одобрение начальства, Бубенцов вскочил на ступеньку кареты и истошно завопил, обращаясь к самому Мерзляеву:

– Прощай, жандармская крыса! Когда-нибудь ты нам ответишь за все! – Бубенцов дал такой подзатыльник Мерзляеву, что у того слетела фуражка.

Взобравшийся на козлы кареты Артюхов побледнел от страха. В окнах тюрьмы раздались аплодисменты. Бубенцов ответил тюрьме привычным актерским поклоном.

– Что стоишь? – взвизгнул взбешенный Мерзляев, обращаясь к Артюхову. – Пошел!

Плетнев схватил говорливого смертника за пояс и швырнул на сиденье.

Сопровождаемая аплодисментами карета выкатилась из тюремных ворот…

Вскоре тюремный экипаж ехал по живописным окрестностям Губернска. Утро было упоительным.

Узник находился явно в приподнятом настроении, и его можно было понять – не каждому выпадает счастье отдавать концы в такую дивную погоду и на таком шикарном ландшафте.

– Прощай, солнце! Прощайте, тучки! – изредка выкрикивал возбужденный артист и простирал руки сквозь решетки. – Прощай, речка! Никогда больше твои голубые воды не обнимут меня!

У Артюхова тоже было недурное расположение духа, он посмеивался над неуемной энергией заключенного и мурлыкал песенку: «Солдатушки, бравы ребятушки, где же ва-аши жены?»

Лишь один Плетнев своим мрачным, подавленным видом нарушал этот идиллический вояж.

– Прощай, травушка росистая! – кликушествовал Бубенцов. – Не ступать мне больше по тебе босыми ножками!

Эта жалоба пронзила Плетнева до самого сердца. Он угрюмо посмотрел на пленника и протянул ему трубку и кисет:

– Закурить не желаете? Напоследок?

– От убийц не принимаем! – отрезал Бубенцов. – Табачком откупиться хочешь? Не выйдет!.. И запомни мое лицо, душегуб! Я к тебе по ночам являться буду! – Он сделал страшное лицо и взвыл, простирая руки к небу.

– Что вы на меня так взъелись, господин карбонарий? – побледнел Плетнев. – Я солдат, мне приказали… При чем тут я?

– При всем! – обличающе крикнул Бубенцов. – На ваших штыках держится трон тирана! Кругом взяточничество, воровство, беззаконие. Вельможи утопают в роскоши и пьянстве, а народ бедствует, голодает…

– Не все офицеры такие, – понизил голос корнет. – Есть и честные.

– Не смеши меня! – с пафосом воскликнул Бубенцов и сардонически засмеялся. – Ни стыда ни совести! Для таких, как ты, нет ничего святого: что человека убить, что спектакль сорвать…

– Какой спектакль? – с изумлением воззрился Плетнев на Бубенцова.

– Такой, – спохватился актер, поняв, что проговорился. – Вся жизнь – театр, а люди в нем – актеры…

– Это вы верно подметили, – восхитился Плетнев.

– Это не я, обалдуй! – схватился за голову Бубенцов. – Это – Шекспир! О безграмотность российская!..

Внезапно в ближнем лесу послышались выстрелы, выкрики, звуки трубы.

– Что это? – встрепенулся Плетнев и обратился к Артюхову: – Слыхал выстрелы?

– Охота сегодня у господина губернатора, – безмятежно пояснил Артюхов. – Медведя егеря подняли.

– Вот иллюстрация к моим словам! – встрял Бубенцов. – Аристократы из прихоти… губят все живое! Что ему, есть нечего?

– Погодите! – оборвал Бубенцова корнет и с тревогой крикнул Артюхову: – Слушай, а вдруг это сподвижники карбонария… Нашего? Освободить хотят?

– Испугался? – злорадно воскликнул Бубенцов. – Да, голубчик, это они, мои сподвижники. Они отомстят! На обломках самовластья напишут наши… понял, палач? – наши, а не ваши, имена!

– Ты ври, да знай меру! – осадил распоясавшегося мятежника Артюхов. – Мы твоих сподвижников давно пересажали.

– Всех не посадишь! – упорствовал Бубенцов.

Неожиданно Артюхов выругался. Карета встала. Плетнев выскочил из экипажа. Поперек дороги лежало могучее дерево, преграждая путь.

– Это еще откуда? – удивился Артюхов. – Вчера здесь ездили…

– Вчера оно тут не лежало, – некстати подтвердил Бубенцов, выглянув из окна.

– И ветра вроде не было, – рассуждал вслух Артюхов.

– Какой ветер! – с некоторой нарочитостью закричал Плетнев. – Оно спилено! Это с умыслом! Нет ли здесь засады?

Бубенцов рассмеялся и, не в силах удержаться от соблазна сыграть новую сцену, завопил:

– Друзья! На помощь! Я здесь. Час освобожденья пробил!

Дальше случилось непредвиденное: Плетнев выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов по кустам.

Актер замер от неожиданности, кони шарахнулись, Артюхов оторопело крикнул:

– Вы что? Очумели?

– Ложись! – заорал ему Плетнев. – Прикрывай меня с тыла! – Он выхватил саблю и, провозгласив: «Плетнева голыми руками не возьмешь!» – устремился в кусты.

Через секунду кусты заколыхались, оттуда донеслись яростные вопли и крики: «Врешь, не уйдешь! На! Получай!» Раздался стон…

– Ой, мама! – испугался Бубенцов. – Что это, Егорыч?

– А я почем знаю? – недоуменно пробормотал Артюхов.

В ту же секунду из кустов раздалось два выстрела, пули попали в карету. Бубенцов в страхе плюхнулся на дно экипажа, Артюхов схватил винтовку.

Из кустов выбежал корнет в растерзанном мундире. Продолжая размахивать саблей, он вскочил на козлы рядом с Артюховым и заорал: