О бедном гусаре замолвите слово - Эльдар Рязанов

– Я как лучше хотел, – оправдывался артист.

– Не надо «как лучше», – перебил Мерзляев. – Надо – как положено. Все! Место выбрано! Завтра крикнете, упадете, получите деньги… и вон из города.

– Договаривались – деньги вперед, – вставил Бубенцов.

– Хорошо, вперед, – согласился Мерзляев. – Но запомните: поскольку мы вам доверились, то если хоть одно слово кому-нибудь…

– О чем разговор! – Бубенцов был человеком смекалистым. – Я понимаю, с кем имею дело. Могила – в прямом и переносном смысле.

– Не фиглярствуйте, Бубенцов! – крикнул Мерзляев. – И потом – откуда появилась эта реплика про «жандармскую гниду»?

– Увлекся… – извиняющимся тоном сказал Бубенцов. – Я вообще люблю импровизацию. Не хотите, как хотите. В каждой труппе свои порядки.

– Марш в карету! – приказал Мерзляев.

– Слушаюсь! – радостно ответил Бубенцов и, напевая романс, небрежной походкой направился к карете.

– Ваше благородие, – робко сказал Артюхов, глядя вслед актеру, – хоть я его и рекомендовал, а теперь сомневаюсь… Ненадежный он какой-то… Не проболтался бы.

– Не проболтается, – заверил Мерзляев.

– Гарантии никакой…

– Дочка у него есть, – улыбнулся Мерзляев. – Вот тебе и гарантия. Приведи-ка ты ее сегодня ко мне.

Средь шумного бала случайно,В тревоге мирской суетыТебя я увидел, но тайнаТвои покрывала черты… —

пел Бубенцов и восхищенным взглядом окидывал прекрасный, безмятежный пейзаж.

В то же славное утро на плацу перед казармами гусары проводили кавалерийские занятия: скакали через препятствия, рубили лозу, отрабатывали приемы джигитовки. Полковник Покровский, сидя на белом скакуне, с благодушной улыбкой наблюдал за питомцами. К командиру подскакал адъютант, круто осадил коня:

– Господин полковник, вам пакет от штабс-капитана Мерзляева.

Улыбка слетела с лица полковника, он сломал сургучную печать, прочитал послание и в сердцах выругался:

– Шпик поганый! Ребята-то все отменные, что он к ним прицепился? – И уже строгим голосом отдал приказ адъютанту. – Свиридова, Баташова… – заглянул в бумагу, – Лыткина… Симпомпончика… и корнета Плетнева – ко мне. Срочно!

Через секунду все пятеро гусаров остановили своих разгоряченных лошадей перед Покровским.

– Гусары… Значит, так… – нерешительно начал полковник. – Получено важное задание… В общем, завтра, в шесть утра… Как бы это лучше выразиться… – Полковник путался и от этого мрачнел еще больше. – А ну-ка, раз-зой-дись!

Гусары, недоуменно переглянувшись, отъехали.

– Ко мне! – гаркнул вновь Покровский, и гусары покорно вернулись. – Ну вот что, ребята. Мы с вами не на танцах, а вы – не кисейные барышни. Завтра на рассвете поступите в распоряжение жандармского штабс-офицера Мерзляева, а он вам скажет, что надо будет делать… Разойдись!

Никто из гусаров не тронулся с места. Пять пар глаз вопросительно уставились на полковника.

– Дело, значит, такое… – Полковника бесила роль, которую он вынужден был играть. – Завтра на рассвете по приговору… ну, в общем, шлепнете опасного бунтовщика… Или, может, и не бунтовщика, а наоборот… – И неожиданно рассвирепел: – В общем, кого скажут, того и шлепнете! Раз-зойдись!

Гусары не тронулись с места.

– Значит, на палаческое дело? – тихо спросил Плетнев.

– Нас почему выбрали? – спросил Симпомпончик.

– Что? Это они вас выбрали! – Полковник помахал бумагой с предписанием. – Вот тут… ваши фамилии. Болтать меньше надо. Распустили языки, шуточки разные крамольные… В общем, приказы не обсуждать! Разойдись!

Гусары повернули коней. Плетнев посмотрел исподлобья на командира и вдруг спросил:

– Разрешите продолжать учения, господин полковник?

– Продолжай! – ответил командир.

И в ту же секунду Плетнев, хлестнув коня, стремительно повел его на препятствие. Разгон. Прыжок. И на полном скаку Плетнев вылетел из седла, его тело описало замысловатую параболу и с размаху шлепнулось на крышу курятника. Крыша рухнула, в образовавшуюся дыру с громким кудахтаньем вылетели куры…

Над лежащим Плетневым склонились гусары. Сюда же подбежал взволнованный полковник Покровский.

– Лешка, ты живой? – испуганно спросил Симпомпончик.

– Живой, – довольно бодро ответил Плетнев, – но весь переломанный… – И поспешно добавил, обращаясь к полковнику: – Иван Антонович! Завтра в дело употреблен быть не могу!

– Понятно! – Полковник оглядел Плетнева. – А ну, все отсюда! Я его сейчас быстро вылечу!

– Иван Антонович, – испуганно предупредил Плетнев, – я весь переломанный.

– Пока еще нет! – угрожающе произнес полковник. – Ты что ж, симулировать?! Приказ не выполнять?!

– Приказ-то больно подлый, – заметил Плетнев.

– Что?! – побагровел полковник. – Или ты на самом деле вольнодумцем заделался, якобинцам продался?! Собственные мысли заимел?

– Откуда, Иван Антонович! Я бы этих бунтовщиков всех порешил бы, но в честном бою!

– Кретин! Тебе скоро должны эполеты поручика вернуть! У тебя вся жизнь впереди, а ты ее мараешь… Я за тебя поручился, слово дал… Потому что сыном считаю. Я память отца твоего, друга незабвенного, чту!. Он на руках у меня умирал, просил: Ваня! Лешку моего не бросай! Человека из него сделай!» А ты…а ты… – И по мужественному лицу полковника, как и положено его званию, скатилась скупая слеза.

– Иван Антонович… – Плетнев был потрясен, впервые в жизни увидев слезы на лице командира. – Да вы что? Да я ради вас… Ну простите, ради бога, дурака. Не домыслил! Действительно, зачем мне жизнь молодую ломать? Да я его завтра как комара хлопну!

Полковник сокрушенно покачал головой и задумался.

По сравнению с заведением мадам Жозефины тюремное заведение выглядело более пристойным, но здешняя тишина, деловитость и строгая пустота пугали Настеньку куда больше.

Бледная от страха, она шла по унылому тюремному коридору, а сзади нее хромал на костылях Артюхов, подсказывая путь:

– Налево, сударыня. А сейчас соблаговолите направо. А вот и дверь заветная. Тут вас господин штабс-капитан и примет. Кстати, барышня, если уж хотите помочь папаше, то постарайтесь понравиться господину Мерзляеву…

– Я постараюсь, – робко ответила Настенька.

– Если он на чем настаивать будет, не кочевряжьтесь.

– Вы что это – в дурном смысле? – вспыхнула Настенька.

— В нем! – как отрезал Артюхов.

– Да вы что? Я – порядочная девушка…

– Поэтому и говорю – не кочевряжьтесь! Прошу! – Артюхов распахнул дверь и впустил запуганную Настеньку в кабинет начальника тюрьмы.

За время хозяйничанья в нем Мерзляева кабинет несколько похорошел: на окнах появились занавески, в вазах стояли цветы, клетки с говорящими попугаями были заменены на аквариум с молчащими рыбками. А в центре комнаты стоял стол, накрытый на две персоны. Горлышко бутылки с шампанским зеленело в ведерке со льдом. В кабинете никого не было, и Настенька робко присела на краешек стоявшего в углу стула. Неожиданно послышалась нежная музыка. Распахнулась дверь, и два жандарма, пыхтя, втащили широкий диван.

Настеньку передернуло.

– Тут, что ль, ставить? – спросил один жандарм у другого.

– А кто его знает, где он предпочитает… Давай тут! – Жандармы прислонили диван к стене и, не обращая никакого внимания на просительницу, удалились.

(Настала пора появиться хозяину кабинета, и он появился. До сих пор нам было недосуг описать внешность господина Мерзляева, а она того стоила: правильные черты лица, красивые серые глаза, гордый орлиный нос, волнистые волосы, стройная фигура – одним словом, он был весьма недурен собой, разрази его гром. Общеизвестная поговорка «Бог шельму метит» в данном случае не годилась, что свидетельствовало о том, что Бог и третье отделение смотрели на подбор кадров по-разному.)

– Сударыня, извините, что заставил вас ждать! – Мерзляев склонил свою красивую голову и поцеловал Настеньке руку. – Дел невпроворот! Не покладаю рук. Здесь ем, здесь сплю… Кстати, Настасья Афанасьевна, окажите любезность, разделите со мной скромный ужин старого холостяка. – Он жестом указал на накрытый стол.

– Господин Мерзляев, спасибо, что вы меня приняли.

– Какие пустяки! Это вы оказали мне честь! Богиня! Служительница Мельпомены снизошла до незаметного чиновника… Как сказано у Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты…» Это Александр Сергеевич, кажется, в ссылке написал, – разливая шампанское по бокалам, ворковал Мерзляев.

– Я по поводу папеньки, – начала излагать свою просьбу Настенька. – Была у судьи, в канцелярии градоначальника, все говорят, что это дело не в их компетенции… Что папенька якобы не случайно попал в госпожу градоначальницу, а… покушался!

– «Покушался»? – засмеялся Мерзляев. – Так прямо и сказали? Ха-ха… Ох и любят же у нас перегнуть палку!

– Чистое недоразумение! – радостно поддакнула Настенька.