Исчезающая земля - Джулия Филлипс

– Алена Голосовская?

Оля подтянула ноги к себе, часто дыша:

– По-вашему, я на нее похожа?

– Фамилия, имя, отчество.

– Петрова Ольга Игоревна. – Вот, значит, как полиция проводит поиски? Ходят от скамейки к скамейке там, где школьниц видели в последний раз? Ничего удивительного, что сестер до сих пор не нашли. – Я старше их. Учусь в восьмом классе. И я вообще не похожа на Алену Голосовскую.

Оля вытерла слезы обеими руками и посмотрела на следователя; ее лицо отразилось в стеклах его очков. Пропавшие сестры были миниатюрные, хрупкие и тщедушные. Не то что она, подросток-переросток.

Следователь внимательно посмотрел на Олю, а потом махнул кому-то рукой. У обочины, не заглушая мотор, ждала полицейская машина.

– Как давно ты здесь?

– Может, час.

– Не видела никого подозрительного?

– Никого. Вас только.

– Больше к тебе никто не подходил? Может, водитель какой-нибудь черной машины? – Оля покачала головой. – Не закатывай глаза, когда я с тобой разговариваю, – велел следователь.

– Я не закатывала. – Удивительно, как приятно врать постороннему человеку.

– Надеюсь, ты понимаешь, как опасно гулять здесь одной?

– Нет, не понимаю, – ответила Оля и улыбнулась полицейскому. – Мама только что вышла с работы, она меня заберет. Приедет с минуты на минуту. – Телефон, зажатый между ладонями у нее на коленях, завибрировал. Оля вздрогнула. – Мама звонит!

Следователь переступил с ноги на ногу. Хотя полицейская форма и очки придавали ему важности, лицо у него было молодое. Из заднего кармана он достал визитную карточку и протянул Оле. «Лейтенант Николай Данилович Ряховский». Ниже номер телефона, в углу вытравлен герб.

– Позвони, если что-нибудь вспомнишь, – попросил он. – И передай маме, чтобы больше не назначала тебе встречу здесь: это неподходящее место.

Оля кивнула и поднесла телефон к уху.

– Да, мамочка. Уже едешь? Здорово!

Следователь удалялся, галька скрипела у него под ногами. Телефон, прижатый к щеке, вибрировал.

Как только Николай Данилович сел в машину, Оля снова легла на скамейку. Она посмотрела на экран. Пропущенный от Дианы. Она разблокировала экран, смахнула уведомление, открыла их переписку и стала ждать объяснений от подруги. Она представляла себе буквы, хаотичные пробелы. Ничего. Оля опять заблокировала экран.

По правде говоря, ей не хотелось перезванивать.

Она сидела на лавке совсем одна. Ей так даже нравилось.

На закате прибрежные камни поменяли цвет: были серые и черные, а стали медового оттенка. Янтарного. Они блестели. Скоро галька засияет, а вода в бухте окрасится в розовый и оранжевый. Из центра города открывается потрясающий вид, а родители боятся отпускать сюда своих красавиц-дочерей.

Оля повернула голову, затылок перекатился по рейкам скамьи. Боковым зрением она увидела белые и желтые электрические огни. Солнце заиграло в волосах. Куртка тоже напиталась светом. Вспыхнула.

Золотая Оля. Она сосредоточилась на светоносном воздухе. Даже если Диана придет к ней домой и объяснится, если принесет в школу письменное извинение от Валентины Николаевны; или если мама приедет на следующей неделе и скажет, что нашла новую работу с более высокой зарплатой: будет преподавать грамматику в университете и больше никогда не уедет надолго; или если похищенные девочки вернутся, а полицейские перестанут патрулировать улицы, и в Петропавловске возобновится нормальная жизнь… Даже если все это произойдет, Оля не сможет описать эту игру света. Она никому ничего не расскажет. Никто не узнает, что пропустил самый красивый осенний день, и только Оля видела его изнутри.

Как приятно сохранить этот миг в тайне! Как спокойно внутри себя!

Октябрь

– Мы не взяли палатку, – сказал Макс, посмотрев на Катю. В свете фонарика его лицо сделалось плоским. Белая маска тревоги. Вокруг темный лес. Они слишком поздно выехали из Петропавловска. Он собирал вещи в последний момент, не подготовился. Он виноват.

В ярком луче он почти утратил свою красоту. Скулы стерлись, ямочка на подбородке подсвечена, губы приоткрыты, широко распахнутые глаза глядят на слепящий свет. Катя с Максом начали встречаться в августе, в сентябре их уже считали официальной парой. И вот он оставил дома палатку. Внутри у девушки все клокотало от отвращения.

– Ты прикалываешься? – ответила она. Катя поймала неприязнь к парню, как змею за хвост; нужно запомнить это чувство, иначе она простит Макса слишком скоро.

– Ее нет.

Катя вручила ему фонарик и стала копаться в багажнике. Поверх скарба скользили и сжимались тени: пакеты с едой, спальные мешки, две пенки. Свернутый кусок брезента, чтобы постелить на пол в палатке. Полотенца для купания в горячих источниках, два складных стула; рулон мусорных пакетов развернулся, когда Катя сдвинула его с места. Нужно было самой все собирать, а не любоваться отражением его гибкого тела в зеркале заднего вида. Где-то в глубине звякнули чашки.

– Макс! Ну как так?! – воскликнула Катя.

– Можем поспать на воздухе. Тут не холодно, – предложил парень. Подруга посмотрела на его силуэт поверх круга света. – Или в машине переночуем.

– Гениально.

«Мы не взяли», говорит. «Мы». Как будто свою палатку они держат в шкафу в совместной квартире. А ведь это Кате пришлось, выехав из порта рано утром, двадцать минут тащиться через весь город к себе на юг, чтобы помыться и переодеться, потом еще тридцать пять минут ехать на север в район, где живет Макс, и еще восемнадцать минут ждать его на парковке.

В начале недели он пообещал, что возьмет палатку. Катин парень водит миниатюрный «ниссан», проходимость у него так себе, поэтому в лес поехали на ее машине. Макс набрал столько вещей, что пришлось еще раз подниматься в квартиру, и Катя решила, что все под контролем. Она не стала проверять и включила новости по радио: кража в магазине, приближается циклон, еще раз про пропавших сестер. Катя взялась за руль. Как только Макс сел в машину, она спросила: «Все взял?» Он кивнул, наклонился к ней, поцеловал и сказал: «Поехали. Увези меня отсюда». Она посмотрела на часы (на сорок минут задержались) и включила заднюю передачу.

Теперь придется провести ночь в спортивном внедорожнике. Да, ее «сузуки» – надежный аппарат, он четыре часа вез их к северу от города то по асфальту, то по гравию, то по грязи, но для сна машина не годится. Две дверцы, два узких ряда сидений, ноги не вытянуть. Друг от друга их будет отделять ручка переключения передач. Даже лечь нормально не получится.

Катя вздохнула, плечи у Макса поникли в ответ. Она хотела обнять эти плечи.

– Ладно, – сказала она. Отвращение притаилось, дожидаясь его следующей оплошности. – Ничего страшного, медвежонок. Бывает. Соберешь хворост?

Как только луч его фонаря запрыгал между деревьями, Катя переставила машину на клочок земли, поросший травой, где должна была бы стоять палатка. Она сама виновата; надо было все проверить перед отъездом. В другой раз Катя будет внимательнее. Макс просто такой же человек, как и многие другие; за ним все нужно перепроверять.

Колеса давили землю. Катя не включила фары. Глаза постепенно привыкали к темноте. Когда она была маленькой, они с родителями часто бывали в этих лесах,