Непосредственный человек - Ричард Руссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За что спасибо?
— Что не высмеял мое решение. Не сообщил мне, какой я идиот.
— А мне следовало это сделать?
Он зыркнул на меня. Наши руки разомкнулись.
— Ты уверен, что со свадьбой придется ждать до июня? — спросил я.
— Не вижу других вариантов, — ответил он всерьез, трогательный момент помрачил его зрение. — А как еще?
— Просто я подумал, ты мог бы успеть в перерыве игры в ослиный баскетбол.
Вдруг за спиной у меня раздалось такое ржание, что я едва не поверил, будто в довершение шутки прямо в кабинете декана материализовался осел. Но это была всего лишь Марджори — вернулась, пока я был во внутреннем кабинете. Ей не сразу удалось овладеть собой, а когда удалось, вид у нее был такой, словно она охотно перерезала бы себе глотку, только дайте нож. На глазах у нее выступили слезы стыда.
— Ох, Джейкоб, — пробормотала она, — извини, пожалуйста.
По правде говоря, мне тоже стало стыдно, и я не посмел оглянуться на Джейкоба, который застыл неподвижно. И все-таки зря я не оглянулся на него — тогда я бы отвел глаза от Марджори, которая вновь принялась ржать.
Глава 25
— Так где же он? — потребовал ответа Фил Уотсон.
Мы изучали висевший на стене рентгеновский снимок в поисках камня — я был уверен в существовании камня по той простой причине, что он должен где-то быть. При виде меня Фил попытался скрыть первую реакцию, но не очень-то ему удалось. Для рентгена он оснований не видел, но сделал его, лишь бы я отстал. Это я настоял на рентгеновском снимке, я хотел доказать, что Фил ошибается: у меня есть камень. Что-то же мучает меня и терзает, вот уже неделю я воображаю себе этот камень и страшусь. Он сделался слишком реальным, и я не могу отказаться от него без борьбы. Фил Уотсон имеет двойное преимущество: он не страдает излишком воображения и его отец не Уильям Генри Деверо Старший, описанный в литературе производитель камней, поэтому Фил не согласился сразу же с моим диагнозом и прибег к стандартной медицинской процедуре. Прежде чем сделать, наконец, рентген, он взял анализ мочи и, не слушая мои протесты, мол, он делает все через задницу, обследовал прямую кишку с замечательной, на мой взгляд, скрупулезностью. Он сделал нечто под названием «внутривенная пиелограмма», результаты будут на следующий день, и отправил кровь в лабораторию на анализ, результаты ожидаются в конце недели. Что же касается камня, если он есть, то это камень-невидимка, и Уотсон, к его чести, не попрекнул меня: «Я же тебе говорил», по крайней мере, не попрекнул так откровенно. Будь у меня камень, сказал он, была бы и кровь в моче. Конкременты — это не пляжные голыши, обточенные приливной волной, это острые, зазубренные, мерзкие уроды. Он показал мне их фото. Нет, проблема в том, услышал я, что у меня увеличена простата и слегка растянут мочевой пузырь, хотя ни одна из этих причин сама по себе не должна вызывать столь острых симптомов, на какие я жалуюсь. Но выгляжу я скверно, с этим Фил не спорил. Что со мной неладно? Это бы он и сам хотел знать. По крайней мере, в этом мы единодушны.
— Может, прячется где-то? — повторил я, все еще не желая отречься от своего камня. — Что-то его заслоняет, наверное.
Фил сделал гримасу, намекая, что подобное объяснение ничего не объясняет.
— Конкременты не прячутся. Если он такого размера, что вызывает закупорку, его должно быть видно.
Я всмотрелся в снимок.
— Да у меня тут и члена нет, — возмутился я, пусть и не вполне справедливо: имелся абрис, намек, призрак члена.
— Смотри, — терпеливо разъяснил Фил, — существуют два вида конкрементов в мочевыводящей системе. Почечный камень мог бы перекрыть уретру вот здесь. Они маленькие и очень болезненные. Теоретически могут не обнаруживаться на рентгеновском снимке. Проблема в том, что почечные камни не препятствуют мочеиспусканию. Ты чувствовал бы боль внизу спины. И мочился бы, как призовой рысак.
Теперь, слушая его, я припомнил, как папа сгибался от боли, просил маму помассировать ему спину. И вечно бегал в туалет.
— Не с таким членом, — проворчал я. — Что я, рысаков не видел?
Уотсон отмахнулся.
— А что касается камня в мочевом пузыре, вот тут, он в самом деле может перекрыть отток мочи так, что она из глаз польется. Если такой камень не удалить или не раздробить, почки отказывают, пациент погибает. Проблема в том, что для такого эффекта камень должен быть огромным. С доллар как минимум.
— Значит, камня нет.
— Другие версии представляются мне более вероятными. Я пока вижу три. — Он выключил экран, покончив с моим камнем. Щелчок — и растворился и я сам, и призрачный член. — Увеличенная простата, как я уже сказал. К сожалению, тот самый возраст. Может, чуть рановато, но такое не редкость.
— Что с ней будем делать?
— В долгосрочной перспективе? Вероятно, удалять предстательную железу. В краткосрочной может быть предписана катетеризация для снятия давления. Однако сначала дождемся результатов ВПГ.
Я постарался скрыть дрожь.
— Версия номер два?
Он помедлил.
— Об этом беспокоиться не будем, пока не получим анализ крови.
— Рак?
Снова пауза.
— Опухоль — возможно. Однако следует помнить, что далеко не все опухоли злокачественные.
— Разве опухоль не была бы видна на снимке? — спросил я, вдруг сообразив, что Фил выключил экран прежде, чем перешел к обсуждению версий.
— Иногда бывает не видна.
— Давай еще раз посмотрим, — предложил я.
Фил покачал головой:
— Подождем результатов анализа.
— Да включи же! — Я подался вперед, чтобы нажать на кнопку.
— Не надо, — остановил он меня. — Пальпируя прямую кишку, я нащупал асимметрию, которая меня беспокоит. Незначительную. Возможно, ничего там и нет.
Как это объяснить? Как объяснить странное возбуждение при этой вести? Страх? Разумеется. Но было что-то еще, и это «что-то еще» я не мог объяснить. Потому что страх, конечно же, в такой ситуации был бы совершенно адекватной эмоцией. Беспримесный страх смерти удовлетворил бы Уильяма Оккама, а значит, должен бы удовлетворить и меня. Мы же говорили о моей бренности. Нет нужды усложнять, нет нужды умножать сущности, нет нужды трепетать в предвкушении. И все же — трепет восторга. Я почувствовал возбуждение, которое шевельнулось в паху и распространилось наружу и вверх, как моя запертая моча.
— Какова же третья версия? Я уже умер и это все тебе снится?
— Третья версия —