Двенадцать королей Шарахая - Брэдли Бэлью
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яхта накренилась, поворачивая к мрачному клочку земли, на который указывала Мерьям, прошла по гребню высокого бархана. Рамад схватился за борт, стук из трюма усилился.
– Чего хочет Масид?
– Это я и пытаюсь узнать. – Мерьям махнула рукой Дана'илу. – Тормози!
– Есть! – откликнулся Дана'ил.
Солнце коснулось изломанной горной гряды, темное пятно на горизонте превратилось в каменистую пустошь. Черные валуны размером с дом торчали из песка, и Рамад даже представить не мог, как Дана'ил умудряется между ними лавировать. У края пустоши они бросили наконец якорь и убрали паруса.
– Приведите его, – велела Мерьям, направившись к сходням, но Рамад помешал ей, схватил за костлявое запястье. Глаза Мерьям вспыхнули. – Убери руки! Я не твоя жена!
Рамад немедленно отпустил ее, не глядя на смутившегося Дана'ила. Глаза Мерьям пылали огнем, но то была не просто злость – нечто нездешнее. Ее разум блуждал в иных местах, как всегда перед тем, как она начинала творить магию.
– Сперва скажи, зачем мы здесь, – потребовал Рамад. – И зачем надо было тащить в это жуткое место шарахани.
– Переживаешь об одном из Воинства?
– На Воинство мне плевать. Я забочусь о моей команде. Забочусь о тебе.
Мерьям моргнула.
– Мы пришли за ответами, Рамад.
– Да, но кому ты будешь задавать вопросы?
– Увидишь.
– Скажи, или мы поворачиваем обратно!
– Приведи его, и скажу.
Она сняла с оружейной подставки копье, бросила его на песок и, спустив с борта веревочную лестницу, слезла сама. Рамад обернулся к Дана'илу. Первый помощник стоял по стойке смирно, готовый на все, кроме того, чтобы затаскивать Мерьям обратно. В ответ на вопросительный взгляд он только плечами пожал.
– Что ж, тащи его, – бросил Рамад и спрыгнул на песок.
Мерьям вышла на пустошь. Черная каменистая земля под ногами выглядела странно, будто стекло. Шаги Рамада гулко отзывались среди камней, тонкие ручейки песка струились, гонимые ветром. Порой вокруг раздавались призрачные, жуткие звуки, будто стоны давно забытого божества.
Вскоре матросы вытащили на палубу связанного мужчину с кляпом во рту и под конвоем потащили к Мерьям и Рамаду, решительные, вооруженные до зубов, готовые к любой опасности. Пленник то и дело вертел головой по сторонам, тяжело сопя. Он понимал, что его ждет.
– В этом мире есть существа, которые куда старше нас с тобой, – сказала Мерьям, ведя их куда-то вглубь пустоши. – Создания, способные заглядывать в другие миры. Они будут говорить с нами.
– Но нужно заплатить цену.
– Верно, – мрачно усмехнулась Мерьям. – Нужно заплатить цену.
Конечно, он знал, зачем Мерьям велела забрать с собой пленника, хозяина дубильни, укрывавшего Масида. Масид не стал задерживаться на одном месте, и они бы взяли его, не помешай Алдуан… Эта несправедливость мучила Рамада, как нож в ране. Отец его убитой жены запрещает трогать убийцу! Но про пособников Масида царь ничего не сказал, поэтому когда Мерьям потребовала кровавой жертвы, Рамад сразу понял, кого выберет.
Вдалеке наконец показалось то самое место, которое искала Мерьям: мелкое углубление в камне. От него во все стороны бежали трещины, словно нечто рухнуло туда много лет назад.
– Сюда, – сказала она, указывая на углубление кончиком копья. Кожевенник был напуган, но не молил о пощаде. Он лег в углубление как в могилу, дрожа, прижав связанные запястья к лицу и безостановочно бормоча молитву Бакхи. Мерьям стояла над ним с копьем наготове, как часовой. Вот она занесла копье над головой обеими руками, шепча что-то на языке древних магов, обошла вокруг жертвы раз, второй, третий. С каждым кругом слова ее становились все громче.
– Гулдратан! – крикнула она, задрав голову к темнеющему небу, и одним ударом пронзила грудь жертвы.
Кожевенник закричал, извиваясь, схватился за копье, будто пытаясь вытащить, но оно глубоко вошло в камень, и скоро голова несчастного запрокинулась, тело обмякло.
Рамад удивился неожиданной силе Мерьям. Как она смогла вонзить копье так глубоко, что камень поглотил половину острия? Сам Рамад ни за что бы не смог повторить этот подвиг… да ни один из его людей не смог бы. Но Мерьям сделала это с легкостью, магия бурлила внутри нее.
Она омыла руки в крови кожевенника и начертала на его лбу знак, который лишь несколько раз встречался Рамаду – в древних книгах библиотеки Альмадана. Не обращая внимания на резкий железный запах, она нарисовала магический символ на лбу Рамада, перешла к Дана'илу, к матросам, не обращая внимания, на ком рисует. Символы были похожи, но каждый немного отличался.
– Гулдратан! – вновь воззвала она, повернувшись к солнцу и темным скалам. – Приди! Приди на мой зов!
Ее слова терялись в бесконечной Шангази, но в них была сила, сила темного неба, гудящего ветра и черного камня.
– И в третий раз я зову тебя, Гулдратан! Приди! Приди по зову своей рабыни!
Рамад заметил движение в тенях. Что-то надвигалось из пустыни, в сумерках он никак не мог разобрать, что это было… но хорошо слышал его, чувствовал всем телом. Ритмичный шаг. Тошнотворный скрежет когтей по камню. И булькающий рык. Рык древнего зверя, вдвое превосходящего Рамада ростом.
Тьма пустыни тянулась за чудовищем, тени сгущались вокруг него, словно плащ, и из теней на Рамада не мигая смотрели два желтых глаза.
Эрек. Зверь, сотворенный Гожэном, богом падших созданий и черных мыслей.
Эреки были переменчивыми, капризными и мстительными. Тех, кто пытался подчинить их, ждал ужасный конец. Кровь на лбу вдруг показалась Рамаду нечистой, ему захотелось немедленно стереть ее с себя, со своих людей.
Он не был противником магии крови – разве не естественно использовать то, что дали людям первые боги? Эоны назад они, прежде чем покинуть этот мир, вдохнули жизнь в первых людей и влили в них собственную кровь – бесценный дар, которого даже младшие боги не удостоились.
Но Мерьям тратила этот дар на тварь, созданную Гожэном. Он сделал эреков, подражая древним богам, создавшим людей, и теперь жуткие чудовища бродили по миру, жаждая настоящей жизни, вмешивались в человеческие дела, алкая крови.
Союз с такой тварью ничего хорошего принести не мог. Вот почему Мерьям до последнего не рассказывала, что собирается что Рамад запретит. А он, ослепленный желанием поскорее закончить с царским приказом и насадить голову Масида на копье, доверился ей!
Эбеновая кожа эрека блестела в свете луны. Выше пояса он выглядел как мускулистый мужчина, но нижняя часть, покрытая мехом, напоминала буйволиную тушу. Раздвоенный остроконечный хвост хлестал по камням, из головы черной короной росли шипы, наследие Гожэна. Он брел, пригнувшись, раскинув
