Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы - Абрам Рейтблат

Товарищ министра народного просвещения кн. Ширинский-Шихматов»[724].

Распоряжение это было доведено до редакторов петербургских периодических изданий («Северная пчела», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения», «Сын Отечества», «Ведомости С. – Петербургской полиции», «Русский вестник»), знакомство с ним они должны были засвидетельствовать своей подписью[725].

В том же, 1843 г. из-за другой певицы пострадала (и гораздо сильнее) газета «Русский инвалид». Там в № 234 было напечатано, что накануне публика Большого театра с восторгом слушала пение Виардо, однако в тот день спектакль был отменен. Николай I повелел автора заметки посадить на гауптвахту на неделю, а в «Русском инвалиде» запретить помещать материалы о театре[726].

Директор театральной дирекции Гедеонов по поводу этого случая писал министру двора: «…в журналах статьи о театрах весьма редко добросовестны, а по большей части наполнены пристрастия, несправедливости и даже злобы. Незнание искусства явно высказывается, словом, журналисты пишут о театре не для пользы искусства, но для собственной выгоды, чтобы пополнить столбцы своего журнала и, возбуждая любопытство, увеличить число своих подписчиков, придерживаясь правила, что одна строчка злобной клеветы более заманивает, нежели целые страницы похвал. По постановлениям статьи о театрах не могут быть печатаемы без особого разрешения вашего, но, сколько мне известно, все-таки многие печатаются, не доходя до вашего сведения <…>»[727].

В январе 1845 г. начала выходить газета «Театральная летопись». Однако в феврале на 8-м номере она была запрещена, как пояснял в воспоминаниях ее редактор, за «слишком резкий тон статей газеты, относившейся большею частью отрицательно ко всем явлениям театрального мира»[728].

Гедеонов и в дальнейшем стремился всячески сузить возможности писать о театре. Так, когда в 1848 г. в «Ведомостях Московской городской полиции» была помещена статья «Несколько слов о Косицкой», в которой очень хвалили эту молодую актрису, он просил Волконского ходатайствовать о запрете писать в этой газете о театре, поскольку «подобные беспримерные похвалы <…> дают повод артисту увлекаться ими и думать, что он достиг уже полного совершенства и не должен идти далее в своем старании <…>»[729].

Однако, несмотря на все старания театральной дирекции, круг изданий, печатающих отзывы о спектаклях, постоянно расширялся. С наступлением же эпохи гласности после смерти Николая I положение о двойной цензуре театральных рецензий было отменено, и спектакли стали рецензировать многие газеты и журналы.

Характеризуя цензурную политику в отношении театральных рецензий, следует отметить, что вначале власть применяла исключительно запретительные меры, в течение 13 лет практически не позволяя рецензировать постановки в императорских театрах. Но потом тактика была изменена. Как и по отношению к общественному мнению в целом, власть (в лице III отделения) стала по совету Булгарина использовать метод «направления» общественного мнения, а точнее, его имитации. Это значит, применительно к данной теме, что печатались якобы объективные отзывы критики, которые на самом же деле жестко цензурировались, а иногда и корректировались и дописывались представителями самого театрального ведомства, и отражали в результате оценки не только публики, но и властей.

Булгарин и Наполеон [730]

Тема этой небольшой статьи, посвященной связям столь разных по характеру исторических фигур, может показаться экстравагантной или просто курьезной, но мы попытаемся показать, что она вполне закономерна и важна для понимания русского образа Наполеона.

Тому есть несколько причин. Во-первых, Булгарин был связан с Наполеоном биографически: это единственный русский писатель, который встречался с ним. Во-вторых, он много писал о Наполеоне, а поскольку редактируемая им «Северная пчела» широко читалась и была авторитетна для многих читателей, то Булгарин в определенной степени формировал отношение к Наполеону в России. И, наконец, в-третьих, булгаринская трактовка Наполеона была весьма своеобразна и значительно отличалась от того, как характеризовали французского императора другие русские публицисты и писатели.

Начнем с биографического аспекта. Булгарин вспоминал на склоне лет, что «с первых лет <…> юности <…> почитал Наполеона великим мужем, не верил, по инстинкту, вымышляемым на него клеветам…» и что во время учебы в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе в первые годы XIX в. он и опекавший его учитель Лантинг «восхищались Первым Консулом, и хотя досадовали, когда он принял императорское звание, но извиняли его обстоятельствами. С наслаждением читали мы прокламации Наполеона к его войску. Это совершенство военного красноречия! Не много таких полководцев, как Наполеон и Суворов, которые бы, подобно им, умели двигать сердцами своих подчиненных, каждый в духе своего народа. Наполеон и Суворов знали, что, не воспламенив человека, не тронув его за сердце, нельзя ожидать от него великих дел!»[731]

Однако после окончания корпуса Булгарину пришлось в 1806–1807 гг. участвовать в войне с Наполеоном (под Фридландом он даже был ранен и получил за этот бой орден Анны 3-й степени).

По завершившему войну Тильзитскому миру (1807) из большей части польских областей, принадлежавших Пруссии, было образовано Герцогство Варшавское. Позднее, 5 августа 1811 г., Наполеон заявил: «В случае войны, если успех будет на моей стороне, то первым следствием его будет самобытность (т. е. независимость. – А.Р.) Польши»[732]. Булгарину, поляку по происхождению и пламенному польскому патриоту по убеждениям, все это было далеко не безразлично[733]. Вспоминая о тех временах, Булгарин писал: «Поляки народ пылкий и вообще легковерный, с пламенным воображением. Ему непременно нужна какая-нибудь умственная игрушка, для занятия. Патриотические мечтания составляли его поэзию, и Франция была в то время Олимпом, а Наполеон божеством этой поэзии. – Наполеон хорошо понял свое положение и весьма искусно им воспользовался. Он дал полякам блистательные игрушки: славу и надежду – и они заплатили ему за это своею кровью и имуществом»[734].

Булгарин в 1811 г. был уволен из русской армии, перебрался в Варшаву, потом в Париж, где и вступил во французскую армию. В 1811 г. в составе польского легиона французских войск он воевал в Испании, в 1812 г. в составе 8-го уланского полка под командованием Томаша Любеньского принимал участие в походе Наполеона на Россию. Известно следующее мемуарное сообщение: «…во время отступления из Москвы, когда бригада генерала Корбино, в которую входил уланский полк Любеньского, получила приказ обследовать местность между Старым Борисовом и Стадзенкой (Stadzienka) для облегчения переправы через Березину и наведения там мостов, Булгарин как литовец, знакомый с местностью, указал брод через Березину и первый переправился, что я сам видел, не зная еще тогда Булгарина, который мне позднее об этом рассказал, утверждая, что это он был тем офицером»[735].