Тайна замковой горы - Людмила Георгиевна Головина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Купр махнул рукой, очень медленно уменьшился, а затем, не сказав мне больше ни слова, протиснулся в узкий проход.
Не знаю, сколько времени прошло, пока я, наконец, пришёл в себя и стал медленно спускаться с горы. День наступил давно, пели птицы, светило солнце. А на душе у меня была непроглядная тьма. Я думал только об одном: как исполнить обещание и вернуть утрату. Меня уже больше нисколько не влекли красоты Внешнего мира. Как я был бы счастлив оказаться сейчас в горе, с моими братьями! Мысль о том, что я, возможно, стал виновником их гибели, угнетала меня. И даже расставание с Фло уже не казалось мне таким трагическим событием, как день назад.
77. Рассказ Руби. Что было дальше
Уважаемые господа, теперь вы знаете главное, знаете, мою вину, и каким образом наша «Жизнь горы» оказалась в руках людей. Я понимаю, что не смогу описать вам все годы, столетия, которые я прожил в непрестанном страхе за судьбу братьев, терзаемый муками совести и не находивший ответа на вопрос: как исправить моё деяние, которому не могло быть оправданий.
Очень скоро я потерял надежду на то, что Куница добровольно вернёт мне камень. Во-первых, я боялся людей и научился наблюдать за ними так, что они меня не замечали. А во-вторых, Куница никогда не отдал бы мне камень, ведь он был уверен, что тот является залогом процветания их племени.
И жизнь людей, действительно, налаживалась. Я не успел и глазом моргнуть, как поселенцы уже соорудили несколько грубоватых, но прочных деревянных хижин, да к тому же и со сложенными из камней очагами. Следующей весной они распахали поле и засеяли его какими-то злаками. На пастбищах паслись овцы и козы. Поселенцы привели с собой не слишком много живности, но на хороших кормах она быстро размножалась. С удивлением смотрел я на животных, которые пришли с переселенцами. Меня особенно поразили лошади. Они, такие большие и сильные, повиновались человеку, позволяли ездить у них на спине и пахали землю, таща за собой соху. Ещё люди лепили из глины и обжигали на кострах посуду, плели корзины и даже обрабатывали металлы, пусть грубо и примитивно, но я видел, как они быстро совершенствуются. Ну, и, конечно, они много охотились. Зверей в лесу становилось всё меньше, да и сам лес редел. Нетронутой оставалась только поляна у подножья горы. Раз в год, весной туда приходил Куница с Мудрейшим. Они совершали какой-то обряд и оставляли на поляне привязанного ягнёнка. Надо ли говорить, что бедняга становился добычей волков. Это называлось: принести жертву. Потом я, жалея ягнёнка, стал его отвязывать и потихоньку возвращать в стадо. Мудрейшим был уже не тот, который объявил Куницу вождём. Тот вскоре умер и был торжественно погребён с исполнением странных, на мой взгляд, ритуалов. Скажу пару слов об этих Мудрейших. На самом деле их имя звучало вроде: «память племени». Они были чем-то средним между жрецами, сказителями и ходячей библиотекой. Готовили Мудрейшего с детства. Отбирали самых смышлёных мальчиков с хорошей памятью. Они поступали на испытание к младшему Мудрейшему (рядом со старшим всегда был один из повзрослевших учеников, готовый в любое время заменить его). Младший заставлял их наизусть запоминать длинные тексты, иногда совершенно непонятные, а потом в течение некоторого времени проверял, как крепко эти тексты держатся в их детской памяти. Самых способных (обычно двух) оставляли продолжать обучение. А все остальные возвращались к родителям. Те дети, которые официально становились учениками Мудрейших, облачались в особую белую одежду. Родители теряли право на них, и ученики Мудрейшего становились как бы его детьми. У них не было имён, им не полагалось выполнять никакой работы, воевать, охотиться. Они не могли иметь семью. Их главной задачей было затвердить наизусть все предания, сказания, ритуалы, священные тексты, песни, былины, сведения обо всех обычаях, об истории племени… Книг тогда не было, и Мудрейшие были ходячей памятью своего народа. Потом одного из двух учеников могли отпустить (чаще всего, после смерти самого старого Мудрейшего). Этому отпущенному ученику племя делало большие дары, он мог жить отныне обычной жизнью, но навсегда оставался одним из самых уважаемых членов своей общины. А другой, оставшийся ученик, достигнув определенного уровня знаний, сам начинал искать себе учеников. Вот так и сменяли друг друга Мудрейшие, передавая эстафету знаний. Когда появилась письменность, Мудрейшие сами стали переносить то, что хранилось в их памяти на пергаментные свитки. А потом, уже в эпоху христианства, к ним стали относиться как к колдунам, и через какое-то время каста Мудрейших исчезла. Как исчезли практически и все их свитки: церковь не слишком жаловала языческие предания и обычаи.
Но вернусь к тому времени, когда правил этим краем вождь Куница. Прошло несколько лет, и он при радостном ликовании своего племени ввёл в свою хижину девушку и назвал ее своей женой. Через известный срок она произвела на свет сына Куницы, и тот нарёк ему имя – Чудесный Камень.
Вот так, уважаемые господа Вундерстайны появился на свет первый представитель вашего рода, который носил это имя. А через несколько лет женился и Светляк. Из юноши он превратился в крепкого сильного мужчину, удачливого охотника и умелого мастера. Всякая работа спорилась в его руках. Но как и в свои юные годы он был беззаветно предан Кунице и всегда был готов прийти тому на помощь. Как-то на охоте на Куницу напал огромный медведь, и было бы ему несдобровать, если бы на помощь не кинулся Светляк и не сразил зверя рогатиной.
Вот так и пошли рука об руку через долгие-долгие годы род Куницы и род Светляка. Много поколений промелькнуло с тех времён, а потомки Светляка – Микельсы по-прежнему преданы роду Куницы. И потомки Куницы благодарны потомкам Светляка за то, что всегда рядом с ними было надёжное плечо.
78. Рассказ Руби. Сквозь долгие века
Вундерстайны молчали. Трудно было поверить в то, что они услышали. Могло ли это быть правдой? Как это возможно – разговаривать с человеком (ладно! пусть не человеком), который отчётливо помнит столь отдалённое прошлое, знал их древних предков, основателей рода? Это не укладывалось в голове.
Руби, кажется, уловил их мысли и продолжал:
– Я рад был бы рассказать вам о каждом дне жизни с людьми, обо всём, что хранит моя память, но время нашего плавания близится
