Хасидские рассказы - Ицхок-Лейбуш Перец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шум поднялся в доме. Мясник, вне себя от гнева, мечется по комнате и орет: «Не нужно мне жениха — неуча! Вон его!..» Точно бешеный набросился он на бедных ученых, своих посланцев, стал их бить и за бороду таскать, из дому выгнал… Накинулся на музыкантов; стал швырять и ломать вырванные из их рук инструменты. Подбежал к невесте, сидевшей посреди зала в ожидании жениха, и сорвал фату с головы ее… Выбежав из задней комнаты, сорвал с жениха подаренный наряд, и выбросил его чуть ли не голого на улицу, швырнув за ним вслед узелок со старым платьем и палку. Гости попочтеннее поспешили убраться.
Из ученых остался один лишь Ханания. Стоит ошеломленный, не трогаясь с места. Слышит, как мясник кричит. «Жалко заготовленных кушаний! Давайте сюда плотника! Держите балдахин наготове…» Ханания силой сорвался с места и выбежал из дому. На улице ему встретился рош-иешиво. Тот остановил его и говорит: «Ханания, ты можешь мир погубить, забудь премудрость!»
И в ту же минуту — рассказывает Ханания — у меня что-то треснуло в голове, нечто там лопнуло, и я остался, точно голубятня без голубей, без слова науки!.. Упав к ногам рош-иешиво, я, сокрушаясь душой, стал просить о помощи. Тот вздохнул: «Бог весть, можно ли помочь тебе?»
Стал я плакать и рыдать. Указал он тогда на жениха, стоявшего, задвинувшись за угол, не зная, куда идти, к кому обратиться в чужом городе.
— I Прежде всего, — сказал мне рош-иешиво, — пойди и проси прощения у него.
— Я боюсь. — Рош-иешиво тогда повторил:
— Иди, упроси его пойти с тобой в ваш дом… Я также приду туда…
Я направился к опозоренному жениху, Тот, завидев меня, побежал мне навстречу и говорит.
— Прощаю! Прощаю! Вполне извиняю… Эта девушка — не мне в жены суждена.
Я предпочел бы казнь его дружелюбию. А юноша положил мне руку на плечо и называет товарищем.
— Каким товарищем может быть неуч сыну премудрости! — воскликнул я с горечью.
Юноша изумлен моим тоном. Я рассказал ему про проклятие рош-иешиво. И юноша утешил меня:
— Когда мне покажется старец-учитель, я попрошу его за тебя!
Я отправился с юношей в дом своей матери, испытывая в пути адские муки; из его научной беседы я не понимал ни слова… Плачет сердце во мне от тоски по премудрости, в душе темно и пустынно, точно в развалине ночью… Вошли мы в дом. С рыданиями упал я на грудь матери:
— Матушка! Бог покарал нас с тобою… Сын твой превращен в неуча…
Мать побледнела, дрожащим голосом спрашивает:
— Кто сглазил тебя?
Рассказал я ей про несчастье свое, указывая на опозоренного жениха. Мать заломала руки, вопит, рыдает горькими слезами. Сестра моя, Эстер, тихо плачет в углу. Вдруг вошел рош-иешиво и обратился к Эстер:
— Послушай, девица, пойди на кухню, приготовь покушать ученому, — сказал он, указав пальцем на бывшего жениха. — А если счастье тебе улыбнется, — прибавил рош-иешиво, — он с тобой под венец пойдет.
Скорбно взглянула Эстер на жениха и его убогую внешность, однако отправилась на кухню. Рош-иешиво обратился к матери:
— Не время, — говорит, — плакать… Ты сама виновата: не заботилась об Эстер, а его баловала… Нехорошо, нехорошо!
Мать еще сильнее расплакалась.
— Нечего плакать! — повторил рош-иешиво. — Нужно дело делать!
— Что делать? — спрашивает вся в слезах мать.
— А ты слушаться станешь?
— Буду! Буду! — спешит ответить мать.
— Прежде всего выдай замуж Эстер… Вот ее суженый!
Стон вырвался из груди матери:
— Этот юноша в лохмотьях, с палкой лесной!..
— Этот юноша удостоился слушать Слово Божие из уст пророка Илии. Так-то ты слушаешься?
— Простите, ребе!.. Я подчиняюсь, слушаюсь!..
— Сын же твой, — продолжает рош-иешиво, — должен подвергнуться мукам изгнания, пусть он скитается, пока Господь по неизреченной милости Своей не сжалится над ним… Ты когда-либо и на него глядя порадуешься, но лишь со временем… Эстер старше…
— Тебе, — обратился он ко мне, — быть может, и вовсе не было бы искупления за великое прегрешение твое… Но на твое счастье брак этот не состоялся по Божьей воле; дело кончилось к лучшему, как для жениха, так и для невесты!
— Для невесты также? — изумилась мать.
И рош-иешиво ей ответил:
— Знай, что Лея, дочь злого грешника, сама великая праведница, и мать ее покойница также молила за нее небеса, и Лее назначили в мужья великого праведника, одного из тех 36 сокровенных благочестивцев, молитвами которых мир держится… Он и есть тот плотник, которого богач потащил под венец, боясь, что ужин простынет. Но прошу тебя, держи слова мои в величайшей тайне, пока плотник сам не сочтет нужным открыться…
— Божьи чудеса! — говорит несколько утешенная мать.
— Теперь, — обратился ко мне и жениху рош-иешиво, — милые дети мои, обменяйтесь платьем!..
— А ты, — сказал он мне, едва я переоделся, — сейчас же ступай из города. Возьми с собой палку и береги ее пуще ока своего, прячь ее ночью под изголовьем. Я стану молиться, чтоб Господь явил тебе свою помощь, чтобы палка сия расцвела. Тогда расцветет и душа твоя, и вспомнишь ты снова Божью премудрость. Тогда лишь ты будешь вправе сбросить с себя это вретище. Пойди, ни с кем не прощаясь.
В комнату вошла сестра с яичницей на блюде. Увидев нас переряженных, она с испугу выпустила из рук блюдо. Блюдо со звоном разбилось, и рош-иешиво крикнул:
— Поздравляю! Поздравляю жениха и невесту!
Больше я ничего не слыхал. Я вышел из дома.
Вышедши из города, — продолжал Ханания рассказ, — он забрел в пустыню. Ни хлеба, ни воды. Но не о хлебе и воде мечтал он. Для плоти он довольствовался травкой, случайно попадавшейся в пути… Жил он в вечной опасности, со всех сторон угрожали звери, змеи и скорпионы. Но они его не трогали… Ворча и шипя, уступали ему дорогу. Понял Ханания, что дикие звери не властны над ним, что ему суждено лишь изгнание. Раз он слышал будто кто-то явственно произнес: «сей принадлежит…» — но не расслышал: кому…
И блуждал он так: дни и ночи, горюя о юных годах, уходящих без науки, без света, без луча в мрачной душе… Пусть бы он хоть одно Божье слово услышал! Пусть бы при нем хоть молитвенник был! А наизусть ни слова молитвы не помнит, ни слова! Однажды, — рассказывает Ханания, — посыпав голову песком, ради усиления своих мук став на одной ноге, он возопил к небу: «Премудрость! Премудрость!» Одно
