Два романа о любви (сборник) - Борис Горзев

Картина получалась такая. Вчера около половины пятого вечера в Домодедове, внутри аэропорта, в зале международных прилетов, произошел сильный взрыв. Уже много раз показывали по телевидению. Судя по всему, дело рук террористов с Кавказа. Есть погибшие. Сколько? Уточняется, но немало, на вчерашний вечер около тридцати пяти человек. На месте взрыва обнаружены останки предполагаемого террориста. Много пострадавших, раненых. У большинства минно-взрывные травмы. После взрыва возникло сильное задымление, но поскольку выбило стекла всех дверей, дым в зале вскоре рассосался. Восстановили освещение. Да, конечно, была паника, люди выбегали из здания, всё было залито кровью и покрыто слоем пыли, осевшей после взрывной волны, здание аэропорта частично повреждено, разбросаны личные вещи – в общем, бедлам и ужас. Понаехали «скорые», стали оказывать помощь и развозить пострадавших – кого куда: в близлежащие областные больницы, в городские московские, в том числе в Первую Градскую и Институт Склифосовского, это зависело от степени ранений и травм.

И тут выяснилось, почему Петр попал именно в «Склиф», это доктор, дежуривший в приемном отделении, узнал от врача «скорой». Там, в Домодедове, над лежавшим Петром суетился какой-то иностранец, до того оттащивший его к выходу, поближе к выбитым дверям, где поменьше дыма, и вот этот иностранец что-то говорил по-своему, говорил, требовал, и медики подумали, что пострадавший тоже иностранец, к тому же у него, скорее всего, перелом руки, явно контузия, спутанное сознание, и потому решили везти в «Склиф». Да, это не так близко, но вроде помирать он пока не собирается, вот и доставили сюда, в престижный травмоцентр, в сопровождении того иностранца. Как и еще пятерых пострадавших, на других «скорых».

А тот самый иностранец, продолжил доктор, он чудом совсем не пострадал, вот и ушел самостоятельно, выполнив свою миссию, только записал номер корпуса, отделения и фамилию врача. А вы оказались русским, усмехнулся, и хорошо. А тот иностранец, этот забавный парень, он кто? Итальянец, ответил Петр, он хороший человек, мой друг. Так что со мной?

Диагноз, если коротко, – минно-взрывная травма. Теперь подробно. Несколько резаных ран – на лице, голове, шее. Но это мелочи. Не мелочи – рука и голова. Думали, перелом плечевой кости, но, судя по снимкам, только трещина кости, поэтому на первые дни загипсовали от греха. Однако главное – это голова. От удара взрывной волны – контузия мозга с временной потерей сознания, зрения и слуха, с очагами ушибов поверхностей полушарий мозга о стенки черепа. Естественно, сотрясение мозга. Но спасибо еще, нет внутричерепных гематом. Так что, заключил доктор, удар от взрыва был приличным, а вот осколки погуляли по вашему телу очень лояльно, буйно, но лояльно, вам еще повезло, хотя вашему другу-итальянцу повезло куда больше, он вообще в рубашке родился, ни одной раны. А где ваш мобильник, не знаю, а личные вещи – в приёмном, как положено… да оставьте это, сейчас вам надо тихо лежать, лежать не вставая, поменьше говорить, слушаться докторов, скоро вас опять осмотрит невропатолог и еще раз сделаем УЗИ. А сколько вам тут валяться? Если никаких осложнений, то неделю. Снимем гипс, закроем раны и переведем вас в неврологию. Контрольная томография и прочее. Короче, посмотрим. Лежите, лечитесь, чинитесь, всё!

Петр поблагодарил (и мне УЗИ, подумал, как и Биче, только не живота, а башки) и, когда доктор, вышел, подозвал медсестру:

– Ирочка, золотая моя красавица, вот про катетер вы всё знаете, а мобильник у вас есть?

– Есть. Но больным…

– Как думаете, мне самому позвонить маме с папой или вас попросить?

– Ну если маме-папе, то могу и я. А что?

– Если я говорю вполне внятно, как диктор на телевидение, то тогда я сам. Ну, если дадите мобильник на минуту.

– Такому мужчине как не дать! – но затем предложила: – Лучше я сама позвоню, а то ваш голосок… да, еще не ахти. Диктуйте номер.

Оказывается, жить на больничной койке – это работа. То взятие анализов, то перевязки, то везут на рентген, то ставят капельницы или делают уколы, то осмотр очередного врача-специалиста. Но так лишь в первый день, успокоил сосед по палате, потом будет проще, можно будет и отдохнуть.

В перерывах между всем этим Петр думал о Биче. Что и как ей сообщить? И вообще сообщать ли? Ее волновать нельзя – и всегда нельзя, а сейчас, когда она беременна, особенно. Что же придумать? Ведь вчера он не позвонил ей, не отправил короткое компьютерное послание – дескать, долетел, всё хорошо, люблю, целую. А небось пронырливые итальянские СМИ разузнали про теракт в Москве и уже вечером с пометой «срочно» сообщили об этом по своему радио-телевидению, показали видео. А Биче, она не разбивается в московских аэропортах, ей что Шереметьево, что Домодедово – один черт, ей понятно одно: вчера ближе к вечеру, когда должен был приземлиться самолет из Триеста, в московском аэропорту произошел теракт, есть погибшие и раненые. Она, несомненно, это узнала. А он не написал ей, не позвонил, как договаривались. И что теперь делать?

Он вспомнил их разговор в последнюю ночь в Милане. Всё нас будет хорошо, сказала тогда Биче, не те теперь времена, чтобы были проблемы, тем более неразрешимые, не война ведь или что-то в этом роде. Он согласился и еще пошутил: остается только пожелать, чтобы кирпич на голову не упал… Вот он и упал, так уж вышло. Не убил, но досталось здорово. Биче, помнится, усмехнулась в ответ на этот «кирпич»: дескать, ни на чем не основанные речи. Вот как? Как это – ни на чем не основанные? А если в стране тлеющая гражданская война, точнее, межэтническая? Тогда «кирпич» – это очень основанное. Живешь в России – всё может случиться, такая тут судьба. Вот и ответ на твой любимый вопрос «что впереди?» Вот что!

Однако явились родители, и Петр успокоился. Они держались героически: маме удалось не заплакать, увидев перебинтованного сына, а отец только выругался крепко и, присев, сжал ему здоровую руку. Понятно, они порядком переволновались вечера. Сын должен был прилететь, позвонить, а вместо этого по телевидению… ну ясно что. Прождав пару часов, они стали звонить в справочную Шереметьева, потом Домодедова, и узнали-таки, что самолет из Триеста сел именно в Домодедове, и именно перед самым терактом.

Дальше шел понятный сценарий: по высвеченному на телеэкране специальному номеру телефона для справок о пострадавших – попытки узнать о человеке с фамилией Чичерин, потом обзвон моргов и больниц. Наконец уже под утро пришла ясность: в справочной Института Склифосовского сообщили, что человек, который, судя по паспорту, Чичерин Петр Андреевич, поступил вчера вечером и сейчас находится в таком-то отделении такого-то корпуса, состояние в целом не тяжелое, а операцию – нет, не делали. Родители стали собираться в «Склиф», а тут вдруг позвонила медсестра из отделения, куда угодил Петр, успокоила, всё объяснила, передала привет от сына, сказала, он ждет, можете приезжать, пропустим. Чудная девочка, заключила мама, бывают же такие!

– У меня все девочки чудные, – гордо сказал Петр, а потом с удовольствием решился: – А самая моя чудная, которая девочка еще и темнокожая, она беременна, и врет, что от меня. Как думаешь, мама, ей можно верить, если чисто по-женски?

Вот тут мама все-таки расплакалась. Отец подал ей платок, и, утерев глаза, она проговорила:

– Дурак ты, Петя! Слава богу, какой ты дурак!

Отец развил эту мысль:

– Как говорил классик, чтоб иметь детей кому ума недоставало? Это ясно, но срок-то какой?

– Говорит, в июне подарит вам внука или внучку. Кого точно, пока неизвестно, но скоро выяснится. УЗИ, понимаешь ли!

– Будет внук, – утвердил отец, – существо мужеского полу.

– Откуда ты уверен, пророк-всезнайка? – не преминула уколоть мама.

– От этой дамы, именно этой дамы сердца нашего бесхарактерного сына должен родиться человек сильного пола, ибо ее корень глубже. Она женщина с сильным корнем, это я понял, я на этом поприще, на дамах, собаку съел.

Это была старая песня отца – о женщинах, на которых он съел собаку, – и Петр перешел к главному на сей момент. Что делать, спросил? Вчера он должен был сообщить Биче о прилете в Москву, а вместо этого… А по ТВ в Италии, конечно, сразу показали, что произошло в ужасной Москве, сообщили о жертвах и прочем. А он не позвонил, не написал. А она волнуется – несомненно, звонила ему в Москву, но он не отвечает – ни по домашнему, ни по мобильному. И сейчас позвонить ей в Милан тоже не может, ибо мобильник исчез – скорее всего выпал из куртки после взрыва там, в аэропорту… Так что посоветуете делать?

– Как что? Звонить! – сказал отец, – вот тебе мой мобильник, звони хоть прямо сейчас.

– А что сказать, как объяснить мое вчерашнее молчание?

– Господи, ну придумай что-нибудь! Поехал к друзьям, напился, заснул под забором. Ну да мало ли что!

Петр с трудом помотал забинтованной головой: