Женщина без прошлого - Светлана Успенская

А потом, спустя час или два, звуковой ассортимент обогатился еще больше — к разноголосице ночных звуков добавился шорох крадущихся шагов, визгливый вой болгарки, беспорядочное щелканье зажигалки, легкое туканье молотка и звук бензиновой вспышки. А потом шаги прокрались обратно, после чего их шаркающий шепоток быстро стих вдали.

И тогда Вениамин Прокофьевич встрепенулся, обуреваемый своей знаменитой бессонницей. Он так и промучился до рассвета без сна.

В то время как на другом конце города, в темном подъезде сонного мухановского дома безуспешно боролся с неодолимой дремой его исполнительный, но, прямо скажем, довольно бестолковый внук.

— Какой он? — поинтересовался Веня, напрасно борясь с зевотой.

— Лица по темному времени не разобрать, а вот фигура определилась явственно, — подтвердил дед. — Он хромой. Да такой хромой, что сломанная нога во тьме зримо белела, как у призрака. И глухо постукивала по асфальту и рваному железу, как барабашка.

— На какую ногу хромой?

— Трудно сказать. По слабости зрения невозможно было различить.

Итак, требовалось найти хромого, который в лунную ночь наведывался на кладбище автомобилей с целью, о которой догадываются все, кто когда-либо слышал о перебивке номеров и прочих автоугонных изысках.

— Жалко, что ты дежурил на стоянке, а не я, — вздохнул Веня. — Потому что я всю ночь промаялся с фотоаппаратом на изготовку — Муханов не только никуда не выходил, но даже и свет в комнате не включал, чтобы прогуляться в туалет. А мне теперь спать до жути охота.

— А я спать не могу, — вздохнул дед, — потому что у меня неизлечимая бессонница.

Но Веня только ухмыльнулся на это.

«Бессонница, — саркастически подумал он, — знаем мы эту бессонницу, при которой от храпа мухи глохнут. Небось дрых всю ночь как сурок!»

Но вслух высказывать своих подозрений не стал. Потому что уважал деда и был снисходителен к его небольшим слабостям.

«Значит, хромой», — подумал сыщик.

Прекрасно. Примета яркая, легко запоминающаяся, легко различимая. Найти хромого в нашем маленьком городке — это раз плюнуть!

И Веня, несомненно, с изящной легкостью плюнул бы, однако проблема состояла в том, что ни одного хромого в наличии не наблюдалось. Буквально ни одного!

Косые имелись, глухие — тоже, от немых было не протолкнуться, а вот хромых не было! Не было даже легко прихрамывающих из-за сбитой пятки или косолапых из-за природных свойств. По крайней мере, Веня не знал ни одного такого индивидуума.

Любой из патентованных сыщиков, недалекий, ограниченный человек, пребывая в шорах своей предубежденности, попал бы в тупик или решил, что дедушка по ночному безвидному времени ошибся насчет гипса и сломанной ноги. Шерлок Холмс бессильно опустил бы руки, мисс Марпл повесилась бы. Эркюль Пуаро сбрил бы усы. Все они растерялись бы, отказываясь продолжать расследование, — но только не Веня!

Юноша напряг свой мыслительный аппарат и через какие-нибудь шесть с половиной часов пришел к выводу, что дедушка нисколько не ошибся, а просто неправильно идентифицировал увечье. И неизвестный, перебивавший лунной ночью автомобильные номера, был вовсе не хромым, а совсем наоборот, одноруким.

Решив для себя эту проблему, Веня повеселел, успокоился и отправился допрашивать однорукого, который, слава богу, в городе имелся и даже был лично знаком Вене.

Это был Айрат, которому неизвестные, подосланные его конкурентом, сломали руку, временно лишив его иных способов к существованию, кроме криминальных.

Айрат

Слушай, я уже говорил, что не трогал этот «джип» почти.

Этот человек два дня назад пришел ко мне, мол, дело есть. Заплачу, говорит, хорошо. Горе у меня, говорит, большое, машина разбилась вместе с женой.

Как не помочь убитому горем человеку? Ну, я согласился. Это же благородное дело — другу помочь. Мне ведь правую руку покалечили, а я на самом деле левша. Да и работа несложная, фрезой зашлифовать номерную площадку да цифру выбить, из восьмерки шестерку смайстырить, как будто всю жизнь так и было… Тем более, что все прочие знаки отсутствуют по причине давнишнего взрыва.

Ладно, земеля, всем расскажу, кому надо, и в телевизоре выступлю на всю страну, только не бей. В прямом эфире всю подноготную выложу-расскажу!

Ушел, сволочь…

Але, Вадим? Беда, земеля, спасайся кто может. Ментовка приходила, про твой автомобиль спрашивала, но я ничего не сказал — тссс, молчок! И не скажу, потому что Айрат никогда земляков не выдает!

Сидя перед горкой черного пепла, дедушка лучился самодовольством. Ему не терпелось поделиться с обожаемым внуком последними достижениями своего дедуктивного разума.

— Вот! — сказал он, демонстрируя Вене кучку пепла, добытую добросовестным Сифонычем. — Хочу заметить, мой достойный потомок, что даже старые оперативники, поднаторевшие в борьбе с тамбовскими бандами, тоже порой ошибаются. Однако эти люди отличаются от прочих смертных тем, что всегда готовы признать факт своей безусловной ошибки, нисколько не стремясь упорствовать в заблуждениях.

— Да, — кивнул Веня, — я уже понял это… Сам догадался, дед! Этот тип оказался одноруким, а не одноногим. Он уже во всем чистосердечно признался, причем совсем без физических усилий с моей стороны, а только мучимый нечистой совестью и небеспочвенными опасениями насчет собственного здоровья.

— Я вовсе не об этом, — невольно фыркнул дед. — Хочу сказать, что пепел, обнаруженный в могиле Мухановой, вовсе не сигаретный, как я на то уповал, а бумажный.

— Какая разница? — тоскливо удивился Веня.

— Кардинальная. Неизвестная особа, подсунувшая его в могилу, не могла знать, что мы, старые борцы с тамбовскими бандами, способны по сгоревшим останкам бумаги определять, что на них раньше было написано.

— И что же?

— Полное признание в содеянном. Переписка двух особ, состоящих в дружеских отношениях. Вот смотри…

Дедушка пинцетом приподнял черный завиток, на котором слабо проглядывали рукописные буквы.

— Слова разбираешь?

— С трудом… «Викуша! — ошеломленно прочитал Веня. — Предлагаешь так неожиданно…»

— Дальше, дальше читай! — восторженно подпрыгнул в кресле Вениамин Прокофьевич.

— Дальше не могу разобрать… Только отдельные буквы… Что-то вроде «анда», «овы», «иру»… Какую еще «Иру»?

— Ну как же… Когда я даже без помощи микроскопа и собственных очков явственно читаю: не «анда», «овы», «иру», а «скандалы», «демпинговые цены», «разорить» и «пустить по миру»… Таким образом, становится ясной суть письма…