Лиловый (I) (СИ) - . Ганнибал

-- ...Ты выглядишь так, будто тебя еще что-то беспокоит.

-- Меня столько всего беспокоит, сколько тебе и не снилось, -- улыбнулся здоровяк. -- Этот Ханса меня беспокоит, и даже Лейла. Ты меня беспокоишь. Грядущий поход меня знаешь как беспокоит.

-- Но... слушай, а как ты узнал о том, что у Хансы эта шкатулка?..

-- Я почувствовал ее. Локтем, -- Халик ухмыльнулся, -- когда припечатал парнишку под дых.

-- А.

Халик накинул на плечи бурнус; его комната находилась в соседней казарме, где он жил вместе с другими стражами Эль Хайрана, хотя ему, как генералу, старейшины маарри предлагали отдельный особняк на вершине горы, рядом с Эль Кафом.

-- На самом деле, -- задумавшись, негромко сказал он, -- этой ночью мне приснился дурной сон.

-- Д-дурной сон?

-- Ну, ты понимаешь... такие сны не снятся просто так. Особенно таким людям, как я. Послушай, парень, -- Халик внимательно заглянул ему в глаза. -- Если тебе приснится кошмар, обязательно расскажи об этом мне. Договорились?

-- Я... -- Острон осекся, вспомнив свой давний сон, почти бред, виденный им в ту ночь, когда его ранил Адель. С мгновение колебался, рассказывать или нет, потом кивнул: -- Хорошо, договорились.

Халик ушел.

Острону в ту ночь не спалось, и он спустился вниз, выглянул во двор; теплый ночной воздух мягко окутал его, но темнота неожиданно напугала его.

Не задумываясь, он поднял руку, и в его ладони вспыхнуло пламя.

Никого. Привычный двор казармы, огражденный забором, истыканное стрелами со вчерашней тренировки Сафир дерево, выщербленные терракотовые плиты.

Вздохнув, он уставился на пламя в своей ладони. Ну конечно, подумалось Острону, как испугаешься или рассердишься -- вот оно, тут как тут, любой высоты, какой пожелаешь. Чем сильнее испугаешься, тем больше огня. Хорошо, конечно, что в бою он обычно или пугается, или сердится. Правда, если доведется сражаться в отряде стражей, огонь вызывать будет нельзя: ведь остальных людей, обычных, пламя обжигает.

Такой вот он бесполезный, мрачно подытожил Острон. Хотя, быть может, если его в одиночку заслать в Тейшарк, он там перепугается насмерть и все спалит. ...Но Халик так рисковать никогда не станет, это точно.

Когда Острон возвращался в дом, тихие голоса с другой стороны привлекли его внимание; не сообразив сразу, что делает, парень подошел к окну, выходившему на улицу.

Под окном стояли две фигуры и о чем-то негромко спорили. Острон успел уловить только короткий обрывок разговора.

-- ...даже не вздумай сюда еще приходить, Матар, -- сердитый женский голос. -- Я тебе уже сказала, я теперь состою в рядах стражи Эль Хайрана и с какими-то глупыми бандитами не путаюсь больше.

-- К чему тебе эта идиотская стража? Я тебе говорю, сейчас очень хорошее время, уйдем из города, соберем шайку и...

-- Ни за что.

В следующий миг он узнал в одной из фигур Лейлу, смущенно отпрянул от окна и, стараясь не шуметь, пошел вверх по лестнице.

Только уже в комнате, в которой бесшумно спал Сунгай, Острону пришло в голову: значит, Лейла действительно была в банде разбойников. Конечно, вроде бы сейчас она достаточно непреклонно сказала "ни за что", но кто знает?..

Он поежился. О пустынных разбойниках временами рассказывали байки, а однажды на их племя напала небольшая банда, но они (во главе с дядей Мансуром) отбились. Обычно, впрочем, бандиты на мирных кочевников не нападали, предпочитая богатые караваны торговцев-марбудов или дороги, соединяющие селения оседлых племен.

"Хорошее время", сказал тот тип, с которым разговаривала Лейла. То есть, когда в Саиде неспокойно, и многие люди потеряли свой дом, когда племена спасаются бегством из южной его части, выходит, удобно грабить их?..

Хорошо, что Лейла сказала "ни за что". Она была своенравная девушка, но Острон успел к ней привыкнуть за прошедшие недели и не хотел думать о ней, как о разбойнице.

***

Зима медленно, но верно приближалась к своему пику. Конечно, на берегах Харрод этого почти не чувствовалось; ну да, временами дни бывали столь холодными, что люди надевали бурки, временами поднимался северный ветер, но Ангур все равно располагался на южном склоне горы, и ветер был заметен только на окраинах города да, быть может, на площади перед Эль Кафом. Острон после случая с янзаром поначалу был настороже, в каждом прохожем ему мерещился безумец; но никаких намеков на присутствие одержимых не было, Халик опять был вынужден уехать на запад, где за чертой города, в ахаде Суман, продолжали собираться новоиспеченные стражи Эль Хайрана, да и Ханса объявлялся в казарме редко, только на ночь. Где он пропадал -- Острону было неизвестно.

С другой стороны, Лейла выглядела все мрачнее и мрачнее. Острон еще пару раз замечал на улице того самого Матара, с которым она разговаривала в ту ночь; он бы не узнал его, если бы не кривой переломанный нос, контуры которого он увидел тогда в окне. Однажды Матар снова разговаривал с Лейлой, но на этот раз Острон увидел их издалека и не слышал, о чем; двое стояли на тротуаре, Лейла -- с очень недовольным видом, скрестив руки на груди, мужчина напротив нее будто бы уговаривал ее. Острон тогда возвращался с площади, на которой в последнюю неделю шли учения под руководством Сунгая и командира Усмана, чей отряд пришел в Ангур совсем недавно, и у парня было время на то, чтоб рассмотреть этого Матара. Если б он не знал, что Матар -- разбойник, решил бы, что это обычный моряк, каких в Ангуре было полно; лихо завязанный на затылке платок закрывал его голову, лицо поросло неровно стриженной бородой. Помимо носа, Матар ничем из толпы не выделялся: среднего роста, среднего телосложения, и бурнус на нем совершенно средний, такие носят тысячи кочевников. В меру потрепанный, в меру залатанный.

В тот вечер Острон уныло тренировался во дворе в полном одиночестве, -- немного глупо, конечно, когда пытаешься научиться чувствовать противника, которого нет, -- когда дверь распахнулась, и во двор кто-то выбежал. Он еще стоял с закрытыми глазами, спиной к двери, но по звуку шагов (а особенно по сердитому дыханию) сразу определил, что это может быть либо Сафир, либо Лейла; на всякий случай торопливо вспомнил, не натворил ли он чего такого, за что могла бы рассердиться Сафир. Вроде бы нет, с Ниаматуллой Острон в последнюю неделю встречался исключительно на площади, где будущий аскар тренировался держать ятаган вместе с другими новобранцами, к кабакам он и вовсе не приближался и ничего, конечно, не поджигал, если не считать дров в очаге и горна Абу Кабила (это была, между прочим, огромная честь: Острон был допущен в мастерскую кузнеца, хоть Абу и выгонял его сразу же после того, как разгоралось пламя).