Буря на Волге - Алексей Салмин

Вскоре Чилим попал на операционный стол. С виду сердитый врач сделал операцию. Он грубовато покрикивал на своих помощников, но операцию провел легко и быстро.

— Такой пустяк они не могли сделать на месте. Вот увидите, он через две недели будет на ногах. Все! Несите в палату!

Когда Чилим пришел в себя, он лежал уже на койке, но все еще думал, что находится в операционной, и не открывал глаз. Он почувствовал, как чья-то теплая,мягкая рука скользнула по лбу, откидывая к затылку всклокоченные волосы.

«Она?» — подумал он, и взгляд его встретился с печальным взглядом Нади. Но это продолжалось только один миг, и он снова потерял сознание. Надя побежала за старшей сестрой, та принесла шприц, и после укола ресницы Чилима снова зашевелились.

— Ну как? — спросила Надя.

— Будто ничего.

— Вот мы с тобой и встретились, — печально сказала Надя.

— Да, встретились, только встреча-то не больно радостная, — тихо протянул Чилим. — Что я теперь? Калека. Да как бы совсем распроститься...

— Не беспокойся, все будет хорошо. Я говорила о хирургом. Он утверждает, что рана не опасна, будешь жить. Еще поедем на Волгу рыбачить, — улыбнулась

Надя.

— Да, вот оно как получилось... Тот островок мы отбивали у белых, помнишь, куда рыбачить с тобой ездили. Островок-то отбили и даже деревню мою освободили, а тут меня и стукнуло. Видала, наверное, сколько раненых привезли сегодня, это все оттуда, с Волги.

— Ну ладно, ладно, успокойся. Тебе еще вредно много говорить, — прервала его Надя. — Я сегодня дежурю, попозднее к тебе приду, а пока лежи спокойно, отдыхай.

Чилим вскоре уснул.

Окончив свои дела, Надя отпросилась у старшей сестры к Чилиму. Но увидя его спящим, долго сидела на табурете у изголовья.

— Где мой прежний, здоровый, веселый Вася, - вздохнув прошептала она.

— Уже пришла, — отозвался он, открыв глаза.

— Все в порядке, — так же тихо ответила Надя, наливая в стакан светлой жидкости из квадратной склянки. — На-ка вот, выпей лекарство, — улыбнулась Надя.

— Ого, вот это ловко, — выпив спирт, сказал Чилим. — Хорошее лекарство принесла, спасибо. Где ты такого раздобыла?

— У главного выпросила, — ответила Надя, проводя ладонью по колючей щеке Чилима. — А оброс-то, оброс, как дикарь.

— Такая была жара, что и побриться некогда...

— На войну-то как ты опять попал? Мобилизовали, что ли?

— Где там, мобилизовали, сам пошел. Помнишь, когда ты обещалась приехать в деревню, как раз в тот день беляки налетели и пошли расправляться с нашим братом. Ну и на меня кто-то дохнул белякам в штаб. Меня тоже хотели прибрать. Пришлось убежать из деревни к красным. А теперь вот видишь, что из меня получилось.

— Мне тоже здесь не сладко было, когда белые в город вошли. Жуть, сколько они народу погубили. А когда побежали из города, мать было и меня тащила с ними отступать.

— Ты, значит, не пошла?

— И не думала.

— А мать-то, выходит, ушла?

— Обе с тетей Дусей отправились.

— А Сережка с кем теперь у тебя?

— У дворничихи оставляю, когда на работу ухожу.

— И давно ты работаешь?

— Как пришли красные, на второй же день устроилась.

— Ничего, взяли?

— А почему бы и нет? У меня есть на это документ.

— В партию ты еще не вступила?

— Хоть и не вступила, а сочувствую.

— Как только вылечусь, обязательно запишусь в сочувствующие, — твердо заявил Чилим.

— Да ты и так почти коммунист. Ну, хватит, милый, мне пора, а тебе тоже надо отдыхать. — Расцеловав Чилима, Надя ушла.

В окнах госпиталя начал голубеть рассвет.

Глава двадцать вторая

На Волге тишина — ни парохода, ни баржи и ни единого плота. Все где-то притаилось, притихло, остановилось и чего-то ждет... Только несколько лодок бороздят зеркальную гладь около горной стороны. Солнце уже перевалило за полдень, но из долины все еще тянет струя теплого воздуха, пахнет смолой. Вода у берега еще теплая, прозрачная. В тихих заводях кружатся сизые ленты налета от керосина, подносимого сверху течением.

Иван Яковлевич Плодущев уже давно сидит на камушке и быстрыми глазами следит за поплавком, ярко мелькающим в сизой глади.

— Клев на уду, ваше благородие! — издали еще кричит Василий Лукич.

— Спасибо, — тихо отозвался бывший пристав, чуть глянув из-под широкополой соломенной шляпы. — Ты что сегодня поздно?

— Делишки были, ваше благородие, — отвечал бывший урядник и, присаживаясь поблизости на камень, начал распутывать лески.

С приходом Советской власти они остались безработными и от нечего делать частенько стали приходить на берег Волги — поудить, поскучать и обсудить кое-какие делишки на вольном воздухе, скрываясь от солнечной жары, а еще больше от людей.

— Ну, как, ваше благородие, клюет немножко?

— Сегодня плохо, Чекмарев. Видимо, чего-то чует... — отвечал пристав, глядя на небо и стараясь отыскать там причину плохого клева. Но в небе чисто, одна светло-голубая пустота. И тем более она раздражает пристава. Он снова переводит свой взгляд на поплавок, а потом на урядника и спрашивает:

— Ну, как, господин урядник, скучно без должности?

— Так точно, ваше благородие, скучно!

— И что ж ты теперь думаешь делать? Поступать ведь куда-то надо?

— Я уже совался в милицию, да не больно-то берут. Нам, говорят, с прошлым не нужно, — печально отвечает Лукич.

— Да, брат, дрянь дела-то, хоть в пастухи иди.

— Тоже вряд ли доверят, — усомнился урядник. — Разве что в подпаски...

Так рассуждали они, сидя на камушках, свесив босые ноги в воду, и от безделья ловили на мух уклейку.

— А ведь вот так десятка три натаскать, ничего что мелюзга, а все же уха будет приличная, — сказал пристав, старательно насаживая на крючок муху и шевеля опущенными по-мужицки усами.

— Ваше благородие! — вдруг во всю глотку заорал Лукич. — Глядите-ка, глядите! Стреляют!

— Где, где? — выпуча глаза, озирался пристав.

— Вон за островком-то. Видали? Опять вода вверх взметнулась.

— Слава тебе, господи, — перекрестился пристав. — Это ж белые подходят, а ты тужил. Вот нам и работа. Давай бежим, надо подготовиться.

Они торопливо начали свертывать лески.

С приходом белых их верные слуги — пристав и урядник — ожили и снова горячо принялись за работу.

Только штабной пароход белых успел причалить к пристани, как они явились на палубу и предложили свои услуги.

— А! Здравствуйте, дорогой мой друг, Иван Яковлевич! — воскликнул полковник Степанов, пожимая крепко руку Плодущеву. — Ну, как, дружище, дышим? Красные тебя еще не поймали, не расстреляли?

— Как видите, господин полковник, бог миловал, нахожусь в полном здравии и без вакансии.

Подхватив под руку Плодущева, Степанов вместе с ним направился в штабную каюту.

— Присаживайся, закуривай, — пододвинув серебряный портсигар, сказал полковник. — Ну-с, как изволили поживать?

— Лучше спросите, господин полковник, что имеем проживать, — не без иронии сказал Плодущев.

— По старой дружбе, не желаете ли поступить к нам на службу?

— По-моему, и спрашивать не нужно, насчет этого и пришли.

— Вот и отлично. Я надеюсь на ваш опыт. Вы будете нам очень полезными помощниками. Вы с урядником здесь люди свои, всех отлично изучили, вот это-то для вас и ценно.

— Будем стараться, господин полковник, - радостно ответил пристав.

— Вот чего, Иван Яковлевич, для пользы дела, приходите вечерком попозднее, все оформим, потолкуем, будете по-старому жить дома, а службу сами знаете, какую должны нести... Дайте указания и вашему уряднику. Итак, с сегодняшнего дня вы оба находитесь на службе. Вечером получите обмундирование и оружие. А теперь — с богом. Вечером жду.

— Благодарю вас, господин полковник, — откозыряв, вышел Плодущев.

Встречая на мостках пристава, Лукич спросил:

— Ну, как, ваше благородие?

— Все в порядке. Мы уже на службе. С тебя приходится магарыч.

— Да уж как-нибудь обмоем нашу новую службу, — улыбаясь во всю физиономию, ответил урядник.

Поздним вечером пристав с урядником сидели на штабном пароходе в каюте капитана Орлицына, получали инструктаж предстоящей службы. Пристав был уже в офицерском кителе с серебряными погонами и при оружии. И усы, точно само собой, почуя ответственную службу, завились в крутой штопор. Василия Лукича восстановили в правах урядника.

— Вот какую работу будете выполнять, господин поручик, и вы, господин урядник, — начал свой инструктаж капитан. — Вы люди из этой местности, вам все углы и закоулки знакомы, вы все обычаи знаете. На вашей обязанности лежит выявление всех красноармейцев, матросов, сельсоветчнков, всяких комитетчиков и всех остальных подозрительных. Я надеюсь, что вы в этой работе имеете порядочный опыт, а поэтому справитесь с ней отлично. Приводить будете на пароход, а мы здесь уже найдем с ними общий язык... — сверкнув глазами, сказал Орлицын. — Конвой будете брать из моей команды. Вот и все. В остальном, я думаю, вы и сами не промахнетесь.