Троя. Герои Троянской войны - Ирина Измайлова

— Повинуюсь, о великий!

Игра была очевидной. Рамзес хорошо знал Сети и знал, что тот, в свою очередь, не хуже знает его самого. Начальник охраны не мог поверить, что Великий Дом испугался собачьего воя, равно как он едва ли спутал бы его с воем шакала. Просто ему зачем-то было нужно, чтобы Сети обратил на этот вой внимание и заметил тревогу своего повелителя. И то, что фараон приказал ему дежурить не у дверей, а именно на террасе, хотя внизу, под этой самой террасой, было полно охранников, означало только одно: ему нужно, чтобы Сети услышал его разговор с везиром и чтобы везир не знал о присутствии Сети при их разговоре. Такое случалось впервые, однако ошибиться было невозможно!

Но фараон хотел быть уверенным, что придворный правильно его понял, и проговорил уже ему в спину:

— Панехси получил известия об окончании ливийского похода нашей армии. Интересно будет послушать…

«Куда как интересно!» — подумал Сети.

И тотчас вспомнил, что с докладом о ливийском походе Панехси уже приходил днем. Значит, он пришел на сей раз не с докладом! А если так, то с чем же?

Начальник охраны стал на террасе возле самой стены, так, чтобы его не видно было снизу, из сада, и никак нельзя было заметить из окон, выходящих на террасу. Прислонившись спиной к стене, он стал слушать.

Вначале Рамзес и везир говорили возле двери, ведущей в коридор, и разобрать их слова было почти невозможно, но затем фараон подвел Панехси к окну и, должно быть, сел в кресло, заставив, таким образом, везира оставаться неподалеку от окон и двери на террасу.

— С номархом Нижнего нома Хуфу мне все ясно! — довольно резко проговорил Рамзес. — Неясно, правда, как он успел узнать, что его измена раскрыта. Ведь он узнал об этом, коль скоро покончил с собой, да, Панехси?

— Он мог узнать от своих воинов, что Яхмес, раскрывший его измену, едет с воинами Гектора в Мемфис и понять, что тот все знает и все расскажет. И деваться ему было уже некуда. Панехси говорил, как всегда, очень ровно и неторопливо, но слышно было, что он все же торопится. Ему всего важнее было сказать то, ради чего он пришел в этот вечер во дворец фараона.

— Да, предателю оставался только один выход! — задумчиво произнес Рамзес. — Но как странны эти совпадения — едва открылась измена второго казначея Мерикары, как он вдруг скоропостижно умер. Теперь я думаю, может, он тоже покончил с собой? Хотя он едва ли мог узнать так быстро, что люди, посланные им, чтобы похитить сына амазонки Пентесилеи, потерпели неудачу и что один из них его выдал. Для этого нужно было бы ему иметь уши прямо у меня во дворце. А такого не может быть! Впрочем, все это не так уж важно. С чем ты шел сюда, Панехси? Отчего захотел меня видеть так спешно?

Последовало короткое молчание, потом везир ответил:

— Неужели ты не понимаешь, о Великий Дом, как опасно для тебя то, что Гектор нашел в этом походе своего великого брата, и что оба они вот — вот будут здесь?

— Не понимаю, — голос фараона звучал очень холодно, почти отрешенно. — Почему опасно? Объясни.

— Гектор, этот надменный потомок великого царя Ила, никогда не простит Египту давления на Нубию, в то время, когда Нубия хотела было поддержать Троаду в войне с ахейцами. Никогда Гектор не простит тебе, о фараон, своего пленения и заключения в темнице, когда он пережил и великий страх смерти, и великое унижение. Только опасения за жизнь брата заставили его смириться и пойти на твои условия. Он смирил свою гордость, но затаил в душе гнев и жажду мести! Ему нужно было только найти Ахилла. И вот он нашел его!

Рамзес рассмеялся. Его смех показался Сети злым и отрывистым, но Великий Дом владел собою. Заговорил он вновь очень спокойно:

— Ну, и что с того, Панехси? Теперь они уедут.

— Теперь они постараются тебя убить! — воскликнул везир.

— Ого! И ты думаешь, они бы сумели? — усмехнулся Рамзес. — Вдвоем? Ну, пускай втроем, вместе в этой невероятной амазонкой, которая, как я помню, спасла тебе жизнь. Они смогут убить фараона? Так?

Панехси вновь выдержал какое-то время и затем заговорил куда резче, чем говорил до того.

— Ты, кажется, забыл, кто такой Ахилл, о мой повелитель! Ты забыл, что слава его до сих пор потрясает все страны, будто слава великого божества? Ты забыл, что о нем рассказывают? Даже если две трети его легендарных подвигов — вымысел, все равно это — величайший герой, какого только видели люди в обозримые времена! И случилось так, что его, как и Гектора, пленили на твоей земле, унизили и оскорбили, едва не обратили в рабство, а когда он бежал, травили и преследовали, будто дикого зверя! И ты думаешь, что он, в гневе сносивший крепостные стены, простит ТАКИЕ обиды?! Нет, о Великий Дом, нет, нет, нет!

Панехси умолк, ожидая ответных слов фараона, однако Рамзес молчал.

— Они идут сюда, чтобы вместе отомстить тебе! — воскликнул везир, снова возвышая и напрягая голос. — И как ни надежна твоя охрана, как ни преданны твои слуги, боюсь, эти два исполина могут тебя погубить!

— И это значит, — ровным, безо всякого выражения голосом заключил Рамзес, — что я должен убить их. Так?

Панехси вздохнул почти неслышно, но голос тут же выдал его:

— Ну, для чего же обоих, великий? Тебе достаточно будет убить Ахилла. Да и его не нужно убивать. Он ведь может просто случайно погибнуть… Скажем, вблизи Мемфиса, во время последнего ночлега армии его может ужалить змея. Он может просто сильно расхвораться. Ведь тебе донесли, что он был болен, так?

— Так, — подтвердил Рамзес. — И что же?

— И он просто не доедет до Мемфиса.

Фараон вновь засмеялся, на этот раз суше и холоднее.

— Но разве Гектор глупее нас с тобой, Панехси? Разве он не поймет, что такая случайность вряд ли случайна? А если поймет, то не следует ли мне опасаться его мести?

Везир, судя по звуку шагов, прошелся взад-вперед по комнате и остановился.

— Один он не так опасен. Хотя ты прав, великий: для верности было бы лучше, если бы и он умер.

— И тоже от укуса змеи? — Рамзес продолжал смеяться.

— Возможно. Есть места, где змей очень много, и они часто кусают неосторожных. А быть может, с Гектором что-нибудь случится уже здесь, в Мемфисе. Двое в один день — это слишком подозрительно.

Пес садовника опять гулко и пронзительно завыл где-то возле самой террасы. Его вой среди абсолютной, ничем не нарушаемой тишины показался Сети настолько жутким, что он вздрогнул и тотчас понял, что спина, которой он прижимается к стене, совершенно мокрая — пот тек с него не каплями, а сплошными струями.

— Слышишь, Панехси? — заговорил между тем Рамзес. — Пес воет. Кто-то из жрецов мне говорил, что собаки чуют зло.