Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Железные Люди капитулировали, заключенные воспользовались моментом, чтобы погреться в лучах победной славы. Они праздновали взятие тюрьмы радостными криками и свистом. Герой преследовал Железных Людей до самых заборов и запустил шест им вдогонку. Его переполняло чувство победы. Он сжал кулаки и ударил себя в грудь. Он взревел. Но его севший голос звучал не рыком льва, а скорее криком дикого осла.
Все это время Комик стоял в той же непринужденной позе у столба. Затем он внезапно бросился в погоню за Железными Людьми, подпрыгивая на бегу. Он долго гнался за ними, а затем, вернувшись, продолжил носиться вприпрыжку. Наконец он унялся и попросил у зрителей сигарету.
Комик воплотил актера на сцене /
Комик воплотил в себе поэта /
Комик, актер театра военных действий /
Ликует, приветствуя победу.
Но затем, после победы, на пике ликования, пока узники наслаждались военными трофеями… внезапно отключился генератор.
Повсюду тьма /
Комик… и его ухмылка /
Герой… и его рев /
Десятки узников… их радость и восторг /
Все затерялось в котле тьмы /
Погрузилось во мрак, лишь выстрелы слышны /
Стрельба… грохот смерти… это поступь войны /
Так она звучит… Теперь здесь тоже поле битвы /
Мгновения спустя… остались только стоны и крики /
Гулкие удары по металлическому тюрьмы лику /
Звук мощных снарядов, дробящих кости /
Все это доносилось из Тюрем Майк и Фокс /
Эта жуткая какофония наполняла темноту /
Среди всего этого шума… Раздался звук… /
До боли знакомый /
Из далеких мест родное слово /
Его звук пронзил мое ухо, как ветер /
Оно сжало мое сердце и согрело /
Это был голос, произнесший по-курдски «Далега[99]!»/
Это был чей-то голос, прокричавший «Мама!».
* * *
В непроглядном ночном мраке метались десятки испуганных теней. Заключенные из Тюрьмы Фокс сбежали через ворота возле Тюрьмы Майк и помчались к воротам рядом с Тюрьмой Оскар. Все произошло за считанные минуты, на фоне стонов и бессвязных криков. Вскоре перед воротами собралась толпа перепуганных людей. Все были растеряны и сбиты с толку, но их слух был обострен. Они прислушивались к стонам и слабым крикам, доносящимся из Тюрьмы Майк.
Некоторым счастливчикам повезло сбежать из Майк. Им удалось добраться до Тюрьмы Фокс. Несколько заключенных несли кого-то на руках и положили его на землю рядом с толпой, перед воротами.
Повсюду тьма.
Было трудно понять, что произошло. Вся община на несколько секунд погрузилась в молчание, шокированная словами: «В него стреляли. Отойдите в сторону. Они всадили в него пулю».
Это был голос Героя. Он спасся из Тюрьмы Майк и перенес на своих плечах одного из раненых заключенных. Чем больше храбрости он проявлял, тем сильнее возрастал его восторг. Он упивался тем, что выжил на главном поле боя.
На разгоряченном лице каждого заключенного были написаны безумие и ужас. В каком-то смысле весь этот шум был всего лишь представлением, совершенно бессмысленным и бесцельным.
* * *
Кто же звал мать? Я хорошо знал только курдов. Связь между матерью и сыном у курдов отличается от уз матерей и сыновей в других местах и культурах. Она глубокая и сложная. Эти отношения трудно понять даже самим курдам, не говоря уж о других народах.
Зов сына к матери – это важный экзистенциальный момент. Их связь совершенно иная, чем у курдских матерей с дочерями. Она непостижима даже для меня. Но точно так же, как я чувствую кровь, текущую по моим венам, я чувствую связь с матерью. Думаю, это ощущение порождает глубокую связь между курдом-сыном и его матерью, и эти эмоциональные узы существуют независимо от нашего сознания. Я убежден, что на эту сверхъестественную связь повлияла война. Да, эта связь непостижима, но я точно знаю почему: несомненно, война оставила свой отпечаток в этих отношениях.
Кто звал свою мать из этой удаленной тюрьмы? /
Взывал к ней с этого острова? /
Звал ее из джунглей? /
Взывал к ней этой ночью?
* * *
Вскоре показались и австралийцы. Они толпой явились к воротам Тюрьмы Оскар. Мы никогда прежде не видели столько австралийцев ни в тюрьме, ни даже на всем острове. Возможно, это направленные сюда австралийские военные. Или же это контингент сил, действующих на заднем плане, работающих на боссов – начальство из многоэтажных офисов, которые я представлял возведенными позади тюрем. Один из австралийцев потребовал тишины тоном военного генерала. Но его голос надломился. Возможно, он и направлял Железных Людей, руководил ими и их щитами из своего пункта, а теперь взял на себя другую роль.
«Вы должны покинуть тюрьму под нашим сопровождением. Очень тихо и спокойно. Идите дорогой, которую мы указали, и покиньте это место. Соблюдайте молчание. Идите послушно и спокойно, не отклоняясь с дороги. Просто двигайтесь вперед. Храните полное молчание».
В эти моменты, когда в наших ушах отдавались крики и стоны, доносящиеся из Тюрьмы Майк, это предложение казалось слишком заманчивым, чтобы отказываться. У нас не было другого выбора, кроме как уйти.
Внезапно ворота открылись. И мы ступили на дорогу, ведущую к заросшему травой футбольному полю.
Теперь видно, насколько узники испугались /
Сейчас им страшнее, чем когда папу нападали /
Страшней, чем когда Железные Люди атаковали /
Это один из оттенков войны, ее граней /
Чем дальше от битвы, тем сильнее страх нарастает /
В пылу действий разум его отторгает /
Но затем новый ужас им овладевает /
Уже вдали от поля боя.
Мы стоим спиной к тюрьме, но оттуда не доносится ни звука. Картина слишком спокойна. Но тревога овладевает нами, она сквозит в наших коротких диалогах. Мы убеждены, что несколько человек убиты.
Машины, похожие на скорые, перестали ездить туда-сюда. Повсюду воцарилась тишина.
Мы просидели на этом поле несколько часов – до тех пор, пока военные громогласно не приказали всем снова вернуться в тюрьму.
Это чувство душераздирающе /
Тюрьма – словно заброшенное кладбище /
Как
