Записки из Тюрьмы - Бехруз Бучани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой стороны по дороге быстро проезжают автомобили, похожие на машины скорой помощи. Возможно, они забирают раненых. Их пункт назначения ясен: лодка, служащая общежитием для группы охранников. Или, может быть, лодка начальства. Ее превратили в плавучий госпиталь. Больница на корабле. Больница в океане.
Четыре тюрьмы /
Четыре имитации побега /
Четыре тюрьмы обезлюдели /
Их вывели наружу, на мокрую траву /
Четыре тюрьмы там, в поле /
Стоящие, как солдаты, строем /
Нет /
Прошу прощения /
Три тюрьмы /
Три тюрьмы, ведь узники из Майк где-то в другом месте.
Центр бунта – Тюрьма Майк. В переполошенной, хаотичной толпе иногда можно разобрать отдельные фразы, новости о том, что происходит.
«Я сам видел. Его обезглавили. Все это видели. Это произошло перед дверью. Двое папу и двое австралийцев казнили его прямо перед дверью. Он точно мертв».
«В Майк погибло минимум десять человек».
«Да, бунт начался с Майк. Их давят уже три дня. Ребята из нашего лагеря тоже сломали заборы, чтобы прийти им на помощь».
«Деревянные дубинки? Что вы несете, юнцы? Не слышали выстрелы? Конечно, они пускали в ход и дубинки, но я говорю о пушках, а вас волнуют какие-то палки?»
Все разговоры среди узников свелись только к этой теме. Царит атмосфера безумия и хаоса. Нас будто накрыло ослепляющей волной. Наше обоняние тоже притупилось. Никто никого не узнает. У нас осталась всего одна идентичность – мы не более чем заключенные.
Некоторые люди в толпе плачут. Один из них – Усатый – сидит на мокрой траве. Он так встревожен, что у него дрожат ноги. Его сосед массирует ему плечи. А кто-то приказывает другому найти бутылку воды, чего бы это ни стоило. Тот отходит на несколько метров и передает заказ кому-то еще. В итоге приказ по цепочке добирается до папу, который входит в толпу с ящиком бутилированной воды. Бутылки с водой разбирают в мгновение ока. Собравшиеся там люди выпивают воду залпом, даже не коснувшись губами горлышка бутылки.
Папу остается лишь вернуться за новыми упаковками воды. Эта война разрушила и разорвала все отношения; Кириархальная Система насаждает насилие и вражду. Но сейчас у папу появилась хорошая возможность показать себя с другой стороны. Ясно, что заключенные негодуют и на них, но еще яснее, что они боятся папу.
Папу отлично знают ситуацию и, раздавая воду, говорят: «Нам жаль, это не наших рук дело», или «Это не наша вина. Я ни на кого не нападал», или «Я никого не бил. Никто из нас никого не бил. Все это натворили австралийцы». Папу искренне пытаются помириться с узниками и глубоко сожалеют, что ситуация сложилась именно так, это не в их власти. Все под полным контролем Кириархальной Системы.
В культуре папу есть важный аспект – их ритуалы искренни и наполнены смыслом. У них есть кодекс чести, который стоит уважать. Один из их путей к дружбе – через сражение и войну. Сначала вы бьетесь, будто бы насмерть, но после окончания боя возникает дружба.
Порабощающая власть системы слишком велика. Без сомнения, каждый папу, говоривший, что он просто выполнял приказы австралийцев или что он невиновен, на самом деле причастен к самым жестоким методам подавления и виновен в тяжких избиениях. Во время войны, в этом конкретном сражении и под гнетом системы, трудно отличить по-настоящему сострадательного человека от агрессора под маской сочувствия. Папу пытаются восстановить отношения с заключенными через этот акт примирения, хотя мы до сих пор слышим крики и стоны из тюрьмы. Они все еще пронзают воздух.
Усатый уже не плачет, а безутешно рыдает.
Буквально прошлой ночью он собирал камни в конце Коридора «М» в Тюрьме Фокс, чтобы затем с силой швырнуть их в ворота, примыкающие к телефонной комнате. Он швырял эти камни со всей мстительностью, ненавистью и силой, на какую только были способны его мускулы.
Даже с места нашей стоянки ясно, что происходит в Тюрьме Майк. Это главное поле битвы. Две недели мирных протестов вылились в кровопролитную войну. Так нелепо думать, что группа заключенных на отдаленном острове попыталась поднять восстание, скандируя лозунги… Когда село солнце, узники собрались перед воротами и митинговали против Кириархальной Системы: «Свободу! Свободу!» Они искренне думали, что начинают настоящую революцию. Но вместо вызова Кириархальной Системе или противостояния боссам протест выглядел жалким копошением на фоне величия экосистемы, окружающей эту сцену. Бунт заглушило великолепие природы.
Остров /
Тюрьма /
Джунгли /
Океан /
Эскадрильи птиц /
Отряды крабов /
Армии лягушек /
Оркестры сверчков /
До этого не видевших людей /
Политические лозунги /
Первозданная природа /
Парадокс /
Пейзаж, сотканный из противоречий.
* * *
Всего две недели. Две недели потребовалось заключенным, чтобы прийти к выводу, что они должны либо молча склониться перед властью тюрьмы, либо восстать, бросив вызов системе.
Агрессия вылилась в скандирование емкого лозунга /
Всю свою ярость, что заставляет зубы скрежетать, возмущенные узники вложили в эти вопросы /
«В чем мое преступление?» /
«Почему я должен сидеть в тюрьме?» /
И другие вопросы, больше похожие на требования /
«Дадите мне лодку, чтобы я уплыл назад в океан?» /
«Позволите мне вернуться в Индонезию?» /
И другие, прямые запросы /
«Отправьте меня в суд».
На закате в толпе, стоящей у ворот, царила атмосфера ужаса. Именно здесь узники осознали свои страхи, столкнувшись с ними вплотную, лицом к лицу с Кириархальной Системой. Теперь их страх стал осознанным, и заключенных начало затягивать в спираль кошмара.
Появились несколько человек, скандировавших в унисон: «Свободу! Свободу!» Это побудило остальных объединиться и примкнуть к ним. Однако с самого начала казалось, что в толпу просочился страх.
Оттенок ужаса окрасил все движение /
Его приобрели глаза людей в окружении /
Лица окрасились боевой раскраской /
Цвета кошмара и ярости братской /
Страх сквозит даже в криках толпы /
В нем тот же ужас, цвета войны.
Возможно, они до сих пор не верили в это… не верили, что они на самом деле могут восстать против Кириархальной Системы.
Герой тоже был там. Решительный, как и всегда, и по-прежнему излучающий особый энтузиазм. Эти качества присущи только людям подобной натуры.
Были и те, кто сохранял дистанцию в несколько метров от основной толпы. Более напуганные
