Сокровище троллей - Ольга Голотвина

Унтоус был зол, хоть и скрывал это. И не хотел выглядеть дураком в глазах Главы Клана.

— Посадите его куда-нибудь до отъезда гостей… не в Людожорку, нет, там сейчас лютый холод, мерзавец околеет до начала допроса. Заприте в каком-нибудь чулане, да присматривайте за ним как следует.

И жестом отпустил десятника Тагиджара.

Десятник ответил на хозяйскую речь поклоном, но в душе кипел от злости еще круче господина.

Те негодяи, что арестовали певца, были не из десятка Тагиджара. Им плевать, что певчий красавчик набренчит хозяину про неудачную охоту на разбойников.

А вот Тагиджару и его людям на это было не плевать!

Арби не должен дожить до допроса.

Вот только как это сделать, чтоб не подставиться под хозяйский гнев?

Старый лось был затравлен и убит. Небольшая волчья стая, предвкушая пиршество, ждала, когда приступят к еде вожак и его могучая темно-серая подруга.

Но свирепая пара не успела еще разорвать брюхо лося, чтобы добраться до самого лакомого — внутренностей.

Подруга вожака первой навострила уши, тревожно вскинулась… и вот уже вся стая насторожилась, готовая отразить приближающуюся опасность.

А опасность двигалась по лесу уверенно, по-хозяйски, не скрываясь, источая незнакомый запах — от одного этого запаха у волков встала на загривках встала шерсть и в глотках родилось беззвучное рычание.

И он возник среди медных стволов — белый на белом снегу, оживший гигантский сугроб, чужак, пришелец, смерть… Он был огромен, маленькие глазки глядели бесстрашно и спокойно — даже гневом не удостоил он стаю.

Приблизился к туше лося. Остановился в нескольких шагах. Шея вытянута, голова опущена — волки сразу поняли, что эта поза означает угрозу.

Стая замерла. Волки почувствовали, что противник им не по клыкам.

Белый зверь шагнул вперед, оскалился, сделал выпад. И не рявкнул, нет, — зашипел. Как рысь, только громче.

Вожак без колебаний отступил, исчез в кустах. За ним последовала стая. Они еще потягались бы со здешним бурым богатырем. Но в громадном пришельце угадывалась сила, перед которой волки были просто слепыми детенышами.

Стая не ушла далеко. Затаилась, выжидая, не соизволит ли неведомый зверь оставить хоть что-нибудь от туши.

Чужак чувствовал запах волков, но не обращал внимания на залегшую поблизости стаю. Он приступил к царственной трапезе.

Но даже в сладостный миг насыщения владыка ледяных просторов не забыл о том, что ждет его впереди. Другое трепещущее под лапой тело, другая горячая кровь, другая плоть в пасти… череп, который он раздавит, как привык давить черепа тюленей…

Не добыча.

Враг.

Хорошо, что профессиональный игрок умеет быстро соображать.

Когда от свода пещеры отделилась и рухнула вниз угловатая черная тень, Челивис успел оттолкнуть Марингу левой рукой к стене, а правой вскинул факел между собой и неведомым врагом.

В пламени блеснули громадные выпуклые глаза и угрожающе нависли над человеком кривые, похожие на ножи, жвала.

Огонь остановил, но не отпугнул тварь. Она угрожающе вскинула сухие шипастые лапы и выжидала удобный миг для нападения.

От неожиданного толчка Маринга выронила факел, и он погас.

— Беги, — не оборачиваясь, приказал Челивис.

Он знал, что умница-девушка убежит. А сам он погибнет, как только догорит ветка. Вон как встопорщилась шипами невесть откуда взявшаяся смерть!

Почему-то эта мысль не пугала. Страшнее было думать, что в пещере прячется вторая тварь — и нападет на Марингу.

Размышления не мешали действовать. Челивис быстро переложил факел в левую руку, а правой вынул меч из ножен.

Резкое движение заставило чудовище встрепенуться. И тут же тварь кинулась в атаку.

Меч скользнул по твердой, словно закованной в панцирь лапе. Круглая голова с жуткими жвалами дернулась прочь от огня, но длинные лапы вцепились в плечи Челивиса, глубоко проколов шипами полушубок и сковав движения человека.

Челивис собрал все силы, чтобы не уронить факел, пылавший между ним и смертью.

Оба противника, застыв, безмолвно мерились силой.

И тут между ними возникла сосновая ветка с обгоревшей корой. Приникла к горящему факелу, приняла на себя часть его пламени. Двинулась к морде чудовища, к выпуклому глазу. Не дотянулась, отступила — и взяла в огненный язык сочленение шипастой лапы, держащей Челивиса.

Впервые за всю схватку чудовище издало резкий, скрежещущий звук.

— О-о, больно? — злорадно пропел из-за плеча Челивиса девичий голос.

Мужчина испытал не радость, а отчаяние: она не ушла, она погибнет!..

Но за отчаянием нахлынула ярость. Так он и позволит какой-то саранче сожрать Марингу!

Силы удвоились, Челивис рванулся из жестких объятий, оставляя на шипах клочья полушубка, высвободил правую руку и рубанул по сочленению лапы, которое держала на огне Маринга.

То ли там броня прогорела, то ли это было слабое место в панцире, но меч перерубил лапу в «локте».

Тварь дернулась прочь, но Маринга с пронзительным воплем вцепилась в обрубок лапы и повисла на нем всем весом.

Хищник обернулся к новому противнику. При этом повороте Челивису открылась короткая, тонкая шея твари — и мужчина одним ударом снес врагу голову.

Маринга выпустила обрубок, отпрыгнула в сторону. Союзники-люди глядели, как, спотыкаясь, ковыляет по пещере обезглавленный хищник. Вот лапы разъехались… вот туша рухнула на пол… навсегда замерла…

— Надо проверить пещеру! — хрипло сказал Челивис. — Вдруг еще кто…

Маринга послушно подняла свой факел, который вновь погас, и снова зажгла его от факела Челивиса.

Вдвоем они оглядели пещеру, не нашли никакой опасности, зато отыскали второй выход — небольшое «оконце». Из-за каменного низкого «козырька» свет почти не проникал в пещеру, но выбраться через «оконце» было вполне можно.

— «Ищи Приют Филина и будь там гостем, — процитировал он по памяти. — Когда нагостишься — обрящешь Лисий Ошейник». Может, имелось в виду, что нужно пройти через сквозную пещеру?

— Пожалуй. Вот только я еще не нагостилась. Отдохнуть бы немножко.

Маринга спокойно, как на валун, уселась на тушу павшего хищника и устало вытянула стройные ноги в мягких сапожках.

Челивис неожиданно для самого себя выпалил зло:

— Почему ты не убежала? Глупо же!..

Маринга повела плечиком и сказала смущенно, словно признаваясь в чем-то недостойном:

— Нас с Аймарой отец так воспитал, что мы своих в беде не бросаем.

— А… а я — свой? — Голос подвел Челивиса, дрогнул.

— Свой, — спокойно ответила девушка, разглядывая разорванный рукав.