Быть никем. Теория самомоделирования субъективности - Томас Метцингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие испытуемые, и, несомненно, экспериментаторы тоже, считают неловким притворяться, что они могут гадать о том, чего не видят. Действительно, некоторые испытуемые отказываются наотрез. Один пациент сказал мне, когда ему предложили угадать, как если бы он ставил на лошадь: "Я не играю в азартные игры!" Другой пациент настаивал: "Мой мозг просто не настроен на угадывание!" Другой сказал: "Я знаю, что 50 на 50 - то или другое. Но я не могу угадать". (Weiskrantz 1997, p. 66)
Нейропсихологическое исследование феномена слепого зрения стало прорывом в междисциплинарной коммуникации, например, благодаря тому, что наконец-то привлекло внимание большого количества лучших философов разума к богатству теоретически значимого материала, созданного другими дисциплинами. Сам феномен теперь зафиксирован и в других модальностях, например, в тактильной области презентативного содержания ("слепое осязание" или "оцепенение"; ср. Paillard, Michel и Stelmach 1983; Rossetti, Rode и Boisson 1995; Rossetti 2001, p. 151 и далее), в слуховой области ("глухой слух"; Michel и Peronnet 1980) и, возможно, в обонятельной области ("слепой запах"; напр, Sobel, Prabhakaran, Hartley, Desmond, Glover, Sullivan, and Gabrieli 1999). Однако концептуально убедительная интерпретация эмпирического материала сопряжена с рядом трудностей. Хотя феномен порождает ряд феноменологических ограничений, которые надежно разрушают миф о простой и самораскрывающейся феноменологии, можно упустить из виду сильные функциональные ограничения, которые заставляют феномен цели возникать в первую очередь (например, узкий диапазон возможных целей, подсказки экспериментатора в очень специфической экспериментальной установке, меньшие подмножества сенсорных целей, как в типичной перцептивной ситуации для осознанного зрения, и волевая недоступность фактического ответа, требуемого экспериментальной задачей, для обычного воления). Существует реальная опасность перехода к конкретным заблуждениям. Например, существование остаточной и бессознательной визуальной обработки у пациентов со слепым зрением не означает, что это нормальный вид обработки, из которой возникает изолированный эпифеномен, феноменальное содержание как таковое. Например, одна из ошибок, присущих концептуальному различию между сознанием доступа и феноменальным сознанием Неда Блока (см. Block 1995), заключается в том, что слепота может быть вовсе не дефицитом изолированной формы сознательной обработки, феноменального сознания, но также может быть результатом функционального дефицита (или комбинации таких дефицитов) в бессознательной обработке. В частности, феноменологически трудно оценить сообщения этих пациентов о "предчувствиях" или диффузных эмоциональных содержаниях сознания, предшествующих успешному акту угадывания.
Кажется, можно с уверенностью сказать, что в соответствующих областях происходит обширная перцептивная обработка, в то время как никакая форма презентативного содержания не активируется и не связывается в феноменально доступный мультимодальный объект. Я проанализировал функциональную роль презентативного контента как индексальную: он указывает на часть реальности, демонстрируя, что это сейчас здесь. Именно этот аспект функционального профиля презентативного содержания исчез в скотоме. Первый интересный вывод о функции феноменального опыта можно сделать из того простого факта, что для того, чтобы сделать перцептивную информацию функционально эксплицитной, необходимо было использовать парадигмы принудительного выбора. Глобальная доступность информации необходима не только для того, чтобы инициировать целевые акты направления внимания или когнитивной обработки, но и для того, чтобы иметь возможность инициировать внешнее моторное поведение (например, речевое поведение, нажатие кнопки и т. д.), направленное на целевые объекты, воспринимаемые только в пределах феноменальной слепой зоны. Пространство сознания - это пространство избирательного действия. Однако любая серьезная нейрофеноменологическая оценка должна будет также ввести "предчувствия" как новый класс феноменального содержания, индуцируемого в этих ситуациях.
L. W.: Г., вы помните эксперимент, который вы проводили в ПЭТ-сканере - с движущейся полосой? Можете ли вы рассказать мне, что за опыт вы испытали в той ситуации? Что вы чувствовали? На что это было похоже?
Г. Й: На самом деле вы никогда ничего не чувствуете и не видите. Вот тут-то и возникает путаница, потому что ощущения, которые я получаю, я пытаюсь выразить словами. Это скорее осознание, но вы его не видите [выделено мной].
L. W.: Вы знали, что это было?
G. Y.: Форма или движение?
L. W.: The shape.
Г. Й.: Нет. Приблизительно, но точно не знаю.
L. W.: Направление?
Г. Й: Да.
L. W.: Как вы думаете, какие слова вам приходится использовать? Похоже ли это на что-то в вашем обычном поле зрения?
G. Y.: Самое близкое сравнение, которое я когда-либо получал, и это не совсем корректное сравнение, - это махание рукой перед глазами, когда они закрыты. Вы как бы осознаете, что что-то произошло, но не совсем видите это. Вы знаете, что что-то сдвинулось с места. Но это несправедливое сравнение.
L. W.: Ближайшее, что вы можете получить, - это ощущение, что что-то происходит, но вы не знаете, что именно?
Г. Й: Да.
L. W.: Что-нибудь еще вы можете придумать, чтобы описать это?
Г. Й.: Нет, потому что это чувство, которого у меня нет, если это имеет смысл. Если вы скажете что-то, чтобы попытаться описать зрение слепому человеку, у нас не будет слов, чтобы сделать это, потому что у него нет рецепторов или восприятия, и со мной то же самое. То есть я не могу описать то, чего не понимаю сам". (Weiskrantz 1997, p. 144 f.)
Во-первых, сообщения такого рода подтверждают представленную выше идею о том, что движение, если мы действительно допускаем существование чего-то вроде феноменальных "примитивов", является хорошим кандидатом: похоже, что движение можно воспринимать как таковое. Пациенты со слепым зрением особенно чувствительны к движущимся стимулам и способны различать направления в своих скотоматах, но эта чувствительность зависит от сложности стимулов. Выбор стимула может иметь решающее значение, и можно предположить, что в скотоме нарушена обработка движения (Azzopardi and Cowey 2001). В поисках дальнейших характеристик можно с уверенностью сказать, что феноменальное содержание, выраженное в этом невыразимом "предчувствии", соответствует понятию презентационного содержания, введенному в главе 2, поскольку (а) оно четко коррелирует со стимулом и (б) удовлетворяет ограничению презентационности, поскольку переживается как диффузное событие, происходящее сейчас. Однако это диффузное, невыразимое восприятие движения является частью модели мира пациента лишь в слабом смысле, поскольку оно доступно только вниманию и поведенческому контролю, но, как можно заключить из только что приведенного аутофеноменологического отчета, оно явно когнитивно недоступно. Как ясно из последнего процитированного отрывка, ни ментальное, ни лингвистическое концептообразование не работает в отношении феноменального содержания, о котором идет речь. На этом этапе у нас уже есть два новых вида феноменального содержания: невыразимый опыт движения и эксплицитный сознательный опыт когнитивной недоступности. Майкл Тай (Michael Tye, 2000, p. 63) отметил, что, поскольку при слепоте нет полной, единой репрезентации зрительного поля, содержание соответствующей части зрительного поля
