Непосредственный человек - Ричард Руссо

— Я видела, — прошептала она так тихо, что я едва расслышал.

— Чего видела? — переспросил из заднего ряда Бобо.

— Видела, — повторила Блэр. — Гуся. Висел на дереве сегодня утром. Мне стало дурно.

Последние слова она произнесла, смущаясь, — как я подозревал, не потому что опасалась насмешек, но потому что палачом, вполне возможно, был ее наставник.

— Пари держу, ты не откажешься от гусятинки на Рождество, — перешел в атаку Бобо, к восторгу всей группы поддержки в заднем ряду. — Пари держу, еще и добавки попросишь.

Хотя, судя по худобе Блэр, она никогда не просила добавки — ни гусятинки, ни чего-либо еще, — она не воспротивилась обвинению и даже, похоже, не обратила на него внимания. Я видел, что она уже сдалась и мечтала поскорее покинуть поле битвы. Если Блэр на кого и злилась, то на меня. Вернее, злилась бы, если бы думала, что у нее есть на это право.

— Блэр! — сказал я.

— Прошу вас! — прошептала она, но не к тому человеку обратилась с мольбой.

— Вам стало дурно, — повторил я, отметив, что она и сейчас выглядит не очень. — Но скажите, удивились ли вы при виде повешенного на дереве гуся?

Поначалу она не поняла мой вопрос. Я пытаюсь ее подловить? Ведь я частенько норовлю подловить студентов, они все это знают. Если она ответит, что была удивлена, не продемонстрирует ли тем самым, что принимала мои угрозы за пустой треп? Если же скажет — нет, не была удивлена, тем самым покажет, что считает меня способным на насилие? Не было никакого выхода из этой ловушки, так или иначе — оскорбить преподавателя.

— Ответьте честно!

— Да, — сказала она — надеюсь, честно. — Я удивилась.

— Почему?

Снова глубокий, мучительный вдох. Она уже сделала несколько таких вдохов после того, который, как она опасалась, мог стать последним перед обмороком от ужаса.

— Я не верила, что вы это сделаете.

В этот момент я мог бы изменить угол атаки и выручить Блэр. Что мне мешало? Почему не снять с крючка лучшую мою студентку? Зачем ее мучить? Рядом с ней сидел тоже неплохой студент, и он как раз поднял руку. Я мог обратиться к нему.

— Так почему? Почему вы думали, что я этого не сделаю? Я же обещал, ведь так?

Она сидела в первом ряду, и я вышел из-за своего стола и встал возле нее, навис над ней. Девушка немного напоминала мне Лили в молодости, когда мы вместе размахивали плакатами, вот только Блэр начисто лишена стальной воли, готовности биться. Воздух был пропитан ее унижением, и я словно вышел за пределы своей оболочки и наблюдал сцену со стороны, объективно. Мне представилось, что за дверью стоит Финни, как я стоял на днях под дверью его аудитории, и возмущается моей манерой вести занятия еще больше, чем я — его.

Вновь заговорив, я постарался понизить голос, смягчить тон, но в итоге вырвалось какое-то карканье. Я смотрел глазами Финни-человека, а говорил сквозь сдавленную гортань Финни-гуся.

— Ведь так?

Блэр не ответила, не сделала никакого ответного жеста — кто бы попрекнул ее за это?

Я попрекну.

— Блэр, — как можно спокойнее сказал я. — Вы правы. Но правота ничего не стоит, если не высказать ее вслух.

— Так считайте меня неправой, — ответила она, вытащила из-под стула рюкзак и принялась торопливо запихивать в него свой скарб.

Все уставились на нее. Никому уже не было дела до моего вопроса. Я отступил, пропуская Блэр, и она с ошеломительной скоростью и грацией скрылась за дверью.

Опять моя реплика, но как же трудно шевелить губами:

— Кто ответит, почему Блэр была права, когда удивилась, несмотря на мои публичные угрозы?

Никто не шевельнулся, не попытался ответить, даже юноша, что недавно тянул руку и на которого я так долго не обращал внимания. Молчание прервал звонок.

— Потому что, — без особой уверенности сказал я, — это была комическая угроза, не всерьез. Потому что мужчина, грозивший убивать по утке в день, пока не получит бюджет, был в очках с накладным носом. Потому что нет никакого смысла в том, чтобы осуществлять комическую угрозу, переводя ее в плоскость серьезных последствий.

Не стоит и говорить, что мы остались при том, с чего начали, — не убедили друг друга. Мой довод — комедия и трагедия не смешиваются, они остаются различны во всех проявлениях — противоречил их опыту. А может, и моему опыту противоречил. Эти студенты наблюдали, как семинар начался с низовой комедии, а закончился чем-то если не серьезным, то уж точно не забавным. Они гуськом потянулись к двери, мрачные, растерянные. Замыкающий — Бобо. Он остановился у моего стола, наблюдая, как я убираю в сумку сочинения.

— Можете не аттестовать меня, если хотите, — сказал он, — но с ней вы пакостную шутку проделали.

— Молодец, Бобо. — Я поднял на него глаза. — Только что вам удалось сформулировать вполне убедительную этическую позицию.

На этаже кафедры английской литературы люди начинали собираться возле кабинетов, готовясь к кафедральному собранию, до него оставалось двадцать минут. Вернулся, как обещал, Пол Рурк — кучковался с Финни и Грэйси в дальнем конце коридора. Тедди, на обратном пути из аудитории, проскочил с опущенной головой и поспешно скрылся в своем кабинете, захлопнув за собой дверь. Нигде было не видать ни Джун, ни Илионы.

Рейчел, к величайшему моему сожалению, уехала забирать сына из школы. Она оставила стопочку сообщений и записку от себя, элегантным своим почерком: «Удачи? Позвоните мне потом? Расскажете, как все обошлось?» Я не удержался от улыбки. Вопросительные знаки даже в записке. Может, на самом-то деле причина не в ее неуверенности? Может, Рейчел распознала неоднозначную ситуацию, понимала, что в нынешних обстоятельствах «удача» может подразумевать победу моих противников. Возможно, она даже подозревала, что я еще обдумываю, стоит ли воспользоваться инструкцией по процедуре отзыва главы кафедры (Рейчел добросовестно распечатала ее для меня) или же нет. «Извините за безобразие на потолке? — гласила далее записка. — Я позвонила на завод? Плитку заменят завтра?»

И точно, прямо над моим столом недостает в потолке большой прямоугольной плитки — видимо, в это отверстие прошел насквозь один из рабочих, занятых детоксикацией корпуса современных языков. Зазубренные осколки плитки торчат из корзины с мусором. Даже некоторое облегчение — соотнести дыру в потолке и плитку в корзине для бумаг, а то я никак не мог понять, почему в воздухе висит мелкая пыль. А еще мне хотелось бы знать, остался ли еще кто-нибудь там, наверху? Я залез на