Политолог - Александр Проханов

Состав умчался. Сотрясалась насыпь. Из-под насыпи смотрело множество испуганных лиц. Были разбросаны транспаранты и флаги. На блестящих рельсах лежало кровавое месиво белых костей и тряпок. Оператор снимал изуродованный труп, известковое лицо Дышлова, повторявшего:

– Не виноват… Он сам лег на рельсы…

Стрижайло был на грани обморока. Демоны, населявшие его дух, чинно расселись в амфитеатре Совета Федерации. Были сенаторами, решавшими дела государства. Перед ними выступал спикер, похожий на мохнатого, преданного спаниеля.

Глава 19

Стрижайло самозабвенно работал с Дышловым, но не выпускал из виду другие направления всеобъемлющего плана, открывшегося ему как озарение. Следил за Семиженовым, который развертывал в регионах партию «Сталин», создавая ячейки вокруг все новых и новых однофамильцев великого вождя. Контролировал поступление денег Верхарна на счета этой партии, с последующим перетеканием их «красному банкиру» Кресу, спонсору КПРФ. Тайно подпитывал честолюбие Грибкова, побуждая создавать собственное патриотическое движение, избавляясь от изнурительного контроля коммунистов. Успевал заниматься мюзиклом для Маковского – прослушивал музыкальные партии, просматривал мизансцены, оценивал декорации и костюмы. Писал политологический доклад о созидательной роли русских олигархов, о «либеральном патриотизме», парламентской республике, Президентом которой подразумевался Маковский. Изредка, избегая личных встреч, тайными звонками или через «верного человека» Веролея, сообщал Потрошкову о положении вещей, получая в ответ устные поощрения и платежки на крупные денежные суммы, бог весть из каких общественных фондов.

Между тем избирательная кампания вырвалась из тесного кокона, распускала над Россией свои великолепные крылья, превращая страну в бабочку между трех океанов. Убили первых кандидатов в депутаты – одного застрелили в ночном клубе на испуганной проститутке. Другого растворили в цистерне серной кислоты, о чем свидетельствовали две золотые запонки, найденные на дне зловещего сосуда. Третий объелся на банкете пельменями, которые обладали предательской способностью страшно расширяться в желудке.

Судебными решениями были сняты с дистанции первые неудачники – один не точно указал количество родинок на теле, утаив две незначительные в самом интимном месте, что выяснилось при тщательном медосмотре. Другой поплатился за связь с криминалом – выставил свою кандидатуру, находясь в колонии строгого режима за изнасилование малолетних. Третий, очень перспективный и деятельный, оказался давно умершим, что засвидетельствовала экспертиза захоронения, эксгумация останков, сличение их с ДНК заявившего о себе кандидата.

Прошли первые перестрелки из автоматического оружия между Партией пенсионеров и Партией жизни. В очередной раз сгорела штаб-квартира одного из либеральных объединений, где среди обугленной мебели и испепеленной литературы был обнаружен труп, кажется собаки. Вовсю заработал административный ресурс – сразу в нескольких психиатрических больницах пациентов прекратили кормить, пока те не выдвинули объединенно кандидата от «Единой России».

Защелкал своими безупречно белыми зубами аллигатор демократии. Раскрыл свой величественный клюв попугай народовластия. Ускорила свой бег черепаха гражданского общества. Выпала и стала прихорашиваться грыжа патриотизма. Обнаружила себя предстательная железа честных выборов. Карлик в гульфике Сергея Михалкова почувствовал предвыборное беспокойство, выглянул, желая дать интервью, чем произвел громадный переполох в семье автора нескольких гимнов, «красного дворянина» и бонвивана.

Дышлов оправился после недавней трагической поездки на Транссибирскую магистраль, где под поездом погиб инвалид. Судебное разбирательство не коснулось его – выяснилось, что сам инвалид был причиной инцидента, он же оказался зачинщиком демонстрации, он же на свою пенсию изготовлял транспаранты и флаги, он же был виновником того, что рабочим полгода не платили зарплату. Дышлов вздохнул с облегчением, чему способствовало поступление на счета «красного банкира» Креса тридцати миллионов долларов от пятнадцати богачей, которые, как голуби Ноя, налетались среди потопа приватизации и теперь возвращались в коммунистический ковчег, неся в клювах зеленую ветвь нефтедолларов. Все они были включены в предвыборные партийные списки КПРФ, и их утверждение на предстоящем партийном съезде было делом аппаратной техники.

Очередная агитационная поездка Дышлова намечалась в сельский церковный приход, где коммунистический лидер отстоит обедню, причастится, и как бы случайно выяснится, что «коммунист номер один» был в детстве крещен, что вызовет энтузиазм и поддержку православных избирателей, посрамит тех, кто называет современных коммунистов атеистами и безбожниками.

Они мчались на северо-запад среди теплого ветра просторных полей, озаренных лесов, розовых, убегавших проселков. Дышлов исподволь складывал пальцы щепоткой, украдкой тренировался, осеняя себя крестным знамением.

– Все-таки мы недостаточно задействуем фактор Бога в нашей предвыборной агитации, – глубокомысленно обратился он к Стрижайло.

– Совершенно с вами согласен. Тем более что наши противники из партии власти активно используют магию, колдунов и прочую нечистую силу против нас, коммунистов. Мне кажется, в канун выборов мы должны отслужить большой молебен для укрощения и посрамления нечистой силы, которая прочно угнездилась во многих избирательных комиссиях. Да и председатель Центризбиркома Черепов, как известно, водит дружбу с африканскими демонами и вампирами.

– Слушай анекдот про вампиров, – оживился Дышлов. – Сидит старый вампир в парке и смотрит на женщину, которая присела недалеко на скамейке. Подходит молодой вампир и спрашивает: «Ну, дед, что сидишь? Давай действуй, прокусывай венку». – «Нет, – отвечает старик. – Совсем я стал плох. Зубов нет. Сижу и жду, когда у нее начнется менструация». – Дышлов захохотал, блестя зубами, обнаруживая завидное жизнелюбие и бойцовские качества. Так весело и небесполезно беседуя, они скоро очутились на месте.

Церковь стояла посреди села, аляповатая, выбеленная, с наивными ярко-синими куполами и желтыми крестами. От нее исходило тепло, какое исходит от русской печки, и хотелось прижать ладони к ее нагретым кирпичам. Навстречу вышел батюшка, тот, с кем Стрижайло, в нарушение всех постов, отужинал в ресторане «Кабанчик». Батюшка был из бывших десантников, дюжий, с голубыми диковатыми глазами, управлял приходом, как ротой. Прикрикнул на церковную старостиху, бестолково, как курица, побежавшую прочь от подъехавших великолепных машин:

– Отставить! Слушай мою команду! – послал ее в церковь, куда перепуганная старуха поспешила короткими перебежками. – По делу али на богомолье? – строго обратился он к приехавшим, оправляя на себе белую, с голубым отливом ризу, сознавая свое великолепие и охотно позируя перед телекамерой.

– Мимо путь пролег. Как не заглянуть в святое место? Иль мы не русские? – ответил Дышлов с былинной иносказательностью древнего богатыря, объезжавшего отдаленные заставы.

– Отца и Сына и Святого Духа, – одобрительно произнес священник, благословляя Дышлова, который, не усвоив до конца урок, подошел под благословение, сделав книксен.

– Воинствующий атеизм и безбожие навсегда ушли из политики нашей партии, – вещал Дышлов под телекамеру, слегка вспотев от несвойственной ему обстановки. – Мы осудили гонение на священников и разрушение церквей. Я, к примеру, верующий, как и многие другие мои товарищи. Иисус Христос, как известно, был коммунистом, был за равенство, справедливость, любовь. Я сейчас заканчиваю работу под названием «Русский коммунизм», где большое место уделяю христианству. Когда мы придем к власти, церковь займет достойное место в строительстве нашей духовности, и мы оградим ее от тоталитарных сект. – Он говорил твердо, демонстрируя единство церкви, народа и партии.

Батюшка одобрительно внимал, стараясь, чтобы его косматая борода, серебряная епитрахиль попали в объектив телекамеры и этот духовный обмен мнениями был запечатлен на фоне родного прихода.

Из церкви показалась церковная старостиха, неся перед собой ящик с прорезью, напоминавший избирательную урну. Точно такой же ящик нес за ней подросток, облаченный в ризу. На первом ящике было аккуратно выведено: «На ремонт храма». На другом: «На свечу». Дышлов сделал знак охраннику. Тот вытащил толстый бумажник, сунул в щели обоих ящиков по стодолларовой бумажке.

– Таких и не видывали, – изумленно ахнула старушка.

– В город поедешь, там есть обмен валюты, – пояснил Дышлов, не уставая, где только возникала возможность, сеять просвещение.

Из церкви показался хромой псаломщик в засаленном облачении. Нес толстую, в клеенке, тетрадь. Раскрыл на заранее отмеченном месте, передавая священнику. На тетради было начертано: «Книга церковных записей».