Смутные времена Лепрозория (СИ) - Вайя Ариса

Крылья сложились в белоснежное одеяние на девичьем теле. И ее звонкий голос взрезал плоть времени:

— Раньше!

И белокурые локоны объяли ее морщинистое лицо седой бородой. Старик тяжело вздохнул и скрюченным перстом обвел подножие престола, вспоминая.

Вот здесь стоял дерзкий крылатый мальчишка. Вот здесь он кричал, обливаясь слезами от горя, отчаяния и собственного бессилия. Здесь умолял. Здесь обвинял. Требовал. Объяснял. Угрожал. И снова молил — за себя, нет, за всех остальных. И выпросил же, выторговал им жизнь лучшую, чем была. Не удивительно, что теперь он был равнодушен к их просьбам и мольбам. Он слышал их, но не видел никакого смысла помогать им снова. Вот оно — истинное разочарование. Предать себя, потерять все и всех, кто был дорог, сломать свою жизнь, свою судьбу. И не получить благодарности. Ни капли. Только слепое преклонение не перед ним даже, а перед его силой. Только восхищение — не его жертвой, а его крыльями. И благодарность, да, от кошек — но не за мольбы у трона, а за случайность, которой он не желал.

Заслужил ли он это?

Определенно, нет.

Знал ли он, что это его ждет?

Да.

Старик смахнул наваждение, отпечатавшееся во времени.

— Верни мне мой настоящий облик.

Кожа старика растрескалась и осыпалась прахом.

На престоле осталось существо, сотканное из переливающейся лиловой энергии. Мерцающее — словно мириады звезд и вселенных.

Оно пошевелило конечностями, будто щупальцами. Коснулось сияния душ. Погладило потухший фонарь. И души в ответ замерцали ярче. А фонарь вспыхнул новым светом, озарив престол и бескрайнее поле событий, высветив алую паутинку, утопающую в бесконечности.

Тоненькая ниточка скользила по струнам судеб, завязывалась на них узлами, спутывала струны вместе. И исчезала во тьме.

Существо подняло конечность, на которой эта ниточка была повязана.

— Еще не время, — и голос его был соткан из самой вибрации струн. — Ты права. Уже слишком рано. Еще слишком поздно.

Существо сошло с престола, и струны поля событий зазвенели, наполняя тьму гулом.

— И снова тебе пустовать, развалина бытия.

Существо поставило на престол свой фонарь?

— Сияй. Гори во мраке. Свети заблудшим, веди отчаявшихся, согревай нуждающихся, храни тепло и свет всего сущего…

И ушло за алой паутинкой, сливающейся с бесконечной тьмой.

Чем дальше оно уходило, тем сильнее образ изначального существа приобретал очертания паучихи.

Лиловый фонарь сиял во мраке небытия. Он светил Еве, вел ее, согревал ее плечи, хранил тепло ее рук и свет всего сущего.

И даже когда ее поглотила тьма, он все равно горел во мраке.

***

— Я не требую, я предлагаю обмен, — Самсавеил обернулся, цепляясь взглядом за одиноко горящий огонь недалеко от кладбища Осьминогов. Прищелкнул пальцами. — Верни мою возлюбленную, а я верну твою.

Не успел Райга ответить, как борта лодочки коснулись женские руки в золотых чешуйках и плавниках на локтях. Он замер, не веря своим глазам.

Лодка качнулась, и русалка поднялась над водой по пояс. Золотые в лучах солнца волосы скользнули по плечам, груди, утопая в волнах. Голубые глаза смотрели лукаво. На пухлых губах отчего-то был синий оттенок. Будто она безумно замерзла.

— Райга! — воскликнула она и потянулась к нему рукой. — Ра-а-айга! — ласково прошептала, когда он наклонился ближе. — Райга, — промурлыкала, как обычно погладив его по ежику волос.

Он с опаской коснулся ладонью ее щеки, и с удивлением обнаружил, что кожа теплая, сердце бьется. Живая. Действительно живая, настоящая. Лигейя, сама прекрасная русалка на свете. Золотая рыбка, исполняющая желания. Любую прихоть, любой каприз.

Кот наклонился и погладил тыльной стороной ладони Лигейю по щеке.

— Ты давно умерла, милая, — прошептал он и сомкнул пальцы на ее горле. — И ты должна быть мертва, таково течение жизни.

Лигриный коготь легко вошел в плоть, и Райга одним резким движением вскрыл ее горло.

И Лигейя посмотрела на него глазами Нэм.

По маленькому шраму на губе скользнула кровь. И лицо русалки сменилось лицом Нэм.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она медленно разжала пальцы с бортика лодки, и погрузилась в темную воду.

***

Райга рывком сел и схватился руками за голову.

Наваждение растворилось.

Остался только запах Нэм — от ее простыней.

Невыносимый запах — как будто она была жива, и только недавно была здесь.

Верховный шисаи спустил с кровати лапы, сгреб одежду с угла и торопливо натянул ее на себя. Посильнее запахнулся в лиловый хаори и вышел из комнаты куницы.

Холодный коридор вывел его из казарм Охотниц на склон горы в черную ночь.

И Райга пошел наугад по горам — во мрак, подальше от города Ангелов.

И когда сияние сотен огней растворилось во тьме, он остановился.

Вокруг были лишь камни, а над головой сквозь дырявое полотно темноты просачивался свет далеких звезд. И ярче них всех горела звезда Самсавеила — только голову запрокинь, и вот она, сияет над Райским садом.

Райга сел на камни и опустил голову в колени, приходя в себя.

Один и тот же сон повторялся каждую ночь. Только сомкни глаза, и борта старой лодки коснутся знакомые пальцы. Как будто он должен был сделать другой выбор. Как будто он мог сделать другой выбор. Но Райга повторял свое решение раз за разом, потому что иного правильного выбора для него не существовало. И выбор его был правильным — всегда. Потому что иначе это теряло всякий смысл.

Свет звезд как будто коснулся плеч. И шепот их проник в кошачьи уши:

— Выпусти меня из неволи. Верни меня.

Райга поднял голову, вслушиваясь в шепот лиловых звезд, и усмехнулся:

— Пусть хоть тысячу раз их смерти приснятся мне. У меня не будет иного решения для тебя.

— Я не прошу иного решения. Я не верну их. Потому что таково течение жизни.

Райга недоверчиво прищурился:

— Хочешь заставить меня поверить, что ты не Самсавеил, а сама Ева? Потрясающий план. Гениальнее только у Торы, — фыркнул он и снова опустил голову в колени.

Звезды как будто засмеялись.

— Да и чем ты можешь доказать? — хмыкнул Верховный шисаи. — Явишься передо мной? Послать образ Евы может и Самсавеил. Расскажешь мне то, что знаем только я и Ева? Для всезнающего нет ничего такого, он может позволить себе знать все обо всем. И наверняка знает. Что вообще может заставить меня поверить?

Звезды замолчали надолго.

— Вот видишь. Я не верю, что ты та, за кого себя выдаешь, — пожал плечами Райга. — А раз так, то говорить нам не о чем.

— С каких пор тобой движет вера, а не знание?

И прежде, чем ответить, Райга прислушался к своим ощущениям. К лиловым татуировкам, пульсирующим так неистово после каждой ночи, полной кошмаров.

И нужно было лишь позволить себе знать. Даже проще, чем взмахнуть кончиком хвоста.

Священная энергия изначально принадлежала Еве, и не умела лгать. Шепот лиловых звезд — это Ева. Набатом в голове — Ева.

— И все равно мой ответ — нет. Для вас обоих, — Райга покачал головой. — Я не выпущу Самсавеила из темницы. И не воскрешу тебя. И вам обоим нечем меня шантажировать. Уже — нечем.

— Ты сторожишь свою смерть, — прошептали звезды. — Темница пожирает твои силы, сокращая твою жизнь. Ты погибнешь! Ни за что. Оно стоит того?

— У меня в запасе есть жизни, еще много лет.

— И ты готов пожертвовать ими? Ими всеми? Ты?! — рассмеялись звезды.

— Нет, — выдохнул Райга.

— А сколько жизней ты готов отдать за это?

— Ни одной, — Верховный шисаи покачал головой. — Но это совершенно не важно. Это не прихоть, не моя гордость, это моя ответственность. Самсавеила нельзя выпускать. Он практически всемогущ, а у меня нет на него иной управы, иной темницы. Драться же с ним еще раз просто бессмысленно. Что будет, когда он победит? А он обязательно победит, если я выпущу его. Что тогда будет с Торой и Тайгоном? С другими шисаи и куно? Со всеми остальными?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})