#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ты сама любишь его? Или, может быть, уже разлюбила? Почему же не борешься за него? Я не могу этого понять…
– Люблю, и кажется, еще больше, чем раньше. Вся моя душа в нем. Но, мама, любить – не значит обладать. Это лишь значит договориться. И если он нарушит договор, то я не смогу ни повлиять на это, ни предотвратить этого… Однако он не нарушит. Я знаю, это не про него.
– С тобой бесполезно разговаривать! Ты ничего не хочешь слушать.
Татьяна Викторовна отвернулась от дочери и демонстративно поджала губы. Казалось, она ждала от Веры извинений, ведь она проявляла искреннюю заботу, она накручивала внутри себя ураган страстей, а все ради дочери – как она не могла этого понять?.. Но Вера сникла, полузакрыла уставшие глаза, все больше менявшие форму из-за пухлых щек. И тогда же самой Татьяне Викторовне стало жаль дочь, и она стала ругать себя мысленно за то, что опять не сдержалась и подействовала ей на нервы.
– Мама, ты не знаешь главного… Я не хотела говорить тебе.
Татьяна Викторовна напряглась, не предвидя ничего хорошего, как это всегда бывает в периоды, когда жизнь усложняется, а болезнь не только затягивается, но и усугубляется, и света не видно на небосклоне дня.
– Что еще случилось? – спросила мать.
– Мне звонила Ольга Геннадьевна перед отлетом Сережи.
– Ах! И что же?
– Она сказала, что Сережа ради меня отказывается от должности заведующего в отделении… отец его дружил с Алексеем Викторовичем в молодости, у того везде связи, вот он и подсобил немного, но больше связей у него не будет, его знакомые все почти ушли на пенсию… И это вроде как последний шанс для Сережи. Она умоляла меня не пускать его в Сан-Паулу. – Она говорила медленно и заунывно, а потом вдруг лицо ее, и без того подурневшее в последние дни от полноты, коснувшейся пока только луноподобных щек, и выражения затаенного страдания, заключавшегося в опущенных уголках губ и всеобщей дисгармонии скул, бровей, перекосилось от злости, и она воскликнула: – А я не верю! Сережа сам заслужил должность, а не благодаря отцу! И еще заслужит, у него все впереди! Они все страсти нагоняли на меня, чтоб управлять мною, а я не позволю. А Сережа-то хорош, ни слова мне не сказал! А ты после этого его ревнуешь, мнишь какие-то подлости, измены – эх, мама… как это глупо! – и Вера вдруг рассмеялась легко.
– Напрасно ты мне сказала, – к удивлению Веры, Татьяна Викторовна произнесла последние слова с дрожью в голосе, будто слезы подступили к ее горлу. – Я теперь еще больше переживать буду.
– Но почему?!
– Потому что… слишком все нехорошо сошлось… он ото всех почестей отказался, стольким пожертвовал, чтоб полететь, это не к добру… Какой дурной знак! Нас ждет горькое разочарование, протокол окажется мифом, вот чего я боюсь…
– Прекрати, и без того тошно, какая же ты суеверная! – А потом, помолчав, Вера продолжила: – А ведь ты не этого боишься, мама.
– Этого и боюсь. Чего же еще?
– Нет.
– Чего? Что опять у тебя в голове?
– Ты злишься, потому что думаешь, что мы обманулись, раз его повысили из-за связей отца, и заведующий, восхвалявший его все эти годы, оказался обыкновенным соратником Алексея Викторовича, плутом… А Сережа… Вовсе не так талантлив, как все вокруг полагали. Вот что тебя гложет в эту самую минуту. Но скажи: разве наши эфемерные, беспочвенные домыслы могут определить исход грядущих событий?
– Я вовсе не так мелочна, как ты думаешь, – отрезала мать, уходя от всех ее вопросов.
В жизни нет ничего томительнее, чем ожидание, непредотвратимое, неразрешимое, это всегда длинный многоэтапный путь: сначала одно, потом другое, сначала приезд Сергея, затем лечение и ожидание результатов, – но нужно пройти его весь, как дорогу по раскаленным углям, когда второй дороги нет, когда нет иного способа выжить и узнать, что ждет тебя в конце пути. Испытания неминуемы, как и боль от них, и ты должен пропитать этой мыслью всю свою душу, чтобы наконец смириться с коварством судьбы и просто идти, идти, идти…
Глава шестнадцатая
2020 год, сентябрь
Все случилось уже во Франкфурте. Осень еще не тронула природу сонным, но теплым увяданием, и листва сохраняла свой сочный зеленый цвет, и даже в саду по-прежнему цвели кустарники роз, азалий, олеандра, наполняя воздух сладким благоуханием. Но уже чувствовалось наступление холодов: воздух стал свежим, небо заволокло тяжелой пеленой свинцовых туч, дни становились все короче, они были проникнуты влагой, моросящим дождем, зеркальными, еще чистыми лужами – предвестниками слякоти и грязи.
Юля и Катя вернулись домой, целые и почти невредимые. Пришла пора расстаться с островом, которому Юля подарила столько дней беззаветной, слепой, нелогичной любви, островом, ставшим когда-то олицетворением счастья, но расставание было столь болезненным, будто она навсегда покидала любимого человека. Возвращение на континент сулило одно: риск, коронавирус, тяжелое бесполезное лечение и, быть может, смерть. Но они устали прятаться.
Сразу же девочке назначили обследование, цель которого была – подобрать ей другие, еще более опасные препараты. Было ясно, что циклоспорин и селлсепт больше не удерживают ремиссию. Финал истории был близок и предсказуем, но они и не догадывались, как они еще были далеки от финала.
Йохан встретил их с необыкновенным радушием, не припоминая ни их ссор, ни обид, ни рецидива Кати. Это было одновременно и дико, и хорошо в нем, словно ему безразличен свой собственный интерес и он готов был всем поступиться во имя семейной гармонии.
Даже Кристиан и Грета, к удивлению и Юли, и ее мужа, оставили свой страх коронавируса и приехали на следующий день, чтобы увидеть их.
– Вы совсем не встречались все эти месяцы? – спросила Юля.
– Только на природе, – сказала Грета. – Я очень боялась, не знаю, что на меня нашло. Мыла все продукты из супермаркета антисептиком, везде в маске, с соседями, друзьями не общалась, только вот с сыном.
– А сейчас уже не боитесь? – удивилась Катя.
Кристиан и Грета засмеялись, переглянувшись. Пока другие оплакивали близких в этот самый момент, в самый момент их разговора, пока другие проклинали вирус, как Женя, – кто-то, наоборот, радовался, что уцелел, как это делали Грета и Кристиан, уцелел, несмотря на возраст и болезни, и была в этом такая преступная легкость, подумала Юля. Да! Люди привыкли к каждодневным заголовкам о смертях знаменитостей,
