В плену королевских пристрастий - Марина Колесова

— Да я покорно, покорно все снесла… — из глаз Катарины вновь закапали слезы.

— Вот что, деточка, скажу я тебе: ты покорная была лишь от страха перед отцом, а не от разума, поэтому и обидно тебе и горько… А вот когда умом признаешь власть родителей и наказание как благо и заботу о тебе принимать начнешь, вот тогда и горько не будет и обиды пройдут.

— Мне не горько, мне стыдно очень…

— А чего стыдиться-то? Стыдиться надо, коли дурное что сделал, а коли раскаялся, наказание праведное понес, да исправиться стремишься, в этом стыда нет. Это ж как лечение. Рану промывать от грязи да обрабатывать завсегда больно, но без этого не заживет она. Так и с душой. Считай, отец душу тебе старается этим вычистить. Поэтому покорно терпи, да благодари за заботу, раз сама ее в грязи вымазала.

— И долго так ее чистить надо?

— С твоей гордыней, да самоволием, боюсь, что да…

— А если я стараться буду, и все-все выполнять, а он все равно будет меня наказывать? Тогда как?

— Эх, деточка, — отец Стефан тяжело вздохнул, — как же тебе гордыня-то глаза застит… Ты еще и не выполнила ничего, а уже наперед: "тогда как?". Да никак. Отец ведь не враг тебе, чтобы напрасно тебя наказывать. Раз наказывать станет, значит, посчитает, что необходимо то тебе. А ты должна в любом случае покорно принять волю его. Это за счастье почитать надо, что родители о тебе пекутся и от бед уберечь стараются, да на путь истинный наставляют.

— Вы считаете это счастье, когда наказывают? Возможно, можно почувствовать, что ты искупил вину, понеся заслуженное наказание и перетерпев унижение… но счастьем это быть не может.

— Ты, к сожалению, не поняла… счастье, это не когда наказывают, а когда твердо знаешь, что если наказали, то это только для того, чтобы ты с пути правильного не сбилась. Тебя ведь, как я понял, раньше так не наказывали?

— Почти нет… Опекунша однажды розгой раз десять ударила, да отец один раз попытался, но матушка вмешалась и не дала…

— А вот это она зря… — отец Стефан сокрушенно покачал головой, — Видишь, к чему это привело? Я хоть и люблю Алину, но не могу не сказать, добра она слишком, и доброта эта ее иногда боком выходит. Не надо было ей вмешиваться, поучил бы тебя отец, глядишь, и образумилась бы ты раньше. И мается ни тебе, ни ей так бы не пришлось. Разве не счастьем бы это было бы для тебя? Только ты тогда, как и сейчас впрочем, не поняла бы этого. Плакала бы, да обижалась, однако с пути бы не сбилась.

— Мне раньше это никогда в голову не приходило… а отец так сегодня тоже сказал… значит, мне это сейчас даже на благо? И надо терпеть, как лечение души? Чем больше, тем лучше, да?

— Зачем больше-то? Выполняй, что говорят, и будь покорна во всем. Этим и душу лечить будешь и излишних наказаний избежишь. Зачем лишнее-то терпеть? Поди ведь еле стоишь сейчас-то… Хочешь, травок тебе заварю, чтоб побыстрее прошло все?

— А можно? Мне, конечно, хочется… больно очень, сил нет… — Кэти всхлипнула и поморщилась, — и матушка разрешила Вас попросить. Только для души это не хуже будет?

— Это что ж выходит, ты матушке своей не веришь? Раз разрешила она, чего еще спрашиваешь?

— Так Вы сами сказали, что добра она слишком и боком то выходит…

— Ты судить-то ее не смей! Не тебе судить ее, — он сердито сверкнул глазами, и, налив в чайник воды, поставил его на небольшую печурку, добавив — Твое дело сейчас и ее воле, и воле отца покорной быть. Сказала она, что разрешила, а отец не запрещал, значит можно тебе, а вот коли, запретит кто из них, то вот тогда нельзя и будет.

— Что Вы, отец Стефан, я и не думала судить ее… как я могу… она ведь меня защищала, и не знала она тогда, что я настолько скверная, что то мне необходимо было… Это теперь она об этом знает… поэтому теперь тоже будет… и мне так стыдно сейчас… так стыдно, что я такой оказалась и ее надежд не оправдала.

— Вот этого ты правильно стыдишься, теперь осталось только помощь и от нее и от отца с благодарностью принять и постараться исправиться. Иди, ложись деточка, а я холодненькое полотенчико приложить тебе принесу, отварчиком тебя напою, да мазь потом дам, глядишь, и полегчает тебе.

— Благодарю, отец Стефан, — Кэти прошла к себе в комнатку и легла кровать, — Вы такой добрый…

Постучав в келью отца-настоятеля и услышав его ответ, Алекс Тревор вошел в небольшую чисто убранную комнату.

— Вы звали меня, святой отец?

— Да, Ваша Светлость. Я хотел поговорить с Вами, — кивнул тот.

— Алекс, просто Алекс, святой отец. В святом месте условности ни к чему…

— Что ж, как пожелаете, Алекс. Как Вы понимаете, разговор пойдет о Вашей супруге.

— Да, я догадывался.

— Я не буду скрывать, Алина очень дорога мне. Она не только моя воспитанница и духовное чадо. Эта необыкновенная девочка похитила мое сердце, я очень люблю ее, поэтому мне больно смотреть, как Вы, Алекс, уничтожаете то, что я долгие годы взращивал и лелеял, — он помолчал немного и тяжело вздохнул, — Сейчас я сделал все, что мог, чтобы дать Вам возможность быть с ней счастливым. Постарайтесь воспользоваться этой возможностью и не уничтожить то сокровище, каким обладаете… Еще одного Вашего предательства она не переживет.

— Вы сломали ее… — задумчиво проговорил герцог, — Неужели Вам не жаль ее?

— Я не сломал, я с корнем вырвал. Она тихо задыхалась и засыхала в прежних условиях. Сейчас либо Вы сумеете найти для нее лучшие, либо она быстро погибнет. Последнее кстати не аллегория. Алина не дорожит жизнью и, к моему большому сожалению, стоит ей лишь захотеть, она может покинуть этот мир, дверь для нее уже открыта. Ее держат лишь привязанности и долг. Хотите ее удержать, Вы должны стать ее самой большой привязанностью.

— Святой отец, ей нужен ребенок. Его она не сможет бросить. Только я ей его дать не могу… я никогда не нарушал клятв… но я готов закрыть глаза, на любого… я сделаю для них все…

— Вы потеряете ее, Алекс, если постараетесь принудить к этому. Пока Вы живы, у нее может быть ребенок только от Вас.

— Вы предлагаете мне умереть? Ведь даже смерть короля не освободит меня от данных ему обещаний, а сам он от них не откажется никогда.

— Нет, я предлагаю Вам смириться с тем, что у нее не будет детей. Пока не будет… а дальше все в руках Господа. Может и найдется решение, которое сейчас никому даже в голову не приходит.

— Значит, я должен жить в постоянном страхе, что стоит ей только захотеть, и она покинет этот бренный мир?

— В Ваших силах, Алекс, сделать так, чтоб ей не захотелось это.

10

Утром Алина, зашла в келью матушки Калерии, когда та молилась. Увидев, что монахиня не обернулась на звук открываемой двери, Алина молча замерла у двери, терпеливо дожидаясь конца молитвы. Закончив молиться, мать Калерия поднялась с колен, повернулась к Алине, улыбнулась и осенила ее крестным знамением.