Императрица и ветер - Мария Чурсина

- Опустим морализаторство по вопросу "почему сразу не сказала", - Маша сложила расписание. - Как тебе показалось, Кристина хорошо себя чувствовала? Может быть, она как-то странно себя вела?

Персик задумчиво сложила губы трубочкой.

- По-моему, она была обычной. Мы поболтали немного даже... Правда, она злилась сначала, кажется.

Из соседней комнаты послышались голоса: невнятное бормотание председателя, потом короткая речь Шредера, и всё стихло, только шлёпались об стекло спелые ягоды малины.

- Злилась на тебя? - переспросила Маша.

- Ну нет же. Просто злилась, - Персик развела руками, потом словно опомнилась и опять вцепилась в подушку. - Не знаю, на кого. Просто была в плохом настроении.

Машину она видела ещё на подходе к дому. Старенький, но ухоженный седан стоял на бетонной площадке, уже готовый к путешествию в районный центр, куда семья собралась за продуктами.

- Она не рассказывала, как сюда попала, про своих друзей? - Маша склонилась к ней, уперевшись локтями в колени.

В соседней комнате опять послышались голоса, но на этот раз интонация больше всего соответствовала мирной беседе.

- Нет, ничего такого. Только про шмотки и про поступление. Мы же с ней не лучшие подружки, - Персик с надеждой заглянула ей в глаза. - А вы меня отпустите?

Маша улыбнулась.

- Отпущу, что же мне ещё с тобой делать. Скажи ещё вот что. Когда ты привезла Кристину на ту станцию, она сразу пошла на платформу?

В соседней комнате события развивались по-своему, беседа перетекла в рассказывание друг другу анекдотов. То и дело оттуда доносился смех.

- Ну да, я её почти до самой платформы и довезла. Там вокзал есть, она вроде бы собиралась билет покупать.

Из-под стола выбралась кошка, потянулась гибким белым телом и уселась на полу, поглядывая то на Машу, то на её собеседницу.

С фонарного столба на неё смотрела улыбающаяся Кристина: тёмно-каштановые волосы рассыпались по плечам, джинсовая куртка растопыривалась на груди, открывая смешную детскую футболку с медвежонком. С улыбающейся мордашкой Кристины никак не вязался сухой канцелярский текст: "Пропала... года рождения... особые приметы...". Она улыбалась с каждого фонарного столба.

- Где его демоны носят? - Маша в четвёртый раз набирала номер Кайла и слушала длинные гудки в ответ.

Шредер со скучающим видом стоял в нескольких шагах от неё. Вот он сорвал травинку и сунул её в рот.

- Он тебе, вообще-то, зачем сдался?

На вокзале станции семьсот семьдесят шестого километра билетёрша Кристину не помнила. На платформе дед в камуфляже кормил голубей семечками, и ветер гонял сухие стручки акаций, вдалеке целовались девушка и парень. Следующая электричка грозилась прибыть на первый путь через несколько минут.

- Нужно предупредить. Мы ведь договаривались встретиться. В конце концов, мы вместе ведём дело, - Маша отчаялась и на шестом длинном гудке сбросила вызов.

От платформы тропинка вела вглубь рощи акаций, за которой предполагался дачный посёлок, по размеру гораздо больший, чем Низинка. По тропинке к платформе шла девушка, ничем особо не привлекающая внимания, разве только тем, что в самый солнцепёк решилась выбраться из уютной дачи. Она шла, склонив голову к земле. У её бедра болталась спортивная сумка на широком ремне.

- Ну хорошо, последний раз, - Маша снова набрала номер Кайла. Шредер закатил глаза.

Прислушиваясь к сообщению о том, что абонент где-то не там, она наблюдала за девушкой. Та остановилась возле старой акации, подумала, сорвала с неё какое-то объявление.

- Стой, - прошептала Маша, опуская руку с телефоном.

Девушка на ходу сунула лист бумаги в сумку, взялась за ржавую трубу, заменяющую перилла, и стала подниматься к платформе. Она как будто ничего не видела перед собой, а может быть, считала ступеньки. Ещё раз объявили электричку, теперь она уже была совсем близко - гудели рельсы.

Пахнуло дёгтем. Девушка отряхнула джинсы и направилась к ближайшему столбу, чтобы и с него сорвать объявление о пропаже Кристины. Чёрный камень в кольце блестел в солнечном свете. Бумагу она комкала в левой руке, и совала в сумку, которую даже не пыталась застегнуть.

- Стой! - крикнула Маша, и в этот момент по рельсам загрохотала электричка.

Синие вагоны проскакивали мимо... три, четыре, пять. Взвизгнули тормоза, электричка встала. Из открывшихся дверей посыпались люди: бабушки в цветных шляпках и с каталками, смеющиеся молодые люди в пляжных нарядах, едва прикрытых цивильной одеждой, мамы с пищащими на все голоса детьми. Запахло сигаретным дымом и духами.

Машу оттеснили к ограде платформы, а через минуту уже всё опустело. Жизнерадостно свистнула и тронулась электричка. Процессия дачников удалялась по тропинке под акациями. Девушки, срывающей объявления, на платформе уже не было.

- Ну что, поехали в город? - нетерпеливо отбросил травинку Шредер.

- Инника, - пробормотала Маша, не в силах оторвать взгляд от комка бумаги, оставшегося валяться на платформе. - Это ведь она была.

- Ну сейчас придётся рассказывать. Новости же.

   Рената, стоящая возле окна в приёмной, дёрнулась, как будто её застукали на месте преступления. Некстати Маша вспомнила, что окно приёмной выходит как раз на автостоянку перед Центром.

- Что, прости? - переспросила она, сделав несколько шагов к компьютерному столу Ренаты.

За ним, по-хозяйски закинув ногу на ногу, сидел Рауль.

- Нет, - пробормотал он себе под нос, - я определю владельца этого мобильного, но что-то семидесятипятилетний дедушка не очень похож на похитителя маленьких красивых девочек.

- Рауль! - позвала его Маша, нависнув над столом. - Кому ты собираешься рассказывать новости?

Тот опомнился и потёр пальцами затылок.

- А, - Рауль с невинным видом обернулся к Маше. - Так тебе же.

- Самунасуки Тено, правильно? - зачитал с листа Антонио.

- Так, - на губах Сабрины появилось что-то похожее на улыбку. Она закинула ногу на ногу и одёрнула просторную светлую юбку.

За окном пищали ласточки. Они носились хороводом по одним им известным нуждам.

- Почему тогда "Сабрина"?

- Имя, распространенное в Киото, не очень привычно для этого города, - она говорила с едва уловимым акцентом. - Чтобы вы не ломали язык.

Антонио поднял взгляд на девушку. Сказать, что она была красивой, всё равно что признать лютый мороз - прохладной погодой. Она была не просто красивой, она была особенной - восточный разрез глаз, вечная полуулыбка, тонкие руки в кольцах. Хрупкая фигура. Чёрные волосы, собранные в самурайский хвост на затылке.