Стихотворения и поэмы - Максим Рыльский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
455. ЖАЖДА
Поэма-видение
© Перевод Е. Благинина
XXV годовщине Советской власти на нашей славной Украине — посвящаю
Тебя — от дней начальных кругаИ по скончанье смертных лет,Не как дитя, не как подругуИ даже не как мать, — о нет! —
Тебя, как ветер в злой неволе,Как солнце в ледяном гробу,Как радости свои и боли,Как юность, как свою судьбу,
Как стоны сердца в час прощанья,Как усталь наболевших ног,Что после долгого изгнаньяНа отчий клонятся порог,
Как голосок больного сына,Как проблеск в глубине пути,Как тень, которой не отринутьИ от которой не уйти,
Как огоньки в ночи живые,Как трепет счастья по весне,Как слезы женские святыеВ благоговейной тишине, —
Тебя ношу в груди сыновней,В мозгу недремлющем таю,Тебя, которой нету кровней, —Любовь мою и страсть мою!
Большое небо, море света,Была ты, будешь ты и есть!Тебе, тебе, Отчизна, этаИз сердца рвущаяся песнь.
Первый голосВеликой и чистой воде,Что нас освежает и по́ит,Что студит в горячем труде,Что после сраженья покоит,
Что отдых усталым дает,Что юных на подвиги будит, —Пусть слово простое моеПосильною жертвою будет.
Кто жажду без меры знавал,Тот меру словам моим знает.Когда, словно огненный вал,Всю землю жара заливает,
Когда всё, что в зное слегло,О ливне спасительном просит, —О, темное тучи крылоБлаженное счастье приносит!
«Хоть капельку влаги!» — В огне,В агонии дол бездыханный, —И катится гром в вышине,Такой долгожданно-нежданный.
«Хоть каплю! Спеклось… запеклось!» —В сухом ковыле замирает…И вдруг взорвалось, понеслось…Бежит, ворожит, распевает.
И снова весна! И опятьТопочут над пажитью кони,И миру отрадно сиятьНа влажно-дымящемся лоне.
Кто знает походных дорогИ пыль, и ухабы, и камень,Усталость натруженных ног,Неистовый солнечный пламень;
Огонь запорошенных ран,Иссякнувший голос в гортани,И небо, как высохший жбан,И землю, сухую до грани;
Кто шел, выполняя приказ,Вперед — под тяжелой поклажей,Кто знает, как сладок для глазЛазоревый отсвет миражей, —
Тот знает, что значит река,Прильнувшая к травам зеленым,Бегущая издалека,Манящая лоном студеным.
О воды! Земная краса!Прохладные, страсть утолите!Разверзшиеся небеса,Стремите, струите, поите!
О реки! Любимых милей!Кружася с землею со всею,Несите вы счастие ей —И песнею станьте моею!
Второй голос«Хлеб не швыряйте, он святой!» — В суровости притворной,Бывало, скажет дед седой Нам, детворе проворной.
«Вы не играйте хлебом — грех, За это бог накажет», —Счастливый сдерживая смех, Бывало, мать нам скажет.
И время шло… И подросли И возмужали дети,В сердцах забвеньем поросли Простые речи эти.
И слово «грех», как пыльный хлам, В архив навеки сдали.Иным, неслыханным словам Учить детей мы стали.
Но всё же стойким было в нас Тех — старых — слов вторженье.Испытываем и сейчас Мы к хлебу уваженье.
Затем, что труд, и крепкий пот, И жита дух медовыйВсему живому жизнь дает И слов источник новый.
А тот, кто щедрою рукой Зерно бросает в недра,Тот сам на ниве вселюдской Взойдет пшеницей щедро.
Третий голосЧеремуховою вершинойИграют вешние ветра,И сердце с песней соловьинойНа поединке до утра.
И в каждом лепестке пахучем,В любом ростке, ожившем вновь,Пылает полымем кипучимВся жизнь моя и вся любовь.
И тропы сходятся медвежьиК тебе, властительнице нет,—На белые твои одеждыЛетит черемуховый снег.
Ветрами ахнула, дохнула,И прилетела, притекла,И руки настежь распахнула,И шелк откинула с чела.
Как будто бы дивясь, ресницыРаскрыла широко — в простор,И сон, что век не переснится,С зеленых покатился гор.
И облака цветов душистыхРосою тают на устах,И ночь в сверкающих монистахДо петухов стоит в дверях.
Раздвигается завеса минувшего. В тумане встают силуэты.
Силуэт первыйМальчишка в потертом кафтане.Котомка. В ней хлеба кусок.И вечер. И город в тумане.И боль перетруженных ног.
Когда б не упасть, не споткнуться.Дойти, добрести и войти!Когда б хоть не взять, так коснуться!Нет, взять! Отобрать! Унести!
И падает вечеру в ногиУсталость поблекшего дня.И грязные брызги. «С дороги!» —Барчук погоняет коня.
Силуэт второйВышивает, распевает,У окошечка присев.И никто того не знает,Где узор, а где напев.
Всё бы пела — без разбору.Вышивала б — всей земле!Хата. Мать стара и хвора.Хлеб зацветший на столе.
«Ты б хоть хлебушка поела,Огонька бы добыла!..»…Страшно вытянулось тело.Ночь. И в сердце — ночь и мгла.
СилуэтыСотни, тысячи и миллионы.Сколько выцветших глаз… а седин!Сколько сгорбленных, изможденных,И замучены все, как один.
Мир — что радуга! С речки до лесуВысоко развернулась она,Сквозь цветистую эту завесуВиден легкий рисунок челна.
А для них — ни красот, ни приманок,Что им радуга, небо, земля?Только хрипы глухих перебранок,Только рвущая горло петля.
Сотни, тысячи и миллионы…Боль горба да глухая судьба…Лишь проклятия, вопли и стоны…И встает над землею борьба.
ГолосВсё хлещет петербургский ветерПо каменному битюгу,На коем Александр Третий,Согнувший весь народ в дугу.
В России холодно и голо,Россия греется вином,И обнимается НиколаС тобольским пьяным мужиком.
И ты, и ты, народ мой бедный,Среди задушенных лежал…Ужель за этим Всадник МедныйКоня над бездной задержал?
Дыхание буриСтоял Исакий темно-смутен,И Медный Всадник не скакал,Когда подвыпивший РаспутинВразнос Россию продавал.
Нева стонала от печали,Войну вершили тиф да вши,В Таврическом высоком залеБезумствовали торгаши.
Но дрогнули земля и море,И ожили слова от дел, —То на прославленной «Авроре»Пожар бессмертный загудел.
Просторов талых ветер вольныйВ лицо мятежно захлестал…Дворянский, царский, сонный СмольныйТвердынею народа стал.
О, ни к чему терзать укоромТого, что требует меча!Дворец Кшесинской, точно форум,Взметен десницей Ильича.
СказкаПустила фея золотой клубок,За ним вослед ушло дитя долиной.Погожий день был ясен и глубокИ разливался далью лебединой.
Хворала мать уже давным-давноИ не пускала дочь свою в дубравы, —Но вечером ушла она в окно,Чтоб отыскать целительные травы.
Лесами шла, долинами брела,А если путь вдруг надвое делился, —То золотая нить ее велаТуда, где ток воды живой струился.
Сказала фея: «Серебром звенитЕдинственный на свете ключ студеный,Пред ним на страже мо́лодец стоит —Твой суженый, твой милый нареченный.
Как ясный месяц, светел гордый лик,Лазоревые зори в ясном взоре.Из-под камней он выбил тот родник,Как искру высек… И стоит в дозоре».
Дитя идет. Неровно нить ведет,Не раз навстречу — страсти да напасти:То змей шипит, то лютый зверь ревет,И вылетает дым из смрадной пасти.
Так шла и шла… И на глазах росла,Превозмогая в сердце страх извечный,И в некий час ей фея подалаБесценный дар — булатный меч двусечный.
И шла не день, не два, не год в бору,И красотой доспела, как пшеница,Когда вступила в вешнюю поруС мечом двуострым де́вица-девица!
И ею зверь повергнут не один,И не одна рассечена гадюка,Где, между сосен, елок да осин,Прошла она — нежна и белорука.
И час настал. Из чаши голубойЛился рассвет потоками рубина.Так повстречались у воды живойОктябрь и молодая Украина.
Сон — не сонТы вся была звенящей тетивой,Натянутой до края, до предела.Ты вся была рассветною зарей,Что над полями тихими горела.
Рвался из песен вековечный плач —Минувших лет единая услада.И позади — так много неудач,А впереди — цветущий полдень сада…
Днепр рокотал, светло валы подъяв,В лугах шептали шелковые травыПро Желты-Воды, славу среди слав,Про чуб и про сережку Святослава,
Про серый камень с именем Сирка,Бессмертием и славой опаленным,Про день, когда рабочая рукаРвала впервые рабские законы,
Про силу тех неистощимых сил,Что возводили светлые палаты,Про день, когда Шевченко возвестилНауку гнева, страсти и расплаты,
Когда, как речка, рано по веснеВлилась ты в новое большое море,Спалив на очистительном огнеНеправду всю, бесчестие и горе, —
Ты поднялась навстречу всем ветрамИ на вопрос: «Мы будем иль не будем?»Мирам, планетам, братьям и врагамОтветила крылатым Днипробудом.
Колышется и волнуется мгла. В ней проступают белизна и золото Лаврской звонницы, зелень отлогих холмов, нивы, сады, строенья. Ирпень. Молодой сад.
