Автобиография - Жанна Гийон

Я была настолько запугана, что не осмеливалась выходить без своей свекрови, а в ее присутствии не могла проронить и слова. Я не знала что говорить, столь велик был мой страх перед ней. В довершение моего несчастья, они приставили ко мне горничную, которая ради них была готова на все. Она держала меня под присмотром как гувернантка.

Большей частью я терпеливо переносила все эти напасти, избежать которых я была не в состоянии. Но иногда какой–нибудь поспешный ответ срывался с моих уст, становясь источником моего очередного тяжкого терзания. Когда я выходила куда–либо, лакеям было велено рассказывать обо всех моих действиях. Именно тогда я начала вкушать хлеб в печали и смешивать свое питье со слезами. За трапезой они всегда делали что–либо, что приводило меня в состояние крайнего смущения. Я не могла сдержать слез. Не было человека, которому я могла бы довериться, кто бы смог разделить со мной эти несчастья и помог бы мне их выдерживать. Когда я старалась донести хоть что–то своей матери, я этим навлекала на себя новые беды. Мне пришлось смириться с тем, что довериться было некому. Мой муж обращался со мной так вовсе не от какой–то присущей ему жестокости, ибо он страстно любил меня. Но он был горячий и вспыльчивый человек, а моя свекровь постоянно настраивала его против меня. Вот в таком отчаянном состоянии, о мой Бог, я начала осознавать потребность в Твоей помощи. Ибо это положение было для меня гибельным.

За границей я встречалась только лишь со своими поклонниками, чья похвала приносила мне боль. Можно было бы опасаться, что я могла сбежать, при виде всех этих переносимых мной домашних мучений и будучи в весьма нежном возрасте.

Но Ты, по своей благости и любви, повернул все в другую сторону. При помощи этих двойных ударов Ты привлек меня к Себе. Эти Твои испытания привели к тому, к чему не смогли бы привести Твои ласки. Ты воспользовался присущей мне гордостью, чтобы удерживать меня в рамках моего долга. Я знала, что честная женщина не должна вызывать подозрений у своего мужа. Я была настолько осмотрительна, что иногда даже доводила это качество до крайности, отказываясь протянуть руку тому, кто из вежливости предлагал мне свою. Так однажды со мной случился инцидент, который, если бы зашел слишком далеко, мог бы меня уничтожить, ибо все было воспринято превратно. Мой муж очень чувствительно относился как к вопросу моей невиновности, так и к лживым нашептываниям моей свекрови.

Такие тяжкие испытания заставили меня вновь обратиться к Богу. Я начала сожалеть о грехах своей юности. Со времени своего замужества я более не совершала намеренных грехов. Однако некоторые оттенки тщеславия во мне еще оставались, о чем я весьма сожалела. Но теперь мои беды их превысили.

Более того, многие мои испытания казались мне справедливой усладой при том малом маленьком луче света, который был мне доступен. Я не была достаточно просвещенной, чтобы проникнуть в суть своего тщеславия, ибо я могла думать только о его внешних проявлениях. Я предпринимала попытки улучшить свою жизнь с помощью покаяния и общего исповедания, которое было самым тщательным, которое мне удавалось совершать. Я отложила в сторону чтение романов, к которым я в недавнее время питала такую большую слабость. Хоть некоторое время перед моим замужеством я и заглушила в себе стремление к чтению Евангелий, все же теперь я была под их абсолютным влиянием, находя в них столько истины, что это лишало меня терпения при чтении всех других книг.

Романы казались мне исполненными лжи и обмана. Теперь я уже откладывала в сторону даже невинные книги, чтобы иметь дело только с теми, которые могут быть мне полезны. Я снова вернулась к практике молитвы и старалась больше не огорчать Бога. Я чувствовала, как Его любовь постепенно возрождает мое сердце, изгоняя из него все остальное. Однако, я все еще имела невыносимое тщеславие и самолюбие, которые было мучительным и трудноизлечимым грехом. Мои страдания удвоились. Они были теперь более мучительными. Моя свекровь, не удовлетворяясь своими желчными высказываниями против меня как лично, так и в присутствии других людей, разражалась гневом по поводу малейшего пустяка, едва успокаиваясь за две недели. Часть своего времени, находясь в одиночестве, я оплакивала свою участь, и моя печаль с каждым днем становилась все горше. Иногда я не в состоянии была сдерживаться, когда девушки из домашней прислуги, которые должны были мне подчиняться, дурно со мной обращались. Я делала все, что было в моих силах, чтобы смирить свой гнев, и это стоило мне многих усилий.

Эти сокрушительные удары настолько повредили живости моего характера, что я стала похожа на привязанного ягненка. Я молилась нашему Господу, прося Его о помощи, и Он был мне убежищем. Так как мой возраст был далек от возраста моего мужа и свекрови (ибо муж мой был старше меня на двадцать два года), я хорошо понимала невозможность изменения их отношения ко мне, которое со временем все больше усугублялось. Я поняла, что все сказанное мной, казалось им оскорблением, хотя другие люди на их месте были бы очень довольны.

Однажды находясь одна, обремененная печалью и отчаянием, где–то через шесть месяцев после нашего бракосочетания, я даже испытала искушение отрезать себе язык, чтобы больше не раздражать тех, которые на всякое произнесенное мною слово отвечали яростью и возмущением.

Но Ты, о Боже, все–таки остановил меня и показал мне мое безумие. Я постоянно молилась, и даже желала стать немой, настолько я была тогда глупа и невежественна. И хоть я безропотно несла свой крест, я никак не могла найти объяснение одному постоянному противоречию, когда ты без устали угождаешь человеку, но безуспешно, ибо этим ты еще более его оскорбляешь. Тяжелее всего быть привязанной к таким людям, находясь с утра до ночи в атмосфере строгого ограничения и не имея возможности от них освободиться. Я поняла, что великие испытания подавляют и пресекают всякое проявление гнева. А такое продолжительное противоречие раздражает и возбуждает горечь сердца. Оно производит весьма странное действие, требуя крайних усилий для самоограничения, чтобы не выказывать досады и гнева.

Мое положение в браке было скорее положением рабыни, нежели положением свободного человека. Через четыре месяца после нашего бракосочетания я узнала, что мой муж страдал подагрой. Эта болезнь приводила ко многим испытаниям в наших отношениях. У него случались приступы подагры дважды в течение первого года, каждый раз в продолжение шесть недель. Он так был измучен этим, что уже не выходил из своей комнаты и даже не вставал с постели. Он оставался в постели обычно несколько месяцев. Я заботливо ухаживала за ним, хоть и была еще так молода. Неустанно я старалась совершать свои обязанности наилучшим образом. Увы! Все это не привело к возникновению дружеских отношений между нами. Я никогда не имела утешения в том, чтобы знать, насколько мои поступки ему приятны. Я отказывала себе даже в невинных развлечениях, чтобы продолжать оставаться со своим мужем. Я делала все, что, как мне казалось, могло ему угодить.

Иногда он тихо терпел мое присутствие, и тогда я считала себя очень счастливой. В других случаях мое присутствие казалось ему невыносимым. Мои близкие друзья говорили мне: «Ты действительно еще в очень нежном возрасте, чтобы быть нянькой для инвалида, и это совершенно невозможно, что бы ты так низко ценила все свои таланты». Я же отвечала: «Так как у меня есть муж, я должна делить с ним как его страдания, так и его радости». Кроме того, моя мать, вместо того, чтобы жалеть меня, жестоко укоряла меня за мое усердие по отношению к мужу. Но, мой Бог, как Твои мысли были далеки от их мыслей, как отличалось все то, что было снаружи от того, что происходило внутри! Мой муж имел слабость — сразу же приходил в ярость, когда кто–либо говорил ему что–либо против меня. Это была работа Провидения надо мной, ибо муж был умным человеком и очень меня любил. Когда я была больна, он был безутешен. Я верю, не будь там моей свекрови и девушки, о которой я говорила, я была бы очень счастлива с ним.

Большинство мужчин обладают своим особенным нравом и особым образом проявляют эмоции, но обязанность мудрой женщины терпеливо сносить все это, не раздражая их еще более свои ответом на возможные несправедливые слова. Ты, о мой Бог, по своей доброте даровал все эти обстоятельства, ибо с этого времени я поняла, насколько было необходимо заставить меня умереть для моего тщеславия и высокомерного нрава.

У меня не хватило бы силы самой их разрушить, если бы Ты не совершил это посредством терпеливого действия своего провидения. Я молилась о терпении с огромным усердием, тем не менее, некоторые проявления моего живого характера от меня ускользали, сводя на нет все мои решения хранить молчание. Без сомнения так было допущено, чтобы мое самолюбие не могло питаться от моей способности проявлять терпение. Даже минутный промах приводил к целым месяцам унижения, упреков и печали, показывая приближение новых испытаний.