Томагавки кардинала - Владимир Контровский

Через пять лет после начала «эры Кольбера» этот флот имел уже полсотни линейных кораблей, а еще через пять лет их было уже больше ста, а общее число французских боевых судов увеличилось втрое. Французские корабли отличались своими высокими мореходными, конструктивными и боевыми качествами и служили образцом для подражания. Кольбер ввёл матросскую повинность, написал устав флота, а для обеспечения гребных судов нужным количеством гребцов некоторое время все провинности наказывались ссылкой на галеры. И никто иной, как Жан-Батист Кольбер, создал новый тип боевого корабля.

Имя отца линейного корабля, родившегося в ходе первой англо-голландской войны, неизвестно (скорее всего, отцов было несколько), зато известно имя отца фрегата: Кольбер. Собрав лучших математиков и физиков страны, Кольбер поручил им разработать проект корабля, который был бы достаточно мощным и в то же время быстроходным, вёртким и способным совершать далёкие плавания в бурных морях. Задание министра было выполнено, и вскоре с верфей Франции сошли на воду первые фрегаты — предки крейсеров. Фрегаты имели три мачты и одну закрытую батарейную палубу, несли от двадцати до сорока орудий среднего калибра и далеко превосходили маневренностью и ходкостью неповоротливые линейные корабли. И эти фрегаты понесли флаг Франции во все части света…

1669 год

— Господа, дело, ради которого я вас пригласил, чрезвычайно важное, и, — Бертран д'Ожерон, губернатор Тортуги, сделал многозначительную паузу, — не терпящее излишней болтовни.

Обращение «господа» было не слишком привычным для двух его собеседников: оба они — и Франсуа д'Олонэ, и Пьер Легран, — были обыкновенными пиратами, хоть и разными по замашкам. Д'Олонэ, прославившийся на всё Карибское море своей зверской жестокостью, являл собой яркий образчик типичного морского бандита, живущего сегодняшним днём, от грабежа до грабежа, тогда как Легран был натурой более утончённой и думал о будущем. Но обоих этих людей роднила незаурядность, пусть даже разная, и поэтому д'Ожерон, хорошо знавший всех флибустьеров Вест-Индии, остановил свой выбор на них. Джентльмены удачи не ощущали никакой неловкости при тесном общении с господином губернатором: Бертран д'Ожерон де ла Буэр в прошлом сам был капитаном и буканьером, а в настоящем имел свою долю в пиратской добыче.

— Я предлагаю вам послужить королю Франции, — губернатор перешёл к делу.

«А зачем нам это надо?» — чётко обозначилось на лице д'Олонэ.

— Каким образом? — спросил Легран с некоторой заинтересованностью.

— Надо взять Нью-Йорк, — сказал д'Ожерон. — Это бывшее владение голландцев, оно называлось Новый Амстердам, но пять лет назад англичане вышвырнули оттуда прежних хозяев и уселись там сами. А наш король полагает, что там должны сидеть мы, французы. Вы ведь специалист по штурму городов, Франсуа, — вы взяли Маракайбо.

— Я сделал это первым, — уточнил д'Олонэ с оттенком самодовольства, — никто из буканьеров до меня не захватывал испанские города.

— Вот именно, — д'Ожерон благодушно кивнул, — поэтому для вас не составит труда взять ещё один город, на сей раз английский. Тем более что вам помогут.

— Взять-то можно, — согласился д'Олонэ, — но только зачем? У испанцев полно золота и серебра, а что возьмёшь с англичан? Ради чего мы будем рисковать шкурой, Бертран? Я, конечно, патриот Франции, но…

Легран молчал, но было видно, что он разделяет мнение своего собрата по ремеслу.

— Ради того, чтобы сберечь эту самую шкуру, — холодно перебил его д'Ожерон. — Между Испанией и Францией идут переговоры о мире, а твой лихой налёт на Маракайбо вызвал негодование короля Испании и создал трудности королю Франции. Вот здесь, — он тронул свиток, лежавший на его столе, — предписание. Тебя должно арестовать и судить, Франсуа д'Олонэ. И, я так думаю, повесить. Теперь с тобой, Пьер, — губернатор посмотрел на Леграна. — Ты, как я знаю, недавно захватил испанский галеон с богатой добычей — лихое дело, я восхищён. И ты собираешься вернуться в свой Дьепп и жить там в своё удовольствие — разумно, не спорю. Но ты ведь не хочешь, — вкрадчиво произнёс бывший корсар, — чтобы кто-то заинтересовался происхождением твоего благосостояния? А это может случиться!

Д'Ожерон снова сделал паузу и, не давая пиратам опомниться, подытожил:

— Итак, господа, выбор за вами: или вы принимаете предложение короля, или… Что же касается добычи — можете очистить этот жалкий городок от всего, что там найдёте. Его величеству нужна эта земля, а не сундуки тамошних поселенцев.

— Но справимся ли мы с англичанами, имея только наши лёгкие посудины? — спросил Легран, и по самому вопросу было уже ясно, что умный нормандец свой выбор уже сделал.

— Да, — поддержал его д'Олонэ, — если мы столкнёмся у Нью-Йорка с военными кораблями англичан, я не дам за наши шкуры и пары пиастров. Тогда уж лучше сразу на виселицу — чего тянуть?

— Корабли у вас будут, — успокоил д'Ожерон. — По ряду причин его величество не хочет открыто посылать туда свой флот, но кто мешает ему передать вам — временно — пару-тройку хороших фрегатов с экипажами? И это будет сделано. А с суши, как я уже говорил, вас поддержат — у генерал-губернатора Новой Франции есть надёжные союзники. Ну, ваше слово?

— Я согласен, — буркнул д'Олонэ. — Не люблю англичан — один этот Морган Рыжий чего стоит…

— Я тоже согласен, — Легран кивнул. — Я верноподданный его величества.

— Я в этом нисколько не сомневался, — улыбнулся господин губернатор, поглаживая свой шёлковый фуляр,[17] и приказал слуге-негру, стоявшему рядом: — Рому капитанам! И мне тоже, а то от этих разговоров у меня уже в горле пересохло.

1670 год

— Я согласен на капитуляцию, — мрачно проговорил майор Хаббард, теребя рукоять шпаги.

«Ещё бы ты был не согласен, — Даниэль Шамплен мысленно усмехнулся. — Берега Гудзона заняты ирокезами — отряды милиции из Виргинии и Плимутской колонии потеряли немало людей, но так и не смогли сюда пробиться, а пушкам фрегатов, — он перевёл взгляд на корабли, стоявшие на расстоянии выстрела, — тебе нечего противопоставить. Два часа пальбы — и от всего вашего Нью-Йорка останется куча обгорелых брёвен». Однако вслух он вежливо (как и подобает на дипломатических переговорах) произнёс:

— Разумное решение — к чему ненужное кровопролитие?

— Но мне хотелось бы, — майор посмотрел на не внушающее доверия лицо д'Олонэ, — получить гарантии.

— Какие именно?

— Гарантии того, что ваши люди не будут чинить грабежей и насилия — оговоренную сумму выкупа за жизнь наших поселенцев мы внесём.

— Подумаешь, — проворчал д'Олонэ, — было бы о чём беспокоиться. Ну, задерут мои молодцы юбки вашим пуританкам — что от них, убудет? Наоборот, порадуются…

Легран усмехнулся, однако Шамплен счёл нужным пресечь подобные разговоры.

— Мы даём вам такие гарантии, — решительно заявил он, строго глядя на пиратов. — Вы можете не беспокоиться, майор.

По лицу д'Олонэ пробежала тень — «оговоренная сумма выкупа» явно не устраивала корсара, — и сын основателя Новой Франции понял, что надо подсластить пилюлю.

— Господин д'Олонэ, губернатором нашего нового города буду я, но без вас и ваших людей я бы никогда не получил этот пост. И как признание ваших заслуг — не хотите ли вы выбрать новое имя для этого города?

— Хм… — польщённый флибустьер почесал бородку и задумался. — Пусть этот город будет теперь называться Нуво-Руан. Моя первая в жизни баба была родом из Руана — она мне говорила, что происходит из старинного рода графов Руанских, ведущих свою родословную ещё от викингов. Вообще-то эта бабёнка оказалась порядочной шлюхой — у её мужа отросли такие рога, что в конце концов сломали ему шею, — но всё-таки она была у меня первой…

— Нуво-Руан? Прекрасно! — воскликнул Даниэль, подумав при этом: «Надо же, какая романтичная история!».

…Однако одним только моральным удовлетворением дело не ограничилось. Корсары, оставшиеся без ожидаемой поживы, были недовольны, и тогда д'Ожерон нашёл компромисс: он решил использовать фрегаты Людовика XIV для атаки Ямайки, куда вот-вот должен был вернуться с богатой добычей Генри Морган. Авантюра удалась: Порт-Ройял был захвачен внезапным десантом, и английский губернатор Ямайки сэр Томас Модифорд стал пленником французских пиратов. Ничего не подозревавший Морган прибыл в Порт-Ройял в ореоле победителя испанцев и угодил в расставленную ловушку. Конец самого знаменитого пирата Карибского моря был тривиальным: его повесили без долгих проволочек.

Д'Олонэ ненадолго пережил Рыжего Моргана: не успокоившись на достигнутом, он отправился в очередной поход на Панаму и попал в плен к индейцам из Дарьена. Смерть человека, нарекшего Нью-Йорк Нуво-Руаном в память о своей первой любви, была ужасной: его четвертовали ножами. Лучше всех золотом Моргана сумел распорядиться Пьер Легран: он вернулся в родной Дьепп и спокойно жил там до конца своих дней, ни разу не ступив больше на палубу корабля. Пьер Легран умер богатым и всеми уважаемым человеком, даже не предполагая, что стал основателем будущей могущественной финансовой династии.