Русская фантастика 2014 - Василий Головачёв

Моя поминальная песня, очевидно, стала последней каплей для Шолто и подельников. Первым не выдержал Тонго. Я не мог видеть его, но почувствовал, как слабеет запах маленького человека. Следом за ним Устремились и остальные.

В последний раз я взглянул на мертвого кота и отправился за ними. Я не подумал хоронить Багира. Только люди, жадные до всего, прячут своих покойников под землю, словно те могут им пригодиться. Я оставлял своего друга джунглям, частью которых он был.

Пятнадцать мужчин направились за сокровищами мертвого города, и лишь четверо еще дышали. А пятый… пятый никогда не был человеком. Я преследовал их, гнал через лес, появляясь и исчезая, как призрак. Их пули летели мимо. Скудные запасы иссякли. Они не могли остановиться, поесть или поохотиться. Джунгли хотели их крови, шептались, стонали и рычали. Страх стал их постоянным спутником. Вскоре рана на ноге Смолла загноилась, он стал кричать во сне, а через пару дней велел отрубить больную конечность. Чернобородый Мухаммед Сингх выполнил просьбу компаньона. Травма не помешала ему продолжать движение. Воистину этот человек был сделан из железа.

А что же сокровища? Небольшой ларец — вот все, что Шолто и компании удалось забрать из подземелья. Но и этого было довольно. Проклятие желтого камня уже довлело над ними. Когда они достигли обжитых земель, то походили на мертвецов, да, в сущности, и были мертвы. Страх и голод сделали свое дело. Я смотрел, как они бредут через поле к отдаленным домам поселка, и смеялся, а джунгли вторили мне на разные голоса.

Пленник закончил свой рассказ и снова смотрел на меня своими страшными звериными глазами.

— Отчего же вы не остались в джунглях? — спросил я тогда.

— О нет! — засмеялся он. — Я всегда пребываю в них. Я нахожу здешнюю охоту крайне увлекательной. Люди куда интереснее зверей. Это — моя добыча!

— Но убийство — ужасно! Неужели жизнь среди людей больше ничем вас не привлекает?

— Жизнь людей — это непрерывная охота за желтым камнем. Тигру он ни к чему.

Мне стало обидно за человечество, и я воскликнул, забывая, в какой опасности нахожусь:

— Неправда! Вы считаете, что весь мир одинаковый. И, может быть, эта страна в самом деле похожа на дикий лес. Но вы не видели, каких успехов достигла западная цивилизация.

Я ожидал, что он бросится на меня, но пленник лишь грустно покачал головой.

— Ты ошибаешься, человек. Если б ты знал, как ошибаешься.

Спал я плохо. Мне снились тигры, крадущиеся в тенях. На утро Клерваль разбудил меня и после чашки крепкого кофе снова повлек ко дворцу.

— Скоро казнь, — объяснял он по дороге. — Вы никогда не видели человеческую голову, подлетающую вверх на двадцать футов? Сегодня вам представится такая возможность. Зрелище не из приятных, но такого вы больше нигде не встретите.

Я думал отказаться, но не сделал этого. Мне хотелось еще раз взглянуть на пленника, прежде чем дьявольский ветер растерзает его тело.

В этот день у расстрельной батареи собралась целая толпа. Здесь был новый губернатор Пхараваджбада, британские офицеры, а также немногие европейцы, волею судеб оказавшиеся в городе. Одетый в черное англиканский священник то и дело снимал шляпу, промокая платком, потеющую лысину. Правую руку его стеснял увесистый томик Писания, и от этого простое действие выглядело комично. За оцеплением из солдат расположились местные жители. Люди оживленно переговаривались, торговцы засахаренными фруктами громко предлагали свой товар. Три дня назад они приветствовали повстанцев, а сегодня с той же благосклонностью ждали их казни. Серая масса, равнодушная ко всему, кроме развлечений — вот главный соучастник всех преступлений от начала времен! В то время как деятельные индивидуумы находятся в постоянном поиске, пытаясь достичь новых высот: рискуют жизнью в джунглях Южной Америки, усмиряют дикие африканские племена и бросают вызов полярным льдам в поисках Северо-западного прохода — эти довольные потребители жуют свои сладкие финики, ожидая, когда же их начнут веселить.

Пока я предавался размышлениям о гнилой сущности обывателей, худощавые, смуглые до черноты погонщики привели трех больших слонов с подпиленными бивнями. Животные вели себя беспокойно — слишком шумно и людно было вокруг. Я подумал, насколько проще жилось этим серым громадинам раздели они судьбу Orcinus огса или Physeter macrocephalus. В водах морей чудовищный вес не так досаждал бы им.

Напряжение между тем нарастало. Толпа за оцеплением все увеличивалась. Некоторые смельчаки умудрились вскарабкаться на большие статуи и теперь сидели там, подобием огромных бескрылых птиц. Вдруг со стороны батареи раздался громкий высокий голос. Это кричал махараджа. Я тут же обратился к художнику за разъяснением.

— Он просит о справедливой смерти, — нахмурившись, сказал Клерваль.

— Просит? Кого же? Британцев?

— Не представляю. Своих богов, должно быть.

У меня была странная гипотеза на этот счет. Однако я не стал делиться с художником.

Наконец горнисты дали сигнал к началу экзекуции. Сначала из дворца вывели скованных пленников. Как видно, это были рядовые солдаты. Сипаев вытолкали в центр площадки, где дюжий кузнец принялся сбивать с них кандалы.

Губернатор взял слово и обратился к жителям города. Он говорил по-английски, а чернобородый сикх в форме колониальных войск переводил слова британца жителям города. Губернатор сказал, что уважает местные обычаи, поэтому первые десять пленников будут казнены в духе старого Пхараваджбада и похоронены согласно обрядам. Остальных ждала виселица и общая могила.

Десять «счастливчиков» были отобраны и подведены к приземистым каменным плахам, которые я сперва принял за остатки какого-то строения. Пленников положили спиной на плахи и приковали при помощи особых зажимов. Я не приветствую казней, но любопытство исследователя толкнуло меня подойти поближе, благо этому никто не препятствовал.

По команде погонщиков слоны двинулись вперед. Их столпообразные ноги поднялись над обреченными и рухнули вниз, проламывая грудные клетки. Этот жуткий хруст до сих пор преследует меня ночами.

Едва раздался последний предсмертный хрип, обслуга плах бросилась к телам казненных. Проявив удивительную сноровку, палачи в несколько минут Убрали трупы и приторочили к возвышениям новую тройку несчастных. Казнь повторилась. Я увидел достаточно и отошел к группе европейцев. Пока я наблюдал за казнью, Клерваль успел сделать два прекрасных наброска, ухватив самую суть «слоновьей кары». И я еще раз поразился животной наготе этого страшного действа, подчеркнутой искусством рисовальщика.