Король абордажа - Френсис Мэсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кончай ворчать, словно обезьяна в клетке, и давай выпьем. — Морган запарился и чувствовал себя усталым. — Я сейчас умру от жажды.
Моррис обнажил в широкой улыбке желтые пеньки зубов.
— Иди наверх, поверни налево, и в дальней комнате ты найдешь кое-что получше выпивки.
— Если это шутка, то я из тебя мозги вышибу, Джек, — пообещал Морган, срывая тяжелый парик. Он поплелся вверх по лестнице, с облегчением расстегивая позолоченные пуговицы сюртука до колен. Добравшись до указанной двери, он без колебания распахнул ее. Когда он заглянул внутрь, то почувствовал слабый запах сандалового дерева и увидел молодую женщину, которая любовалась закатом и с улыбкой повернулась к нему.
Морган застыл на месте, словно его ударило громом, а потом бросился к ней:
— Тигрица! Моя любимая крошка!
И как будто не было разлуки, желанная, как никогда, Карлотта обнимала адмирала и покрывала страстными поцелуями его темное лицо.
— О Гарри! Гарри! Никогда, никогда мы больше не расстанемся.
Примечательно, что Морган постарался забыть свое смертельное разочарование в, ошибке Мэри Элизабет и развил бурную деятельность. Арчбольд, Биндлосс и дюжина других плантаторов вместе с бывшими офицерами королевских военно-морских сил и офицерами британской армии были заняты тем, чтобы снарядить хорошо вооруженный флот, который сумел бы противостоять испанцам в Карибском море. В соответствии с каперскими полномочиями, которые готовил сэр Томас, он должен был действовать как подразделение, подчиняющееся приказам ямайского колониального правительства.
Только близкие Моргана замечали, сколько времени он проводит в седле между Порт-Ройялом и поместьем Данке, где тоже осуществлялись грандиозные планы. Благодаря доле добычи, составившей пятнадцать тысяч фунтов, Мэри Элизабет смогла осуществить большинство своих желаний; например, она купила Пенкарн, как Морган назвал поместье в честь старинных владений своей семьи. Воздух округа Сент-Джордж считался здоровее, чем в Порт-Ройяле или в окрестностях Испанского города, поэтому Морган планировал построить там красивый дом, в котором могла обосноваться Мэри Элизабет. К тому же из нового дома было ближе до табачных плантаций, которым жена стала уделять повышенное внимание, справедливо считая, что табак из Ориноко должен вытеснить виргинский сорт!
Не скрывая своей гордости, Мэри Элизабет однажды вечером изложила ему свои подсчеты доходности сахарных плантаций. С блестящими глазами она разложила перед ним бумаги.
— В этом году, моя любовь, мы получили приличный доход, почти пять тысяч фунтов, и если не случится нашествия крыс, урагана или растения не заболеют, то на следующий год эта сумма удвоится.
— Я ужасно горжусь тобой, Лиззи, — от всего сердца произнес он. — Я бы хотел больше времени проводить в поместье, с тобой, но чертов флот и вечно пьяные капитаны требуют от меня столько внимания.
Она вспыхнула от его похвалы и сообщила ему еще об одном поместье в округе Кларендон, где земля годилась для выращивания индейского маиса, пшеницы, риса и некоторых зерновых, которые пока что ввозились из Англии.
Гарри Морган внимательно выслушивал все, что говорила жена, время от времени он возражал ей или вставлял дельное предложение.
Один или в сопровождении Мэри Элизабет, адмирал с удовольствием объезжал свои тростниковые плантации, особенно рано утром, когда большие стаи диких голубей выпархивали из-под ног и во все стороны разбегались стада диких свиней.
Все утверждали, что адмирал и его жена очень счастливы и ладят друг с другом. Это было правдой, хотя о детях они больше не заговаривали. Если Мэри Элизабет и удивлялась, почему Гарри проводит вечера в Порт-Ройяле чаще, чем в Данке, то она никому не говорила об этом.
Однажды утром, когда они завтракали папайей, кокосовыми орехами, холодным пирогом, апельсинами и котлетами из телятины, Морган сообщил ей:
— Я решил купить небольшой домик в порту. — И добавил, почти ничего не скрывая: — У меня все больше забот в гавани, поэтому мне нужно место, где бы я мог заниматься делами.
Мэри Элизабет покраснела, проглотила комок в горле и опустила глаза.
— Да, Гарри, конечно.
В таком маленьком поселке, как Испанский город, который к тому же так близко был расположен к шумному Порт-Ройялу, трудно было укрыться от всеобщего пристального внимания. Спустя сорок восемь часов после визита Моргана к прекрасной иностранке Мэри Элизабет уже знала об этом. Теперь она могла описать цвет ковров и стиль мебели в маленьком уютном домике в самом конце Глочестер-стрит.
«Без всякого сомнения, Гарри любит меня, — успокаивала себя Мэри Элизабет. — Разве он не демонстрирует свою привязанность ко мне сотнями разных способов?» В этом она была права, но она не догадывалась, что ее чопорное воспитание и присущая ей суровость не доставляли ему того удовольствия, которого требовала его натура.
— Гарри, меня очень беспокоит одна вещь, — заметила она, выжимая лимонный сок на большую золотистую папайю. — Два дня спустя после твоего возвращения из Порто-Бельо этот странный мистер Бекфорд отплыл в Англию. Он ненавидит тебя и завидует тебе и твоему успеху. Это опасный враг.
— Этот напыщенный дурак опасен? Ба! Пока Том Модифорд мой друг, я спокоен.
Мэри Элизабет взглянула на своего мужа поверх тарелок с завтраком.
— Том может оказаться для Бекфорда слишком мелкой пташкой. Помни, что, даже когда тебя приветствовали торговцы и толпы горожан на берегу, многие плантаторы высказывались против тебя, потому что ты увозишь в свои экспедиции слишком много работоспособных мужчин. Они утверждают, что пираты наносят серьезный вред колонии. Например, я выяснила, что многие из них тайно писали сердитые жалобы мистеру Беннету, секретарю лордов Торговой палаты. О Гарри, будь осторожен! Я молюсь, чтобы твой новый поход оказался удачным, иначе твои враги поднимут голову.
— Если мне суждено сделать тебя «леди Морган», — он попытался рассеять ее страхи, — то я сделаю это за счет донов.
Уже после полудня, когда солнце начало склоняться к горизонту и ветер с моря стал шевелить листву на деревьях, Морган вскочил в седло серого коня, которого подарил ему Бледри Морган, переставший наконец презрительно поглядывать на своего двоюродного братца и начавший относиться к нему почти что с благоговением. Однажды вечером на ужине он поднял тост за будущее адмирала и так напился, что свалился с лестницы.
Почти семнадцать миль надо было проехать, прежде чем становились заметными огни Порт-Ройяла. В бухте Морган садился в гичку, которая всегда стояла наготове, и переплывал ее, направляясь в сторону мыса.