Стражи полуночи - Дэвид Уитли

Доктор бросил взгляд на старика, который, по обыкновению, сидел на кровати, уставившись в пустоту.

— У тебя могут спросить, почему правом, предоставленным графу, не воспользовался его внук. Но это вряд ли. Меня считают ни на что не годным.

Доктор положил свиток на алтарь. Лили уставилась на пергамент с благоговейным ужасом. Во рту у нее пересохло от волнения. Свидание с самим Директором! Это все равно что встретиться с героем древней легенды. Своими глазами увидеть человека, который правит миром, человека, который вершит людские судьбы и знает все тайны.

Она протянула руку к свертку и тут же отдернула ее.

— Но почему? — спросила она, повернувшись к Тео.

Он сердито фыркнул.

— Ты нашла очень удачные слова для выражения благодарности, — пробормотал он, отвернувшись в сторону.

Лили порывисто сжала его руку.

— Я… я очень признательна вам, Тео… О такой удаче я и мечтать не могла… Но вы же не хотели, чтобы я пыталась что-то узнать… и тем более…

— Не хотел, — откликнулся Тео, по-прежнему не глядя на нее. — И сейчас не хочу.

— Я непременно вернусь! — с жаром пообещала Лили. — Все эти рассказы о людях, исчезнувших бесследно за дверями Директории, — выдумки и не более того. Со мной ничего подобного не произойдет!

Тео посмотрел ей в лицо, глаза его были исполнены бесконечной печали.

— Мой дед был не из тех, кто любит рассказывать внукам сказки на ночь, — произнес он. — Но однажды, когда я был совсем маленьким, он поведал мне кое-что любопытное. Сказал, что Агора хранит тайны, которые способны уничтожить всякого, приблизившегося к их разгадке. Тайны, которые сводят человека с ума. Тот, кто проникнет в эти тайны, навсегда исчезнет из этого мира. — Тео нервно усмехнулся. — Как знать, может, именно благодаря этому рассказу я стал таким трусом.

— Вы вовсе не трус, Тео! — горячо возразила Лили. — Когда речь идет о том, чтобы помочь больному, вы не боитесь ничего.

— У меня одна лишь цель — выжить, — снова усмехнулся Тео. — Сохранить свою жизнь и помочь сделать то же самое тем, кто рядом. Но у меня никогда не хватило бы мужества бросить этому миру вызов. Попытаться изменить существующий порядок вещей. И в этом разница между нами. — Доктор коснулся руки Лили. — Когда ты рядом, я становлюсь лучше. Если ты оставишь нас, я сразу выдохнусь.

Лили в изумлении смотрела на доктора. Она привыкла видеть в нем зрелого и опытного наставника, а сейчас он казался испуганным ребенком. Но Лили знала, он недооценивает собственные силы. Будь он трусом, постоянно нуждающимся в поддержке и ободрении, он не смог бы так стойко переносить все тяготы, выпавшие на его долю. Не смог бы бесстрашно входить в трущобы, где воздух насыщен миазмами смертельных недугов. Не смог бы лечить бездомных бродяг, зная, что не получит за это никакой платы и, возможно, завтра разделит участь несостоятельных должников, которым пытается помочь сегодня. С тех пор как Лили вышла за порог башни, доктор Теофилус служил ей главной поддержкой и опорой. Она не сомневалась: он выстоит перед любыми ударами судьбы. Но его тоскующий взгляд разрывал ей сердце.

— Если вы запретите мне, я никуда не пойду, — заявила она. — Вы по-прежнему остаетесь моим хозяином. Существует контракт, подтверждающий это. Но вы должны приказать мне остаться. Я готова безропотно выполнить ваш приказ, но не в состоянии пренебречь таким шансом по собственной воле.

Тео покачал головой.

— Я давно уже не твой хозяин, и мы оба это знаем, — проронил он.

Оба уставились на свиток, который, казалось, неодолимо притягивал их взоры. Черная восковая печать блестела в лучах осеннего солнца. С усилием оторвавшись от свитка, Лили окинула глазами Дом милосердия, на который положила столько трудов и забот. Несмотря на все трудности и препятствия, ей удалось воплотить в жизнь свою заветную идею. И Лили верила всей душой, что погубить эту идею невозможно. Она решительно протянула руку к свитку.

Тео отвернулся.

— Аудиенция назначена через три дня, — едва слышно сообщил он. — Ты должна явиться ровно в двенадцать. — Не глядя на Лили, он накинул плащ и двинулся к дверям. — Мне… мне давно пора заглянуть в трущобы, проверить, как там обстоят дела, — бормотал он на ходу. — Боюсь, близится новая вспышка серой чумы. Нужно приготовить побольше лекарств…

— Тео… — мягко начала Лили, но доктор перебил ее.

— Увы, у меня совершенно нет времени на разговоры, — заявил он, надвигая на лоб треугольную шляпу. — Ты же знаешь, меня ждут больные.

Он так спешил расстаться с ней, словно боялся, что не выдержит и расплачется. Лили не знала, как утешить и успокоить его.

— Обещаю, Тео, я обязательно вернусь, — твердила она.

Доктор, который уже стоял в дверях, замер. Взгляд его был исполнен такой жгучей боли, что у Лили защипало глаза.

— Прошу тебя, Лили, никогда не давай обещаний, исполнение которых не в твоей власти, — медленно и раздельно проговорил он. — Ты можешь верить, надеяться… но не надо ничего обещать.

С этими словами он резко повернулся, вышел за дверь и растворился в толпе.

Лили проводила его глазами. Она так крепко сжимала маленький свиток, что печать врезалась ей в ладонь.

23

Тюрьма

Марка разбудил скрежет камней, трущихся друг о друга.

В течение нескольких мгновений он решал, стоит ли открывать глаза, и предпочел оставить веки плотно сжатыми. Балансируя на грани между сном и явью, он мог воображать, что заключенный в соседней камере расшатал одну из каменных плит пола и сейчас прокладывает тоннель, ведущий к свободе.

Но действительность настойчиво вступала в свои права.

Марк все отчетливее ощущал холод, испускаемый каменными плитами, на которых он лежал. Боль в затекших конечностях становилась все ощутимее. Он сознавал, что одежда его изорвана, а лицо и руки покрыты грязью.

Наконец Марк открыл глаза. Солнечный луч, проникающий сквозь узкое окно, освещал шершавые каменные стены и ржавые железные прутья, из которых состояла зарешеченная дверь тюремной камеры. Ржавые, но крепкие. Пока у Марка еще оставались силы, он отчаянно пытался выломать хотя бы один из них. Но бесплодное буйство быстро его истощило. Скудный тюремный рацион не способствовал бодрости тела и духа.

Как бы то ни было, решетчатая дверь давала ему возможность увидеть, что происходит в соседней камере. Скрежет продолжался, он становился все более громким и яростным. Подойдя к дверям, Марк увидал, что его сосед, откинув со лба сальные волосы, что-то царапает камнем на стене. Про своего товарища по несчастью Марк знал только, что его имя Гаст и что стены его камеры сплошь покрыты письменами. Можно было подумать, что арестант занимается какими-то вычислениями или ведет дневник. На самом деле Гаст наносил новые надписи поверх прежних, так что они утратили всякий смысл, даже если когда-то его имели. Одного дня ему хватало, чтобы исписать стены камеры сверху донизу. Бедняга не давал себе ни минуты передышки. Не удивительно, что он превратился в скелет, обтянутый кожей.