Жертвы времени - Евгения Фёдорова

В какую-то секунду мне показалось, что сейчас у меня начнут ломаться кости. Эта мысль отрезвила и я, приложив огромное усилие, отвел взгляд, переведя его на свои безвольно лежащие на коленях руки.

Сверкнула еще одна молния. По небу покатился раскат грома.

В ушах у меня зашумела кровь, я судорожно вздохнул. Меня тошнило.

Не знаю, сколько времени я приходил в себя, я так и сидел, сжавшись в маленький комок, подтянув ноги к груди и подрагивая от холода. Дождь уже кончился, грохот воды по листьям превратился в редкие звуки падения капель, тучи по-прежнему висели над лесом.

— Это я привел тебя именно сюда, — вдруг сказал дракон и отвернулся. Теперь только один его глаз смотрел на меня.

Я молчал. Мне нечего было сказать.

— Что у тебя со спиной? — спросил дракон.

— Мне надо в город, — спохватившись, я встал на четвереньки.

— Сядь, — мягко прошипел дракон. — Тебе не выбраться из леса без моей помощи.

— Мне надо быть до полуночи в городе иначе смерть, — взмолился я.

Дракон помедлил, разглядывая меня одним глазом, потом проговорил:

— О, вижу. Касание мага особенно отчетливо. Черный принял тебя всерьез.

Дракон замолчал.

— Черный?… — переспросил я, но ящер молча смотрел мимо меня.

— Ты не вернешься сегодня в замок, — вдруг сказал он. — Сегодня ночью ты принадлежишь мне.

Я подумал, что провести последнюю в своей жизни ночь с драконом не так уж и плохо, но Древний пресек мои размышления:

— И ты не умрешь. Неужели ты думаешь, что я не справлюсь с тем, с чем легко справляется Черный?

Я подышал на ладони. От дракона шло приятное тепло, но оно не могло меня согреть.

— Человеку так много всего нужно, — презрительно прошелестел Древний. — Еда, вода, тепло. Придвинься ко мне, — он изогнулся, будто гигантская змея и я, перебарывая трепет, прислонился спиной к большому кольцу его чешуйчатого тело. Мягкое, приятное тепло прокатилось волной по моей коже, заставив тело дрожать от удовольствия. Невероятно, — я поднял голову, глядя на дракона. В нем было столько силы и жизни!

— Что ты намерен делать со мной? — немного погодя спросил я.

Дракон долго молчал. Его большая голова слегка покачивалась. Я прислушался. Тихий стук падающих капель, шорох листьев и тишина, полная покоя и величия.

— Лес — это великая стихия, целый мир, полностью обособленный, содержащий в себе такое количество тайн, что тебе и приснится не может. Вот ты — человек. Ты прожил всю жизнь среди людей. Каждый человек, это тоже столь же полный мир, со своими тайнами и законами. Я хочу, чтобы ты вспомнил все, что помнишь и знаешь о своей жизни. Призови свое умение говорить. От полноты твоего рассказа будет зависит, дам ли я тебе свободу или нет. Это моя цена за твою жизнь, плати ее.

— Рассказать? — растерялся я. Все происходящее мне внезапно показалось неуместным.

— Ты сейчас не можешь судить, кто из окружающих людей был важен, а кто нет. Позже, ты научишься отличать, — непонятно пояснил дракон. — Хочешь жить — говори.

Это было странным требованием. Дракон хотел, чтобы я посвятил его в мир людей. Что ж, может быть когда-нибудь он расскажет мне все, что знает о драконах, хотя я, попавший в лес не понятно по чьей воле, и мечтать о таком не мог. Вряд ли я сам когда-нибудь смогу назначить дракону такую цену.

И тем не менее мое смятение не мешало удовлетворить просьбу дракона. Я руководствовался вовсе не страхом. Просто этой ночью я если и не был приятелем дракона, то во всяком случае был его собеседником, а это значило, что говорить надо.

Той ночью я рассказывал о том, что сам жаждал забыть, и не пытался казаться лучше или умнее, чем был на самом деле, отчетливо понимая, что древнего ящера мне не одурачить.

— Я родился в большом городе и помню своих родителей еще совсем молодыми. Тогда в маме горел огонь, что-то такое, что заставляло меня, глядя на нее, непременно улыбаться, а остальных — тянуться к ней. И я видел, как она погасла, сгорела, словно свеча, и в ней осталась только усталость. Мой отец…

Я говорил и говорил, пытаясь вспомнить все, рассказывал дракону о том, как рос, как плакал по ночам от странной тяжести, что наваливалась на меня, словно непомерный груз вдруг ложился мне на плечи, прижимая к кровати. Как прятался от ненужных и непонятных видений, которые теперь не мог вспомнить. О неразделенной любви и отчаянии, о смерти родителей и жалости к себе, о всепоглощающем горе.

Я поведал дракону о тех, кого знал и кого никогда не мог понять.

Потом бесконечно говорил о Мастере.

Я не смотрел на дракона, а он не смотрел на меня. Его глаза были прикрыты, и Древний ни разу не шевельнулся с тех пор, как я начал рассказ. Порой мне начинало казаться, что это всего лишь статуя, что я разговариваю с камнем.

Забрезжил рассвет, а я все говорил. Голос мой стал сиплым, в горле першило, когда я наконец замолчал, полностью исчерпав себя. Дракон двинул головой и часть потолка провалилась, открывая чистое небо над нашими головами.

— Это было именно то, чего я ждал, — глядя, как я осторожно глажу его шкуру, но не пресекая моего поведения, прошелестел он. — Неправда ли, быть честным с самим собой очень важно?

Я вздрогнул и взглянул на дракона, но его глаза были все так же полузакрыты.

— Теперь тебе пора.

— И куда же идти?

Дракон покачал рогатой головой, словно разминая шею.

— Друзей я вывожу сам. И встречаю сам.

Он потянул голову на себя, лишая меня опоры и скрылся в кусту так же тихо, как прошедшим вечером выглянул оттуда. Сам я с трудом вывалился из ночного убежища — затекшие ноги очень плохо слушались.

Дракон уже стоял передо мной. Он оказался значительно длиннее, чем мне казалось все это время. Его чешуя имела темно-зеленый цвет, отливающий перламутром; по шее, спине и хвосту тянулся ряд тонких сероватых шипов. И у него не было крыльев!

Весь он казался тонким, но не хрупким, а, скорее, изящный. Под его блестящий шкурой переваливались мощные мускулы. Дракон не волочил хвост, а держал его чуть над землей.

— Следуй за мной, — сказал ящер и я сморгнул, потому что он исчез. Казалось, его подхватил ветер, но никакого ветра сегодня не было. Повернувшись, я уставился на стоящего между деревьями дракона. Сейчас он казался мне бесплотным, легким, колышущимся, будто горячий воздух, силуэтом. Когда я подошел, растерянный и потрясенный, он сказал, насмешливо приоткрыв пасть:

— Мне нет нужды придавливать траву, но тот след я оставил специально для тебя…

Он повернулся и снова исчез, оставив в воздухе едва заметный, зеленоватый след, который быстро развеялся. Я последовал за ним и вскоре уже стоял на опушке леса.