Быть никем. Теория самомоделирования субъективности - Томас Метцингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако нейрофеноменологические исследования галлюцинаций, слишком кратко представленные в предыдущих разделах, были примерами состояний, которые всегда были интегрированы в глобальные феноменальные модели реальности, модели, которые все еще воплощали значительное количество достоверной информации о мире. Теперь естественным и логичным шагом будет спросить, существуют ли классы феноменальных состояний, которые совершенно пусты с эпистемологической точки зрения, но при этом обладают богатым эмпирическим содержанием. Существуют ли глобальные феноменальные состояния, которые обладают только феноменальным характером, но не имеют интенционального содержания?
4.2.5 Сны
Сны были предметом философских исследований с самого начала и на протяжении всей истории западной мысли (Dreisbach 2000). Декарт знаменито утверждал, что, поскольку сенсорный опыт сам по себе имитируется в состоянии сна, никогда не удастся отличить сон от реальности только на эмпирических основаниях (Descartes [1642] 1911). Однако философский интерес к снам несколько снизился после антикартезианского аргумента Малкольма (1959) о том, что сны вообще не являются опытом, поскольку не предполагают когнитивной доступности и лингвистического доступа в терминах публично декларируемого метазнания. Сегодня, учитывая наши новые концептуальные инструменты и богатый набор эмпирических ограничений, можно разработать гораздо более дифференцированную перспективу.
В разделе 3.2.7 мы увидели, что понятие "сознательный опыт" может быть разной силы и что существование полноценной когнитивной перспективы от первого лица (подробнее см. разделы 6.4.4 и 6.5.2) не является необходимым условием для сознательного опыта как такового. Сны являются осознанным опытом, поскольку они удовлетворяют ограничениям 2 (презентативность), 3 (глобальность) и 7 (прозрачность). С чисто феноменологической точки зрения сон, безусловно, является присутствием мира. На репрезентационистском уровне описания сны интересны тем, что - по крайней мере, для человека - они приводят к наиболее общему концептуальному различию между классами моделей феноменальной реальности, к наиболее фундаментальной возможной категоризации. С точки зрения репрезентативного содержания, сны и состояния бодрствования - два наиболее важных класса глобальных состояний. Однако с точки зрения функционалистов от третьего лица сны представляют собой еще более интересные явления, например, потому, что они являются всеобъемлющими автономными моделями мира (ограничение 8), и потому, что до сих пор неясно, имеют ли они какую-либо адаптивную функцию для организма сновидящего (ограничение 11). Наконец, за последние два-три десятилетия когнитивная нейронаука сновидений достигла значительного прогресса, что повышает привлекательность этой области исследований для междисциплинарных подходов (отличный обзор см. в Hobson, Pace-Schott и Stickgold 2000). Поскольку все мы видим сны и большинство из нас хотя бы немного помнит о них, я не буду приводить здесь пример феноменологии сновидений.
Однако более систематическое изучение сновидений на феноменальном уровне описания часто приводит к удивительным результатам. Например, замечали ли вы, что не можете контролировать перемещение фокуса внимания во сне? Замечали ли вы, что некоторые классы сенсорных переживаний редко возникают во сне - например, переживания боли, запаха и вкуса? Отсутствие определенных видов презентационного содержания - это первичная и очень базовая феноменологическая особенность состояния сновидения. Внимание высокого уровня, в смысле феноменального качества "аттенционального агентства" (см. раздел 6.4.3), сознательного переживания возможности контролировать траекторию аттенциональной обработки, обычно отсутствует. То же самое можно сказать и о волевом контроле поведения в сновидении, который в целом сильно ослаблен. Феноменологически сновидец редко является агентом (см. раздел 6.4.5). Сновидец не является когнитивным субъектом в сильном смысле этого слова, поскольку он сильно дезориентирован относительно места, времени и людей и постоянно производит специальные объяснения событий, с которыми он сталкивается. Феноменальное сновидение-самость практически не способно к сознательной саморефлексии и метакогниции, которые могли бы сделать отсутствие интеллектуальной последовательности осознаваемым фактом для него самого. Кроме того, кратковременная память значительно ослаблена и в целом ненадежна. Таким образом, сновидец - это лишь когнитивный субъект в слабом и, возможно, философски неинтересном смысле (см. раздел 6.4.4).
С другой стороны, как почти все мы знаем, долговременная и семантическая память может быть значительно расширена на стадии сновидения: внутренние онейрические состояния могут быть гипермнестическими - например, заставлять детские воспоминания появляться с большой живостью, воспоминания, которые никогда не были бы доступны в обычном состоянии бодрствования. Внешне, если смотреть назад с точки зрения обыденного сознания, амнезия является доминирующей чертой сновидческого сознания. Для многих людей воспоминания о снах очень слабы. Есть и другие примеры репрезентативного обогащения. Галлюцинаторные перцептивные переживания в состоянии сновидения эпизодически сопровождаются интенсивными эмоциональными эпизодами, которые, опять же, могут быть более интенсивными, чем большинство эмоций, знакомых нам по обычному состоянию бодрствования. Интересно отметить, что не все эмоции сновидений одинаково заряжены, но преобладают негативные эмоции, такие как страх и тревога (гипотеза происхождения сновидений, связанная с "симуляцией угрозы", см. Revonsuo 2000b). Наконец, глобальной феноменологической особенностью состояния сновидения является его бредовая природа, тот факт, что не существует сознательного опыта от первого лица, который мог бы раскрыть истинную природу состояния (два отличных обзора, которые также предлагают множество интересных наблюдений и дополнительных ссылок относительно феноменологического ландшафта состояния сновидения, см. в Kahn, Pace-Schott, and Hobson 1997; Hobson, Pace-Schott, and Stickgold 2000. В частности, см. Hobson 1988, 1999; Jouvet 1999). Только что описанный феноменальный ландшафт сновидений хорошо отражен в более конкретном определении состояния сновидения, которое взято из работы Hobson et al. (2000) и имеет то преимущество, что кратко объединяет ряд ограничений от первого и третьего лица:
Психическая деятельность во сне, характеризующаяся яркими сенсомоторными образами, которые переживаются как реальность бодрствования, несмотря на такие ярко выраженные когнитивные признаки, как невозможность или невероятность времени, места, человека и действия; эмоции, особенно страх, восторг и гнев, преобладают над грустью, стыдом и виной и иногда достигают достаточной силы, чтобы вызвать пробуждение; память даже на очень яркие сны неуловима и имеет тенденцию быстро исчезать после пробуждения, если не предпринимать специальных мер для ее сохранения.
В контексте поиска общей теории феноменальной репрезентации и перспективы первого лица сновидения представляют особый интерес по ряду причин. Многие из них станут более очевидными, когда мы откроем наш концептуальный набор инструментов, чтобы кратко расширить наш нейрофеноменологический анализ до репрезентативного, функционального и нейронного уровней описания.
Позвольте мне начать с первого интересного аспекта: Хотя сны, безусловно, можно анализировать как глобальные, интегрированные модели мира (ограничение 3), они, похоже, не удовлетворяют функциональным ограничениям, предлагаемым концепциями доступности для внимания, познания и контроля действий (ограничение 1), которые оказались функционалистским прочтением или аналогом более всеобъемлющего ограничения 3 в нашей предыдущей дискуссии. Один из способов анализа этой своеобразной диссоциации репрезентативного содержания и функциональной роли заключается в том, что сновидения представляют собой внутренние симуляции полного поведенческого пространства, включающего целевые объекты, сложные, продолжающиеся формы поведения и других агентов, но при этом они не связаны каузально с
