Пестрые истории - Иштван Рат-Вег
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игры происходили на большом лугу. Опять пение, музыка, потом способствующие непосредственному соприкосновению танцы и имеющие целью освежение духа игры в мяч. «Сад Эдемский не мог быть лучше этого!» — вдохновенно восклицает наш автор, которому «ничто человеческое не чуждо».
«За сто миль стремится сюда всяк, и знатен, и простой. Всяк, желающий жить, веселиться, любить либо жениться. Кто и не болен, делает вид, что болячка у него. Здесь можно видеть толпы прекраснейших женщин, без всякого мужского сопровождения, только с камеристками. Столько золота, серебра, дорогих камней сверкает на них, словно они и не на водах, а на блестящей свадьбе.
Есть здесь и монахини, монахи, аббаты и прочие священнослужители. Живут они так же свободно, как и другие. Духовные вместе купаются с женщинами, бросают им цветы и венки и забывают свои обеты».
Но довольно о письме. Оно дает ощутимо прочувствовать чудные результаты баденского курорта. Несколько недель лечения уже давали себя знать, особенно если женщины держались предписанных правил, а мужчины «опускали обычные степени ухаживания».
Так же было и в других местах. Большой популярностью пользовался и курорт в Висбадене. Именно о нем из многих хочу рассказать, потому что имеем описание ключом бьющей там жизни. Конечно, строгий автор этой немецкой, по своему настрою прямо-таки головомойки, совсем не то, что солнечный, извиняющий и всепрощающий итальянец[171].
«Под звуки рожков и труб лихо отплясывают, стыдливому взору открывается проклятое игрище. Виднеются обнаженные женские груди и голые мужские седалища. Нет там никакой простоты, только безбожие; нету стыда, только страсти и гонка за наслаждением. В этом публичном доме Венеры чудные вещи увидишь: монах одевается рыцарем, рыцарь в монашеской рясе, монахини ходят одетые, словно девицы легкого поведения, попы в женских тряпках. Женщины, мужчины нагие сидят вместе в купальне, так же и пляшут. О том, что происходит во тьме, лучше молчать, ведь все происходит в открытую. Что скажешь на это? Домой поедут — тело белое, да душа черная; кто в добродетели, в невинности дотоле непорушен был, теперь домой воротятся израненные стрелами Венеры».
Положим, так оно и было в XIV веке. Положим, Поджо описывал увиденное в XV столетии, а с тех пор к белизне тела добавилась и чистота души. В наши дни, наверняка, ситуация именно такова, но еще о положении в 1748 году у нас имеются совсем другие данные. В одной из купален вюртембергского курорта на стене можно было видеть панно, на нем следующий стишок (в моем хромающем переводе):
С женою жил в согласьи муж,Слияньем тел, слияньем душ.Так дни летели и года…Да только вот беда,Что не было детей у них.Тогда в один прекрасный мигЖену лечиться муж послал на воды.А там она, почувствовав свободу,Лечилась вовсе не водой,Но это разговор другой…Леченьем муж доволен был вполне:Ребенка Бог послал его жене.И как еще всем было не дивиться,Что понесла в свой срок соседская девица,А с ними заодно соседская собака.Ведь все «лечились» одинаково.(Пер. Л. Н. Якушина)
Небесное ложе доктора ГрехэмаЕсли уж ни молитва, ни обет, ни курорты не помогли — остаются еще знахари.
На их бессмысленные и неинтересные бормотания жаль тратить слов. Был только один, которым стоит заняться: доктор Грехэм, самый большой шарлатан XVIII века.
В арсенале его лечебных процедур была, к примеру, земля ная ванна. Он лично, вперед всех показывал пример ее применения: по шею велел закапывать себя в землю и в течение целых шести часов оставался так, скорчившись, в присутствии толпы зевак человек этак в 300. Этот интересный вид ванн призван был избавлять от всех болезней, то есть вообще никакой пользы от него не было.
Своей мировой славой доктор, — потому что у него действительно имелся врачебный диплом, — был обязан одному своему фантастическому изобретению — небесной кровати.
Чтобы погромче раззвонить о своем великолепном изобретении, он проводил вечерние сеансы. Публика валом валила на них, потому что речь шла не о чтении скучных лекций, он изливал свои медицинские воззрения на примере живой женской скульптуры. Он представлял ее аудитории, точнее зрителям, как «Вестину, богиню молодости и цветущего здоровья».
Живая скульптура была не кто иная, как Эмма Харт, позднее леди Гамильтон, вошедшая в историю как возлюбленная героя Трафальгарского морского сражения адмирала Нельсона.
Точно неизвестно, какова же все-таки была ее роль и до каких пор ей приходилось раздеваться в интересах юности и цветущего здоровья. Служба ее длилась не так уж и долго, потому что доктор, как только счел, что достаточно вбил в голову лондонцам предварительные сведения, наконец-то представил свое всемирно известное изобретение.
Весть о нем дошла и до Венгрии. Сборник всякой всячины «Mindenes Gyüjtemény» (выпуск за 1789–1790 гг., ч. IV, с. 49) дает подробную информацию, наверняка используя описание И. В. Архенгольца[172] из его книги «England und Italien», вы-шедшей в 1787 году. Вместо того чтобы и мне самому переводить оттуда же, я счел куда более интересным привести сообщение из венгерского журнала, сохраняющего аромат старины.
«Один доктор от медицины по прозванию Грехэм, который на своей родине, в Шотландии, мог бы жить распрекрасно, в 1780 году приехал в Лондон и, хорошо зная обычай лондонцев копаться в газетах, а также блуждать по объявлениям, снял в аренду комнату, убравши ее всякими красивостями, назвал ее “Храмом здоровья”; в боковом помещении устроил кровать, каковая обошлась ему в шестнадцать тысяч стерлингов. Управившись с тем, выпустил таковые печатные правила, которые могли сделать бездетные пары плодовитыми. Рекомендовав им блюсти чистоту, красоту, во время отхождения ко сну не закрывать окна ставнями[173], совместное распевание веселых песен, каковые размягчают сердца и наполняют сладкой любовью. “Если уж при том при всем от бесплодия себе не могут помочь, на тот случай есть у меня, — говорит Грехэм, — чудодейственное средство, польза которого несомненна. Состоит оно в чудодейственном и небесном супружеском ложе, кое я называю Magnetxco electric, и подобного коему еще никто не представлял. Держу его в большой роскошной комнате. В боковой комнатке есть один цилиндер, посредством коего небесного огня ароматы, а тако же целебной силы и самых дорогих восточных пряностей и трав ароматы в ту спальню доставляю. Само то небесное ложе покоится на шести крепких, но проглядываемых колонках; все покровы, находящиеся в нем, изготовлены из атласа небесного цвета, все матрацы и подушки из бархата, все то пропитывают благовониями, арабскими и прочими восточными эссенциями обкуривают, как то в обычае при персидском дворе для царствующей султанши. Сие брачное ложе есть плод моего неустанного прилежания, не беря в счет тех великих расходов на него, кои сделаны мною. Сие брачное ложе предлагаю всем Благородиям и страждущим от бесплодия за пятьдесят стерлингов на одну ночь. Кто желает спать в нем, объявитесь заранее письменно и получите ключ от спальни прямо в руки, так что никогда никто не узнает, какого роду-племени были там, только заранее пришлите мне пятьдесят банковских цедулек. Кто же идет ко мне из заботы, так я тем показываю боковые помещения, а то, в коем пышное ложе стоит и кое всякой чувствительности до восторга удовлетворяет, то могут лицезреть только те, кто будет спать в нем”.
Едва доктор Грехэм предал гласности это сообщение, как богатые и способные купить за дорого любое удовольствие англичане валом повалили к нему; так что редкая ночь проходила без того, чтобы пара персон не спала бы на том ложе. Владея тьмой сокровищ, англичане, могущие спустить в один вечер сто и более стерлингов, так им пятьдесят стерлингов все одно, что пятьдесят крейцеров. После того как врач Грехэм за три года свои расходы многократно возвернул, это свое изготовление вместе с музыкальными устройствами, кои сами по себе всю ночь музицировали, и дражайшие ароматы вдувающими цилиндерами продал одному богатому аглицкому господину, а сам возвернулся на родину, нагруженный великими деньгами».
Сборник всякой всячины, естественно, не говорит о том, что «Magnetico electric» принимал не столько супружеские пары, сколько разные прочие пары, а с разорительной роскошью оборудованное лечебное заведение было не что иное, как страшно дорогое место свиданий.
Ну а «нагруженность большими деньгами» выглядела не совсем так, хотя Грехэм действительно заработал очень много, но в конце концов и его настиг общий для всех шарлатанов рок: появились другие, более модные, то есть более изобретательные знахари, и вытеснили его с рынка, так что в девяностые годы он, совершенно обнищав, умер где-то в окрестностях Глазго.