Пестрые истории - Иштван Рат-Вег

Это касается всех народов древности. Индия, Персия, Сирия, Египет, Эллада, Рим — археологические находки это подтверждают; такие символические фигурки найдены в Перу, Бразилии, Мексике. Столько доказательств того, что культ этот бытовал по всему свету, у таких народов, которые и не слышали о существовании друг друга!

В Древней Греции символ плодородия играл первостепенную роль во время религиозных празднеств, особенно во время Дионисий. Центральным моментом празднеств было шествие к жертвенному алтарю: вакханки и сатиры, актеры и музыканты, резвящаяся, поющая, озорная и пестрая процессия. В шествии принимала участие группа канефор. Древний лексикон так пишет о них:

«Это были молодые девушки, несшие на головах полные корзины всего необходимого для жертвоприношений. Для них это было весьма почетно, только незамужние девушки из аристократических семей могли претендовать на такую честь. Все, как на подбор, красавицы, очаровательные девы гордо выступали под легкой ношей».

Лексикон скромно умалчивает о том, что в корзинах, кроме жертвенных принадлежностей, лежало кое-что еще. Вернее даже и не лежало, как, например, можно заключить из комедии Аристофана. Главное действующее лицо комедии «Ахарняне» Дикеополь готовится принести жертвы Дионису, он дает распоряжения:

Тишина! Благоговенье!Пройди чуть-чуть вперед, корзиноносица,Фалл приподнять прошу повыше, Ксанфия.Поставь корзину, дочь, приступим к таинству.Вот так, прекрасно, Дионис, владыка наш!Хочу, чтобы любезно приношениеТы принял от меня и от семьи моейИ чтобы мог счастливо я отпраздноватьВдали от войн святые Дионисии.Тридцатилетний мир, пойди на пользу мне!Неси корзину, дочь. Гляди красавицей,Держись смелей. Как счастлив тот,Женой ты будешь и щенят которому наделаешь,Чтобы, как ты, под утро воздух портили.Иди вперед. Смотри, не будь разинею:В толпе стянуть недолго драгоценности.Эй, люди, фалл повыше поднимите вы,Идите позади корзиноносицы.А я — за вами, с песнею фаллической,А ты, жена, ты с крыши на меня гляди.(«Ахарняне», пер. С. Апта)

Великое празднество Дионисий завершали драматические спектакли, премьеры новых пьес и раздача общественных призов. По такому случаю был увенчан Демосфен — sub auspiciis Phalli[160].

В празднестве Тесмофорий могли участвовать только женщины, мужчины туда не допускались, и если какой-нибудь мужчина осмеливался пробраться туда, ему грозило суровое наказание. Но исключенный из празднеств мужской пол все же был на них представлен, поскольку дамы-участницы, честные замужние жены из аристократических семей, пристроив уже известный нам символ на конец длинных жердей, торжественно несли его во главе шествия.

В Италии статуи бога Приапа сделали тоже привычным ненамного более скромный вид истукана. Здесь символ означал и защиту от всяких напастей, бед, хворей, а также защиту от всякого колдовства. Его можно было видеть в садах, в дверях домов и над очагами. В городе Помпеи — на печке у пекаря, на корабельном носу, на солдатских щитах и даже… на кладбищах. Мне доводилось видеть отличные экземпляры фаллических надгробий в этрусском музее в Перудже, этакие трогательные знаки супружеской памяти.

Плиний пишет («Естественная история», книга XXVIII, 7), что во время триумфального шествия военачальника-победителя под парадную колесницу подвешивали фаллос как защиту от зависти. (Языческие верования, постоянно внушавшие страх перед окружающим миром, считали его разрушителем магических чар зависти.)

Плиний пишет также, что божественному символу молились даже девы-весталки. Один из переводчиков, как и положено ученому человеку старой закваски, в примечаниях спешит добавить: именно те девы поклонялись ему, кому «менее всего полагалось даже думать о таких вещах»[161].

Обряды почитания фаллоса, точно так же, как и в Элладе, происходили при большом стечении народа, на глазах всего света. В Лавиниуме[162], например, его несли по всем улицам, на главной площади процессия останавливалась, дамы-аристократки из самых именитых семей города выходили вперед и надевали на него венок.

О культе фаллоса в Сирии Лукиан[163] рассказывает интересные подробности. В Иераполисе[164] перед храмом бога Солнца ввысь вздымались два громадных изваяния-символа фаллической формы. Об их размерах древнегреческий писатель приводит ошеломляющие цифры. Если принять на веру хотя бы их десятую часть, то эти столпы могли бы быть высотой с церковную колокольню.

Празднество в честь бога Солнца начинается с того, — свидетельствует писатель, — что кто-нибудь влезает на вершину столпа. Как и зачем? Этого Лукиан не сообщает. Достаточно того, что наверху он устраивается на своего рода деревянной площадке для отдыха и остается там целых семь дней. Еду и питье поднимает на цепи. Спать нельзя, да он и не осмеливается, потому что если невзначай и задремлет, то к нему может заползти священный скорпион и так его укусит, что сон тут же слетит с него.

А гам внизу собирается толпа верующих. Они проходят чередой перед жрецом и кладут перед ним полагающиеся подарки, а жрец громко выкликает имя дарящего человеку наверху. Тот ударяет в гонг и бормочет молитву в честь дарителя.

Уменьшенную копию символа-оберега, дающего благословение, обычно носили при себе в качестве амулета. В музейных витринах из-под стекла бросают вызов стыдливости современных посетительниц великое множество таких символов. Бронза, дерево, мрамор, коралл — это материалы для простой бижутерии, а вот на груди знатных дам красовались безделушки из янтаря, слоновой кости, полудрагоценных камней, серебра, золота. (В Древнем Риме их даже вешали на шею детям как оберег от «дурного глаза» и порчи.)

В Индии женщины, обратившиеся в христианство, все же упрямо продолжали носить их. Миссионеров возмущало, что у индийских девушек и женщин христианок вместо крестика или изображения Богоматери на шее продолжает болтаться этот поганый брелок, на тамошнем языке — лингам. Все же проповедники не осмеливались проявлять чрезмерную настойчивость в отношении этой неприличной моды, опасаясь, что новообращенные женщины восстанут и скорее вернутся в язычество, чем расстанутся с привычным и милым их сердцу амулетом. Поэтому они предпочитали сами смиряться в этом больном вопросе. Ладно, носите эти ваши лингамы, раз вы уж так цепляетесь за них, но выгравируйте на них маленький крестик, что нейтрализует языческое воздействие амулета.

За достоверность этой истории ручается французский путешественник Сонра[165].

Нарождающийся христианский мир долгое время еще не мог полностью освободиться от змеиной кожи язычества. Бывало, что из языческого бога Приапа делали христианских святых, его статуи порой размещали даже в церквях, а бесплодные женщины прибегали к его помощи[166].

В городе Лионе был святой жизни епископ по имени Фотин. После его смерти верующие, у которых христианские представления уживались с суевериями, настолько чтили его, что совершали паломничества к его могиле, отковыривали по крошечке от надгробия и употребляли их как чудодейственное средство от всех болезней. Позже бесплодные женщины приспособили памятник и для своих целей, а благочестивому епископу определили роль бога Приапа. В Провансе епископа чтили под именем Saint Foutin de Varages, принося ему в знак почитания восковые фаллосы. Весь потолок в часовне был увешан ими, и когда дул сильный ветер, эти странные приношения под потолком начинали еще более странно танцевать. Когда в 1585 году протестанты захватили город Эмбрун на юге Франции, то среди реликвий кафедрального собора обнаружили мужскую принадлежность от статуи св. Фотина.

Бездетные женщины поливали ее красным вином (пережиток языческого обряда libatio), вино сливали в посуду и ставили закисать. Потом употребляли этот «святой уксус» для заправки салатов. В городке Пон-ан-Веле (в настоящее время Ле Пуи) фаллической формы столп символизировал статую св. Фотина. Столп бездетные женщины, точно так же, как и надгробие на могиле святого в Лионе, усердно скребли, а полученную таким образом пыль подмешивали к вину и попивали его по глоточку как драгоценный напиток.