Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нашел своих товарищей. Они играли в карты в богато обставленной юрте с бархатными занавесями и шелковыми коврами. Должно быть, трофеи от набегов на окрестности Пендурума.
В любую секунду боевые рога Крума позовут их на бой. Может, это их последние счастливые мгновения, и они это знали. Одни стояли с оружием в руках, другие молились, но большинство притворялось, что не собирается умирать в ближайшие часы.
– У тебя уши подрагивают, когда ты блефуешь, – сказал Видар Аспарии, от напряжения со лба у него капал пот. – И сейчас они подрагивают. Еще как.
– Будешь ходить или разглядывать мои уши? – огрызнулась Аспария. Ее большие и несколько заостренные уши действительно дрожали.
Видар бросил карты на низенький столик. Я не знал правил, поэтому не понимал, что означают разные звезды. Там были зеленая, синяя, белая и зловещая красная.
Когда Аспария показала свои карты, Видар взвыл, будто его ударили ножом. Она сгребла лежавшие на столе серебряные монеты, а Харл и Борис так хохотали, что пиво пошло у них носом.
– Ты дергала ушами, чтобы обдурить меня? – спросил Видар.
Аспария показала ему язык.
– На что только не пойдешь, лишь бы забрать у дурака его деньги.
– Бессердечная сучка. – Видар как будто пытался посмотреть на собственный лоб. – Как вообще можно шевелить ушами?
– Малак! – Борис обхватил меня за плечи. – Как насчет кружечки древесного пива?
– Мой разум должен оставаться при мне, а не на дне кружки, – ответил я. – Выпьем с тобой после боя.
– Громовой титан думает, что может в одиночку уложить весь их легион, – сказала Аспария.
– И он не ошибается. – Похоже, Харл пил уже пятую кружку пива. – Имперцы обделаются, когда увидят его молнии.
Я на это надеялся. Я надеялся, что, едва завидев меня, они побегут. А если нет, придется мне убить всех, кого потребуется, чтобы прорваться сквозь их ряды, прикончить Васко и спасти Ану.
Подушек больше не осталось, поэтому я сел на пол. В день перед первой битвой в составе Черного легиона, который мне однажды предстояло возглавить, я сидел в палатке с товарищами, хотя она совсем не походила на эту круглую юрту с высоким потолком и дымовым отверстием в центре. Я помнил, как мои братья по оружию ерзали и заикались, играя в кости, напиваясь или шепча молитвы. Страх висел вокруг них плотнее любого дыма.
Но я был спокоен, как летнее море. Идти на бой было все равно что идти на луг собирать цветы. И когда сражение началось, я без колебаний полез в самую гущу. Проще говоря, я был лишен страха.
С тех пор ничего не изменилось. Эта сила даже страшнее железной руки. Поэтому я так быстро и так высоко вознесся. Меня никогда не отравлял страх боли и смерти.
Но страх одиночества и наказания… этот яд мое сердце испробовало сполна. И сейчас, пока я смотрел, как Аспария учит Видара шевелить ушами, он поднимался внутри, словно желчь.
– Малак, – Борис присел на корточки передо мной, – ты помог нам. Я знаю, у тебя есть грандиозный план. Мы поможем тебе. Да?
– Очень мило с твоей стороны, Борис.
– Мы идем за тобой. Мы твои, командуй. Разве не так?
Аспария, Видар и Харл кивнули в знак подтверждения.
– Я ценю это, но следующую часть плана должен исполнить сам. – Заходить глубоко в тыл противника слишком опасно для них, да и лучше делать это в одиночку. – Просто приглядите за моей женой и сыном до моего возвращения.
Аспария мрачно накручивала на палец прядь рыжих волос.
– До букв… думаю… я… я могла бы охранять тебя.
У меня было смутное ощущение, что она права.
– Ты хороша, какая есть.
– А знаешь… – Видар прикусил палец. – В тот день все мы впитали буквы. Мы все изменились, ведь так? Разве вам теперь не интересно, какими мы были?
– Борис, жадина, ты проглотил не меньше семи букв, – заметил Харл. – А у себя я насчитал пять.
– Я не чувствую изменений. Разве что… почему меня называют Лысым, если я не лысый? – Борис пожал плечами и потянул себя за темные заплетенные волосы. – А ты, Малак?
Я попытался вспомнить, сколько зеленых букв вошло в мое тело в тот день.
– Поймал парочку.
– Сотни. Тысячи. – По загорелой щеке Аспарии сбежала слеза. – Я толком и не знаю, кто я.
– Но ты обыграла нас в карты, как детей. – Видар успокаивающе положил руку ей на плечо. – И ты умеешь шевелить ушами.
Она засмеялась и сбросила его руку. Эти двое как будто знали друг друга всю жизнь, хотя встретились всего пару лун назад. Или буквы изменили и это?
В сравнении с остальными становилось очевидно, что Аспария из обычной женщины с последовательной историей жизни превратилась в причудливую мешанину переписанных воспоминаний и черт. Переписывание проходило не гладко, и чем больше думалось об этом, тем больше становились заметны противоречия: не укладывающиеся в общую канву воспоминания, не сочетающиеся черты характера, ничем не обоснованные чувства и тому подобное. Кроме того, это было не полное переписывание, а скорее запись поверх оригинала, его отголоски оставались, и временами я замечал их, обычно в сопровождении резкой головной боли. Какой бы бог ни излил эти буквы на человечество, его сила велика, но не абсолютна. А может, он намеренно запутывал нас, хотя бы ради забавы, как веселый бог рутенцев.
В связи с чем возникал вопрос: а что, если все это не было случайностью? Вдруг таков замысел? А если в Аспарии было нечто большее, невидимое глазу, – то, что оставил в ней бог? Что, если она умела не только шевелить ушами?
– Аспария, – сказал я, – ты говорила, что в Параме, твоем родном городе, все умеют колдовать. А значит, и ты должна уметь.
– Да, – кивнула она. – Но я не помню. Это все просто… какие-то несвязные куски.
Куски можно сложить воедино.
Затрубил рог низко и мрачно, призывая всех разойтись по туменам, а тумены выступить на позиции. Я пристегнул меч за спину.
– Мои доспехи в порядке? Ничего не сломано? – спросил я Бориса.
– Идешь налегке, как я понимаю. – Он осмотрел меня со всех сторон. – Все хорошо.
Я облачился в кожу с нашитыми металлическими чешуйками, но щитки надевать не стал. Я также нацепил остроконечный рубадийский шлем. Пока лучше сливаться со всей ордой.
– Малак. – Передо мной стояла Аспария. Она улыбалась, и на мгновение перед глазами мелькнул черноволосый призрак. – Лучше возвращайся. – Она прижалась губами к моему уху и