Политолог - Александр Проханов

– Отдаю должное вашему конспиративному дару. В темных очках и бородке, закутанный в долгополый плащ, вы были похожи на факира, выкликающего кладбищенский дух. Вы не могли не прийти на кладбище и не взглянуть на Дышлова. Так великий скульптор, поставив статую на площади города, приходит и тайно любуется своим творением. Так архитектор, построивший дворец или храм, тайно бродит вокруг, не в силах оторваться от любимого детища. Так летчик-бомбардировщик, разрушив до основания город, стремится оказаться среди развалин, чтобы взглянуть на дело рук своих. Дышлов – это развалина, над которой пролетел ваш грандиозный бомбовоз…

Стрижайло завороженно смотрел, как меняет свою пластику подбородок Потрошкова.

Кристаллизуясь в геометрические фигуры, он демонстрировал бесконечные комбинации форм, из которых состояло мироздание. Божественные законы, сотворившие Вселенную, были послушны Потрошкову, который извлекал их из атласа стереометрических изображений, преобразуя по их подобию нижнюю часть лица. Это производило на Стрижайло гипнотическое воздействие. Его разум был вморожен в эти совершенные объемы, подчинялся навязанной конфигурации. Теперь подбородок Потрошкова являл собой идеальную сферу, отливавшую стеклянным блеском, как если бы ее в невесомости выдул искусный стеклодув. Стрижайло чувствовал себя помещенным в эту сферу, как в таинственную икринку.

– Вы настоящий виртуоз. Я не ошибся в вас. Вы проводите операцию по устранению коммунистических остатков, как это делает гинеколог после аборта, выскабливая лоно. За вашу работу вас наградят деньгами, правительственными наградами, престижными назначениями. Я рассказал о вас Президенту, он устроит вам аудиенцию…

Стрижайло, усыпленный игрой волшебных поверхностей, сквозь их таинственный блеск, испытывал сложные переживания, которые переливались из образа в образ, перетекали из объема в объем. Рождали сладость повиновения и одновременно тревогу, связанную с утратой свободы.

Теперь его беспокоило чувство, что он подвластен навязанной воле, преобразовавшей его из совершенного куба в совершенную сферу. Ему было жаль расставаться с кубом, хотя присутствие в сфере, лишенной жестких углов и граней, было комфортней.

– Во время ваших вояжей, ваших провокационных комбинаций вам удалось выявить множество поразительных подробностей, которые вы тут же пускали в дело. Корректировали с их помощью план, создавая все новые и новые вариации. Часть ваших открытий уже воплощена в проекте, другие ожидают момента, когда станут детонаторами новых спектаклей.

Чего стоят откровения, добытые вами у старого шамана, позволяющие уличить Маковского в подлоге и отобрать у него нефтяные поля в пользу нашей скромной компании «Зюганнефтегаз». А кому, кроме вас, могла прийти гениальная догадка, что в самой фамилии Маковский содержится слово «мак», сырье для героина, который впрыскивается в атмосферу «Города счастья», приводя к бесследному исчезновению огромной массы русского населения, – оказывается, его закачивают в пласт для получения высокосортной нефти. Гениальны ваши прозрения о существовании антироссийского англосаксонского заговора, ведущего свою историю от Ричарда Львиное Сердце, Кромвеля, Черчилля и реализуемого сегодня Америкой. Чтобы добыть эту потрясающую информацию, вам, как рискующему жизнью разведчику, пришлось летать над Темзой на зонтике и опускаться в преисподнюю англосаксонского ада. Пришлось скакать верхом на Соне Ки под негаснущими небесами Русского Севера, после чего вы, в рыбьей чешуе, оленьей шерсти, птичьих перьях, нашли в себе силы отправиться в логово Маковского и продолжить работу. Ваш прозорливый гений подсказал вам, что всякий большой проект является частью другого, невидимого, а тот, в свою очередь, включен в еще более крупный, скрытый от глаз. «Блоу-ап» Антониони – отличный образ, когда случайно обнаруженный труп свидетельствует не о смерти, а о потаенной огромной жизни, вход в которую нужно найти. Вы правы, мои отношения с Верхарном не исчерпываются тривиальной враждой, а несут в себе громадное, неясное для вас содержание…

Теперь подбородок Потрошкова превратился в сверкающий гладкий цилиндр, поверхность которого отливала стеклянным блеском. Стрижайло оказался в этом цилиндре, как в стеклянной банке, куда огородники, забавы ради, помещают золотой цветок кабачка, оплодотворяют его, дожидаясь развития завязи, которая превращается в сочный плод, занимая всю внутреннюю поверхность банки. Точно так же Потрошков обнимал его своей волей и психикой, помещая в заколдованное пространство своего внутреннего мира, где царили недоступные Стрижайло знания. Он был прозрачен для Потрошкова, очевиден в своих ухищрениях. Сам же Потрошков оставался загадкой. Был явлением высшего, нежели Стрижайло, порядка, и это порождало чувство зависимости и тревоги, беспомощности и прострации.

– Я понимаю, мой друг, вы устали. Людям свойственны мгновения слабости. Вот вы превратили себя в седой волосок Иосифа Сталина, и, как крохотная корпускула, движетесь в необъятных потоках Енисея. Вот, изнемогая от немощи, возлагаете на себя чугунные бремена, непосильные вериги и падаете под их тяжестью. Вам хочется покинуть поле битвы, уйти в «иную жизнь». Но вы преодолеете слабость, выдержите испытания, совершите подвиг, закончите уникальный проект. Дождемся выборов, и пусть ученые напишут трактат об этом уникальном политологическом проекте, в результате которого из российской истории был окончательно устранен коммунизм. Ведь вам предстоит разработать меры, с помощью которых мы отменим празднование 7 Ноября. Вам предстоит руководить уникальной операцией выноса Ленина из Мавзолея. И наконец, вы обеспечите снятие с кремлевских башен рубиновых звезд и водружение на их месте сапфировых морских коньков…

Подбородок Потрошкова превратился в правильный конус, точечно соприкасаясь с остальным лицом заостренной вершиной. Конус казался выточенным из стального метеорита, обладал колоссальной тяжестью и лишь чудом держался на нижней челюсти, как если бы пребывал в мощном магнитном поле. Стрижайло чувствовал магнитные силовые линии, пронизывающие все его существо. Чувствовал воздействие Потрошкова, который обладал невероятной притягательной силой – обольщал, очаровывал, лишал индивидуальности, превращал человека в прихотливый продукт своей чудодейственной воли.

– Мы победим на выборах, выпьем в победную ночь шампанское, и я первый скажу вам: «Свободны. Исчезайте в „иную жизнь“. Не бойтесь ехать во Псков. Не бойтесь садиться в ладью. Не бойтесь плыть на остров». Вы, должно быть, не знаете, о каком острове идет речь. Посреди полноводного Псковского озера находится остров Залит, где сорок лет проживал в своей келье чудесный старец. Его святая звезда светила из озерных туманов на всю Россию, и всякий мечтал припасть к его старенькой рясе. Четыре года, как его не стало, но могила его святая. На ней творятся чудеса, исцеляются люди, прозревается будущее. Наш уважаемый Президент задумал побывать на острове, но, когда сел в ладью, случилась буря, поднялись огромные волны, остров заволокла непроглядная мгла, и катер Президента не мог причалить. Вернулся ни с чем обратно. Видно, не угоден был старцу этот визит Президента…

Подбородок Потрошкова обрел изысканную форму параболоида, в котором трепетал луч света. Это напоминало колкую световую иглу, застывшую в хрустальной чаше. Стрижайло, зачарованный видоизменением форм, неутомимым превращением объемов, тем не менее испытал глубинную тревогу, рожденную упоминанием о Президенте. Неясное, тревожащее, беспокойное чудилось Стрижайло в этом упоминании. Скрытая тайна отношений Президента и Потрошкова, та, что заставила его в клубе «Морской конек» перехватить взгляд Потрошкова, брошенный на Президента Ва-Ва. Прозрачный световод, похожий на мартовскую сосульку, был спрятан в домашнем морозильнике, требовал тщательного изучения. Но только не теперь, не сейчас, когда он сам, подобно световому лучу, трепетал в овальной глубине параболоида.

– Предстоит съезд компартии, на котором Дышлову будет нанесен последний удар. По вашей просьбе я послал сотрудников в Лондон, где они записали и отсняли встречу Верхарна с Кресом. Возьмите кассету и отнесите ее Карапузову. В своей программе «Момент глистины» он иногда выполняет наши скромные поручения…

В подбородке Потрошкова раскручивалась бесконечная спираль, олицетворяя идею вечного развития. Была образом хороводов, которые водили во Вселенной галактики. Являла символ циклотрона, в котором раскручивалась и набирала световую скорость частичка атома, прежде чем выстрелить в мироздание. Стрижайло и был той частичкой, которую раскручивала могущественная воля Потрошкова, готовилась метнуть в бесконечный космос. И он был послушен, благодарен, испытывал благоговение, видел в нем Повелителя и Отца.