Политолог - Александр Проханов

В подбородке Потрошкова раскручивалась бесконечная спираль, олицетворяя идею вечного развития. Была образом хороводов, которые водили во Вселенной галактики. Являла символ циклотрона, в котором раскручивалась и набирала световую скорость частичка атома, прежде чем выстрелить в мироздание. Стрижайло и был той частичкой, которую раскручивала могущественная воля Потрошкова, готовилась метнуть в бесконечный космос. И он был послушен, благодарен, испытывал благоговение, видел в нем Повелителя и Отца.

– Теперь мы расстанемся, чтобы скоро встретиться вновь. – С этими словами Потрошков передал Стрижайло видеокассету, и тот, как лунатик, покинул белый милицейский «форд», пересел в свой темно-синий «фольксваген».

Это предполагало продолжение кропотливой работы с телевидением. Как тонкому профессионалу, Стрижайло было известно, что эта зеленоватая стеклянная призма в районе Останкино, с высоким шприцем, пронзающим московское небо, с недавних пор превращена в филиал ФСБ. Усилиями Потрошкова здесь развернута биологическая лаборатория по выращиванию секретных цветных червей, способных продуцировать особые электромагнитные поля. Каждое из этих полей, воздействуя на психику человека, порождает реакции, управляющие душой. Эти тонкие «пси-поля», модулируя электромагнитную волну передатчиков, смешиваются с информационными потоками телеканалов, уносятся в мир, порождая в нем грандиозные вихри, психологические бури, повергая целые регионы в коллективное безумие, или необъяснимый восторг, в ожидание конца света или предчувствие грядущего Мессии. Эти удивительные эффекты, вначале опробованные на животных, затем на заключенных, затем на космонавтах, в конце концов получили массовое распространение. С их помощью власть управляла строптивым, непредсказуемым народом, все еще помышляющим о «национальной идее», а потому особо восприимчивым к воздействию «пси-излучения».

Принцип модулирования был чрезвычайно прост. В студию, во время передачи, биологи в белых халатах и масках приносили банку червей и ставили ее так, чтобы она не попадала в кадр. Излучение наполняло студию, проникало в душу телеведущих, операторов, режиссеров, всех участников передачи. Пропитывало помещение, оптику, микрофоны, режиссерские пульты, проникало в тяжеловесные кабели передатчиков, наполняя останкинскую иглу мерцающим призрачным светом. Срываясь с вознесенного острия едва различимым фонтанчиком ужасов.

Каждый вид червей выводился по особой методике, с помощью особых кормов. Их окраска объяснялась цветом выделяемых газов. Каждая полупрозрачная, извивающаяся особь напоминала неоновую трубку, в которой разноцветно и призрачно светился газ. Некоторые из огромных, горящих в московском небе реклам, те, что слегка пульсировали, производя на зрителя галлюциногенное воздействие, были не чем иным, как выращенными в той же лаборатории громадными червями, воспроизводящими наименование фирм: «Самсунг», «Макдоналдс», «Икея», «Рамстор».

В студию программы новостей биологи в скафандрах заносили банку голубоватых водянистых червей, выращенных на трупах бомжей, на обезображенных телах чеченских террористов, на неопознанных фрагментах тел из ростовской криминалистической лаборатории. Ставили сосуд поодаль, наблюдая, как извиваются студенистые существа, наполняя помещение голубоватой призрачной смертью. Очаровательная дикторша с перламутровыми губками, изящным маникюром, сжав теплые колени, с возбуждающей тяжестью переполнявших бюстгальтер грудей, начинала информировать о происшествиях в мире. С экрана в квартиры телезрителей валились трупы, падали четвертованные тела, хлюпали утопленники, шмякали обгорелые мертвецы, залетали дети с разбитыми головами и матери с рассеченными чревами. Отдельно, как экспонаты коллекции, преподносились выколотые глаза, разорванная печень, лежащие на клеенчатой подстилке аккуратно отрезанные мужские гениталии. Страна впадала в ужас, который был благоприятным фоном для проведения реформы ЖКХ.

В студию поп-музыки заносили банку, в которой клубками свивались огненно-красные черви, с мучнистыми головками и заостренными зеленоватыми хвостиками. Их выращивали на постельном белье, принадлежавшем престарелой, одутловатой поп-звезде, десятки лет демонстрирующей публике свои венозные ляжки. Белье хранило следы непомерной похотливости, привлекавшей молодые музыкальные дарования. Желая преуспеть в шоу-бизнесе, они совершали ритуальное восхождение на ее любовное ложе. Черви в банке извивались, как певицы и танцоры из «Фабрики звезд». Телеведущие непроизвольно начинали с силой сжимать и разжимать колени, доводя себя до исступления. Население страны впадало в сексуальное безумие. Школьники пятых классов насиловали соседок по партам. Зэки мастурбировали в бесчисленных зонах. У ведущих из «Школы злословия» сквозь утомленные хрипловатые басы прорывался русалочий смех. А лидер либерал-демократов в Думе застревал в деревянной трибуне, норовя проткнуть ее тесные дубовые доски. Этот сексуальный угар служил благоприятным фоном для проведения «монетизации льгот», когда министр здравоохранения казался возбужденным детородным членом, впрочем не человеческим, а птички колибри.

Черви едкого, цыплячьего цвета, пугающие своей желтизной, перетянутые черными колечками, как на трико у цирковых жонглеров, выделяли газ истерического беспричинного хохота. Стеклянная реторта с этими вьющимися особями устанавливалась в студиях во время юмористических программ. Черви выращивались на сложном экстракте, куда входила увлажненная перхоть юмориста с армянской фамилией, капельки жира с лысины толстенького одессита, ушная сера задорного хохмача, с добавлениями мышиного помета, лягушачьей икры и гормональных вытяжек из гипофиза гамадрила. Черви, похожие на ярко-желтые ползучие стебли, производили неотразимое воздействие на основную массу населения. Люди ржали, гоготали, истерически смеялись часами, днями, неделями, оставляя свои занятия, предаваясь безудержному, беспричинному смеху. Падали на спину и конвульсивно дергали ногами и руками хлеборобы в полях и сталевары у мартенов. Заразительно смеялась мать, потерявшая ребенка. Хохочущие омоновцы били палками хохочущих демонстрантов. Бандит, содрогаясь от смеха, приставлял паяльную лампу к смеющейся груди пытаемого. Министр обороны со смехом обходил гогочущий строй колченогих солдат. Министр иностранных дел, дергаясь, как от колик, подписывал передачу Китаю очередной порции приграничных островов. Смеющийся священник отпевал улыбающегося в гробу покойника. Вся страна от океана до океана, умирая от голода, замерзая в домах, просовывая голову в петлю, приставляя к виску пистолет, безудержно гоготала под воздействием желтого дурмана, источаемого кольчатыми «червями смеха». Именно лопаясь от смеха, народ согласился на десятикратное повышение цен на бензин, на передачу лесов и водоемов в частные руки, на размещение американских морских пехотинцев вокруг российских ядерных объектов.

Другие разноцветные черви – металлически-бронзовые, жемчужно-мерцающие, туманно-лиловые – выставлялись в банках во время ток-шоу, телевизионных игр, телесериалов, историко-политических хроник, пробуждая в зрителях чувство ненависти, отупения, хмурого дебилизма, бессмысленного ажиотажа.

Особые черви, изящных размеров, нежно вьющиеся, бесцветно прозрачные, с крохотными, вскипающими в телах пузырьками, с миниатюрными золотистыми глазками, выставлялись в студии в те моменты, когда транслировались обращения Президента. Его интернет-беседы с населением страны. Сюжеты о посещении школ и приютов, гарнизонов и синагог.

Эти элитные экземпляры вскармливались питательной смесью, включавшей лоскутки потертой горностаевой мантии, зеленую патину Медного всадника, трусики красавицы Дарьи Лизун с каплями коктейля «шампань-коблер», щепотки гипса, взятые в травмпунктах у несчастных танцоров Большого театра, получивших травмы от балерины Колобковой. Вся смесь излучала призрачный люминесцентный свет, какой бывает в подземных бункерах и на болотах среди тлетворных гнилушек. Пахла же смесь сладковатой одурью оттаявших моргов в районе Ханкалы и Моздока. Черви бесцветно мерцали и переливались в священном сосуде, у дикторов и комментаторов в голосе начинали звучать эротическая нежность и благоговение, а все общество испытывало прилив верноподданнических чувств, столь сильный, что многие, особенно в провинции, становились на четвереньки и начинали подвывать по-собачьи.

Вот в такую организацию, зная ее истинное устройство, отправился Стрижайло. Передал видеокассету ведущему программы «Момент глистины», самим названием указывающей на тип червей, украшавших студию.

– Мне звонили. Задание будет выполнено, – радостно чмокнул губками Карапузов, ловко выхватив из рук Стрижайло пачку зеленых портретов Бенджамина Франклина.