Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник) - Артур Дойл

– Мне не нужен ликер. Я хочу подстелить раненым солому. Они не должны лежать на кирпичном полу, когда наверху есть солома.

– На чердаке нет соломы.

– Что же там есть?

– Пустые бутылки.

– Что-нибудь еще?

– Нет.

На мгновение мне показалось, что хирург оставил свое намерение, но один из солдат указал наверх. Из обрывочных фраз, которые я смог разобрать, следовало, что солдат увидел пучки соломы, торчащие между досок. Женщина протестовала напрасно. Двое раненых сумели подняться на ноги и оттащить ее в сторону. Тем временем лекарь взобрался по лестнице, открыл люк и протиснулся на чердак. Как только он открыл дверь, я успел спрятаться за ней. Но, к несчастью, юный немец закрыл люк за собой, и мы оказались лицом к лицу. Никогда я не видел, чтобы человек был так поражен.

– Французский офицер, – выдохнул он.

– Тсс, – прошептал я. – Ни слова.

Для вящей убедительности я вытянул из ножен саблю.

– Я не военный, – сказал юноша. – Я доктор. Почему вы угрожаете мне саблей, ведь я не вооружен?

– Я не желаю причинить вам вреда, но должен позаботиться о себе. Я прячусь здесь.

– Шпион?

– Шпион не станет носить военный мундир. Шпионы не служат в армии. Я по ошибке попал сюда и спрятался на чердаке, ожидая, пока пруссаки пройдут. Я не причиню вам вреда, если вы не причините вреда мне. Дайте слово, что никому не обмолвитесь о моем присутствии на чердаке, иначе останетесь здесь навсегда.

– Опустите саблю, сир, – сказал лекарь. В его глазах я заметил дружелюбные огоньки. – Я поляк по рождению и не испытываю враждебных чувств ни к вам, ни к вашему народу. Я исполняю свой долг по отношению к пациентам, но не обязан делать ничего более. Пленение гусара не входит в мои обязанности хирурга. С вашего позволения я спущу эту связку сена вниз, чтобы раненым было удобнее лежать.

Я хотел было потребовать клятву, но затем рассудил, что если человек не говорит правду, то соврет и под присягой. Лекарь открыл люк, сбросил вниз достаточно сена, затем спустился по лестнице, предварительно закрыв за собой дверь. Я с волнением наблюдал за ним. Хозяйка дома тоже не сводила с него глаз. Но юноша ничего не сказал, а занялся своими пациентами.

К этому времени я был уже уверен, что весь корпус прошел, и направился к отверстию в крыше, решив, что путь свободен, не считая нескольких отставших, на которых не стоит обращать внимания. Действительно, первый корпус прошел, и я видел, как последние пехотинцы скрылись в лесу. Но представьте себе мое отчаяние, когда из дальнего леса показался второй корпус, не менее многочисленный, чем первый. Не оставалось сомнений, что вся прусская армия, которая, по нашим предположениям, разгромлена при Линьи, очень скоро атакует наш правый фланг, а Груши попал впросак каким-то нелепым образом. Приблизившийся рев пушек возвестил, что прусские батареи, проехавшие мимо меня, уже в бою. Представьте, в каком ужасном положении я оказался! Проходил час за часом, солнце клонилось к западу. А эта чертова избушка, в которой я укрылся, была островком среди бурного потока врагов. Мне крайне срочно необходим был маршал Груши, а я не мог и носа высунуть из харчевни, чтобы тут же не оказаться в плену. Можете себе представить, как я сыпал проклятиями и рвал на себе волосы. Как мало мы знаем о том, что ждет нас впереди! В то самое время, когда я проклинал судьбу, она готовила мне испытание гораздо более возвышенное, чем доставить приказ Груши. Мне бы никогда не выпала подобная честь, если бы я не застрял в маленькой избушке, спрятанной на опушке Парижского леса.

Два корпуса пруссаков уже прошли, а вдоль дороги маршировал третий, как вдруг я услышал в гостиной необычную суету и громкие голоса. Перебравшись на другое место, я получил возможность видеть то, что там происходило.

Прямо подо мной два прусских генерала склонились над разложенной на столе картой. Несколько адъютантов и офицеров молча стояли вокруг. Один из генералов был злобный морщинистый старик, с седыми волосами и клочковатыми седеющими усами и голосом, напоминающим собачий лай. Другой был моложе, с длинным и унылым лицом. Он измерял расстояние на карте с усердием студента, в то время как старик топал ногами, злился и ругался, как гусарский капрал. Было необычно видеть пожилого человека в такой ярости, а молодого – сохраняющим абсолютное спокойствие. Я не мог разобрать все, что они говорили, но, думаю, уловил общий смысл.

– Говорю вам, мы должны поднажать, – воскликнул старик, сопровождая свои слова ужасными немецкими ругательствами. – Я обещал Веллингтону, что буду здесь со всей армией, даже если буду падать от усталости и меня придется привязать к лошади. Корпус Бюлова вступил в бой{167}. Корпус Цитена поддержит Бюлова{168}. Вперед, Гнейзенау, вперед!

Его собеседник покачал головой.

– Подумайте, ваше превосходительство, если англичан разобьют, они отступят к побережью. В каком положении окажемся мы, если Груши не позволит нам отойти к Рейну?

– Мы побьем их, Гнейзенау{169}. Герцог и я сотрем французов в порошок. Я приказываю наступать! Война может быть закончена в один миг. Подтяните корпус Пирша. Мы бросим на весы шестьдесят тысяч солдат, пока Тильман{170} удерживает армию Груши.

Гнейзенау пожал плечами, но в эту минуту в дверях появился ординарец.

– Адъютант герцога Веллингтона, – доложил он.

– Ха-ха! – воскликнул старик. – Давайте послушаем, что он скажет.

Покрытый кровью и грязью английский офицер, пошатываясь, вошел в комнату. Его рука была перевязана окровавленным носовым платком. Офицер вынужден был схватиться за стол, чтобы не упасть.

– У меня послание маршалу Блюхеру, – сказал он.

– Я маршал Блюхер! – нетерпеливо воскликнул старик.

– Герцог приказал сообщить вам, что британская армия самостоятельно удерживает позиции. Французская кавалерия уничтожена. Две пехотные дивизии перестали существовать. У Наполеона в резерве осталась лишь гвардия. Если вы поддержите нас, то французов ожидает настоящий разгром…

Колени англичанина подкосились, и он упал.

– Довольно, довольно! – воскликнул Блюхер. – Гнейзенау, пошлите адъютанта к Веллингтону и скажите, что он может полностью положиться на меня. Пойдемте, джентльмены, нам есть чем заняться!

Гнейзенау – начальник штаба – задержался на мгновение. Он остановил одного из адъютантов. Он сразу привлек мое внимание, так как у меня наметанный глаз на лихих вояк. Адъютант был высоким и худощавым, по виду идеальным наездником. В его внешности было нечто такое, что делало его похожим на меня. Его лицо было смуглым, нос ястребиным. Черные глаза грозно сверкали из-под густых, косматых бровей. А с такими усами он бы запросто попал в лучший эскадрон моих гусар. На нем был зеленый мундир с белыми обшлагами и шлем с конским хвостом. Я понял, что он из тех лихих кавалеристов, которых я с легкостью проткнул бы насквозь.