Дураки умирают - Марио Пьюзо

И вот что интересно: после того как она «предала» меня, после того как мы стали пусть чуть-чуть, но ненавидеть друг друга, после того как мы подкопили друга на друга компромат, только тогда я полюбил ее как личность.

Джанель действительно была хорошим человеком. Иногда так и говорила: «Я хороший человек», — и не грешила против истины. Ее отличала абсолютная честность, если речь шла о чем-то важном. Да, она трахалась с другими мужчинами и с женщинами тоже, но ни от кого нельзя требовать невозможного. Ведь она по-прежнему любила те же книги, что и я, тех же людей, те же фильмы. Если она лгала мне, то лишь для того, чтобы не причинять мне боль. А говоря правду, руководствовалась частично тем, что хотела уязвить меня (я любил в ней и ее мстительность), но в основном — приходя в ужас от того, что мне будет гораздо хуже, если эту самую правду я узнаю от других.

И, разумеется, со временем я все больше понимал, что жизнь ее не зацикливается на мне. Что жизнь у нее куда более сложная. А у кого нет?

И в конце концов вся фальшь и иллюзии ушли из наших отношений. Мы стали настоящими друзьями. Я восхищался ее мужеством, стойкостью, с которой она сносила разочарования в профессиональной жизни, предательства — в личной. Я так хорошо ее понимал. И всегда брал ее сторону.

Но тогда почему нам уже не было так хорошо, как прежде? Почему секс потерял в остроте ощущений? Куда подевался тот экстаз, в который мы приводили друг друга?

Магия, магия, черная или белая. Волшебство и чары, ведьмы и алхимики. Неужели звезды действительно определяют нашу судьбу, а лунная кровь может оживить воск и глину? Неужели бесчисленные галактики правят нами? Или все дело в том, что нельзя быть счастливым, лишившись иллюзий?

Похоже, в любом романе наступает время, когда женщина начинает злиться из-за того, что ее возлюбленный слишком уж счастлив. Конечно, она знает, что это ее заслуга, ее работа. Но она делает вывод, что этому сукиному сыну все достается очень уж легко. Особенно если у мужчины есть семья, а у женщины — нет. И получается, что их связь решает все его проблемы, но отнюдь не ее.

И приходит час, когда одному из партнеров необходимо устроить ссору, а уж потом заниматься любовью. Джанель перешагнула эту черту. Обычно мне удавалось подавить ссору в зародыше, но иногда и у меня возникало желание пособачиться. Особенно если она напоминала мне, что я остаюсь женатым и не обещаю ей вечной любви.

В ее дом в Малибу мы приехали после кино. Глубокой ночью. Из спальни мы смотрели на океан с высвеченной на нем лунной дорожкой, которая напоминала длиннющую светловолосую косу.

— Пошли спать, — предложил я. Мне не терпелось заняться любовью. Мне всегда не терпелось заняться с ней любовью.

— О господи! — вырвалось у нее. — Тебе лишь бы трахаться.

— Нет, — возразил я, — я хочу заняться с тобой любовью. — Меня переполняла сентиментальность.

Джанель холодно оглядела меня, в ее карих глазах сверкнула злость.

— Послать бы тебя куда подальше с твоей гребаной наивностью. Ты прямо-таки прокаженный без колокольчика.

— Грэм Грин, — указал я.

— Да пошел ты, — но она рассмеялась.

Причина заключалась в том, что я никогда не лгал. А она хотела, чтобы я лгал. Хотела, чтобы я навешивал ей на уши всю ту лапшу, которую вешают женатики на уши женщин, которых трахают. Вроде: «Мы с женой собираемся развестись». Вроде: «Мы с женой давно уже не трахаемся». Вроде: «Мы с женой спим в разных спальнях». Вроде: «Я несчастлив с женой». Поскольку в моем случае ничего такого не было, я этих фраз и не произносил. Я любил жену, мы делили одну спальню, не чурались секса, были счастливы друг с другом. Я прекрасно жил в двух мирах и не собирался отказываться ни от одного из них. Вот мне за это и отливалось.

Если Джанель смеялась, значит, тучи рассеялись на какое-то время. Вот и теперь она пошла в ванную, пустила горячую воду. Мы всегда принимали ванну, прежде чем лечь в кровать. Она мыла меня, я — ее, мы дурачились, как подростки, потом выпрыгивали из ванны, вытирали друг друга большими махровыми полотенцами и ныряли под простыню, чтобы тут же найти друг друга.

Но в тот вечер, перед тем как лечь в кровать, она закурила. Опасный сигнал. Ей определенно хотелось поцапаться. Из ее сумочки выкатился пузырек с таблетками стимулятора, меня это зацепило, и во мне тоже начала закипать злость. Какая уж тут ночь любви! Таблетки стимулятора потянули за собой цепочку умозаключений. Зная, что у нее любовница, зная, что она спит с другими мужчинами, когда я нахожусь в Нью-Йорке, я уже не мог, как прежде, любить ее без памяти, и таблетки стимулятора натолкнули меня на мысль, что они нужны ей, чтобы трахаться со мной, потому что она затратила слишком много энергии на траханье с другими. В общем, о любви уже не думалось. Она это почувствовала.

— Я не знал, что ты читала Грэма Грина. Эта фраза насчет прокаженного без колокольчика. Видать, ты приберегала ее для меня.

Она щурилась сквозь сигаретный дым. Роскошные белокурые волосы обрамляли изумительной красоты лицо.

— Ты знаешь, это правда. Ты можешь вернуться домой и трахать свою жену, и это нормально. А во мне видишь шлюху, потому что у меня есть и другие любовники. Ты меня больше и не любишь.

— Я по-прежнему тебя люблю.

— Если и любишь, то не так сильно.

— Достаточно сильно для того, чтобы заниматься с тобой любовью, а не трахать тебя.

— А ты у нас ловкач. Наивный ловкач. Ты только что признал, что любишь меня меньше, но обставил все так, словно я хитростью выманила из тебя это признание. Но на самом деле ты хотел, чтобы я это знала. Почему? Почему женщины не могут иметь одних любовников и любить других мужчин? Ты всегда говоришь мне, что все еще любишь жену, но меня любишь больше. Что это разная любовь. Почему для меня это запретный плод? Почему это запретный плод для всех женщин? Почему мы не можем иметь сексуальную свободу и мужчин, которые будут по-прежнему нас любить?

— Потому что ты знаешь наверняка, что это твой ребенок, а мужчины — нет. — Я, конечно, пошутил. Во всяком случае, думал, что пошутил.

Она откинула простыню, вскочила.

— Я не могу поверить, что ты это сказал. Я не могу поверить, что вижу перед собой отъявленного мужчину-шовиниста.

— Я пошутил, — ответил я. — Честное слово. Но и ты должна реально смотреть на жизнь. Ты хочешь, чтобы я обожал тебя, чтобы любил тебя, чтобы боготворил тебя, словно Прекрасную Даму. Как в достославные времена. Но ты сама отвергла все эти ценности. Ты хочешь, чтобы я видел в тебе Святой Грааль, и при этом жить как свободная женщина. А это уже другая система ценностей. Я не могу любить тебя так, как ты того хочешь. Как я тебя любил.

Она заплакала.

— Я знаю. Господи, мы так любили друг друга! Знаешь, я трахалась с тобой, даже когда у меня голова раскалывалась от боли. Плевать я на это хотела, принимала таблетку перкодана, и все дела. И мне это нравилось. Нравилось. А сейчас секс далеко не так хорош, не правда ли? Теперь, когда мы честны друг с другом?

— Не так, — согласился я.

Она вновь обозлилась. Начала кричать, и голос ее напоминал кряканье утки.

Стало ясно, что ночь предстоит долгая. Я вздохнул, потянулся за сигаретой. Трудно, знаете ли, прикуривать, когда прямо перед тобой стоит обнаженная красавица, а ее надушенная «киска» маячит на уровне твоего рта. Но мне это удалось, и выглядело это настолько забавным, что Джанель, смеясь, повалилась на кровать.

— Ты права. Но тебе известны практические доводы, говорящие за то, что женщина должна хранить верность мужчине. Я говорил тебе, что женщина зачастую не знает о том, что у нее венерическое заболевание. И помни: чем с большим числом мужчин ты трахаешься, тем больше у тебя шансов получить рак шейки матки.

Джанель расхохоталась.

— Ты лжец.

— Как бы не так, — покачал я головой. — Все старые табу имеют под собой практическую основу.

— Вы мерзавцы. Все мужчины — мерзавцы-везунчики.

— Так уж устроено природой, — самодовольно ответил я. — А когда ты начинаешь кричать, голос у тебя становится, как у Дональда Дака.

Естественно, меня ударили подушкой, и я получил повод броситься на Джанель и подмять под себя, после чего мы и занялись привычным для постели делом.

Потом, когда мы курили одну сигарету на двоих, она вернулась к прерванному спору:

— Но ты знаешь, что я права. Мужчинам слишком хорошо живется. Женщины имеют полное право иметь столько сексуальных партнеров, сколько пожелает их душа. Ответь мне, только серьезно. Разве не так?

— Так. — Серьезностью я уже не уступал ей. И говорил то, что думал. Рассудком я понимал ее правоту.

Она прижалась ко мне.

— Вот почему я тебя люблю. Ты действительно понимаешь. При всем своем отвратительном мужском шовинизме. Когда придет революция, я постараюсь спасти твою жизнь. Скажу всем, что ты был хорошим мужчиной, что тебя просто сбили с толку.