Продавец приключений - Георгий Михайлович Садовников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не выходите из себя!
Назад возврата нет!
– А разве так уж плохо, когда возврата нет? – обиделся двойник, заглянув в тетрадку через моё плечо.
– А что же тут хорошего? Это ведь мне случайно удалось вернуть своё сбежавшее отрицательное «я» и перевоспитать его на личном примере. Не каждому так повезёт. И даже мой фантастический успех и тот ещё нельзя считать окончательным.
Я пристально взглянул в глаза своему двойнику. В моей памяти ещё жило позорное поражение – тот случай с личными брёвнами, после которого только с большим трудом мне удалось восстановить свои положительные качества в прежнем виде. И хотя двойник в последние годы вёл себя смирно, я хотел, чтобы он успокоил меня.
– М-да, мало ли что в жизни бывает. Разве можно ручаться заранее, – философски произнёс двойник, отводя глаза.
И так он каждый раз ускользал от ответа, лишая меня полной уверенности.
Я бы, наверное, очень расстроился, но тут, словно в утешение, у меня родились две новые строчки:
А если ты раз
д
во
и
лся́!
Будь добр, держи ответ!
Пока один «я» сочинял стихи, другой придирчиво следил за его занятием.
– Я, конечно, ничего не смыслю в поэзии. Но по-моему, «раздвоился» не помещается в стихотворный размер. И потом, даже мне известно, что в этом слове ударение ставят совсем но там, – заметил двойник, дыша над моим затылком.
– Во-первых, я не виноват, что слово «раздвоился» такое длинное. А во-вторых, ты хочешь, чтобы я ещё ко всему и был гениальным поэтом? Не слишком ли? – отпарировал я.
Признаться, я схитрил. Мне ничего не стоило найти подходящую рифму, но тогда бы литературные критики получили долгожданный повод и разразились тучей хвалебных статей. А смысл моего послания и так будет ясен ребятам.
И я смело продолжал:
И не вали на педсовет,
Борись с собою сам!
Такой даю тебе завет
И всем ребятам. Пам!
Мне очень нравилась рифма «пам». Она звучала как заключительный удар медной музыкальной тарелкой. Па-а-ам! Но я слукавил, скрыл от себя своё удовлетворение.
– Ты прав, – сказал я, кривя душой с самыми лучшими намерениями. – Плохие получились стихи. Рифмы «сам» и «пам» никуда не годятся. Да и что ещё можно ждать от меня? Фигуры, незаслуженно раздутой моими современниками?
– Положим, стихи не так уж и плохи. Пожалуй, они под стать моей песенке. Помнишь: «Дети, дети обоего пола…» – промурлыкал двойник и хитро подмигнул. – И не такой уж, признаться, раздутый… Вынести такие испытания!
– Если уж говорить об испытаниях, то самые трудные из них выпали на долю моей многострадальной скромности, – уточнил я на тот случай, если бы кто-то каким-то образом подслушал наш разговор.
– Да-да, ты сказочно скромен! – подхватил двойник намеренно громко для тех, кто мог всё же случайно подслушать. – Я хотел сказать: если бы не твоя скромность… – Он подался в мою сторону, искушающе зашептал: – Мы-то с тобой понимаем, что она у тебя самая смелая, самая находчивая, самая мудрая, самая…
Он застал мою скромность врасплох. Он льстил ей самой! Я с ужасом заметил, что начинаю зазнаваться, и последним отчаянным усилием перебил его, воскликнув:
– Ты ничего не слышал о Маше и Толике Слонове?
– А разве днём появились свежие новости? – спросил он с живым интересом.
Он так полюбил наших юных друзей, что тут же забыл про свою затею.
Я тоже забыл про пучину зазнайства и тщеславия, которая было разверзлась перед моими ногами, и озабоченно переспросил:
– А разве не появились? Ведь после их последнего письма прошло три часа! И я подумал: может быть, до тебя дошли хоть какие-то скудные новости.
– К сожалению, не дошли. Я знаю только то, что мы прочли с тобой в письме, которое получили сегодня утром. Но если ты хочешь, я с удовольствием напомню, о чём они пишут в своём утреннем письме, – щедро предложил двойник.
– Напомни. А я с удовольствием послушаю, – попросил я и поудобней устроился в плетёном кресле.
– Итак, они успешно окончили школу. И летом Маша поступила в педагогический институт. А Толик пошёл на курсы радистов. Он хочет работать где-нибудь на краю света. На маленькой метеорологической станции… Ну как, дружище Пыпин, ты ими доволен?
– Доволен. А ты, дружище Пыпин?
– Очень! Мальчик понял, ради чего путешествуют люди. И я думаю, теперь мы можем спокойно подремать на солнышке.
Моё второе «я» откинулось на спинку кресла, закрыло глаза, и вскоре до меня донеслось его мирное посапывание.
Я тоже вытянул ноги, положил затылок на спинку своего кресла и опустил веки. Но не совсем. Между ними остались щёлки. Я был начеку и не спускал глаз с Пыпина.
Спаситель Океана, или Повесть о странствующем слесаре Повесть-сказка
Глава первая,
в которой я встретил своих тёзок
– Ты, Вася, атакуешь с флангов. Сразу справа и слева, – шепнул мне Феликс. – Ты, Яша, возьмёшь его в кольцо, – так же негромко скомандовал он своему двоюродному брату. – А я наступаю по всему фронту! Поняли всё?
Мы с Яшей ответили, что нет ничего проще. В другое, менее бурное, время каждый из нас ещё бы подумал, может ли человек один атаковать и справа и слева одновременно и тем более брать противника в кольцо. Но в эти необычные минуты нам всё было нипочём – море по колено.
Мы медленно, сладострастно окружали этого захватчика, этого крестоносца из соседнего двора. Мы шли на него грозной цепью ратников Александра Невского. Он был выше нас на целую голову и шире в плечах и мог бы легко расправиться с каждым поодиночке. К тому же наш враг обладал ещё одним очень важным преимуществом. Он был хулиган и мог вести себя некрасиво, а мы были типичные, хорошо воспитанные дети. Свои преимущества хулиган демонстрировал всякий раз, когда совершал опустошительные набеги на наш двор. Я говорю «опустошительные», потому что двор моментально пустел, когда он появлялся в воротах. Того же из нас, кто, зазевавшись, всё же попадал ему в руки, хулиган водил по двору за нос или больно щёлкал по лбу.
Вот и сегодня этот охотник думал застать нас врасплох, как всегда, но на этот раз мы встретили его железными рядами, сомкнувшись плечом к плечу.
Это придумал Феликс вчера, когда мы отсиживались на чердаке, разглядывая малиновые Яшины уши. Хулиган загнал быстроногого Яшу в конец двора, в угол между сараем и мусорным ящиком, и, зажав Яшину голову немытыми ладонями, «показал ему Москву». Положение наше становилось ужасным: хоть вовсе не выходи гулять во двор.
Мы молча сидели на древней, пропитанной пылью кушетке, погрузившись в унылые раздумья, и вдруг Феликс вскочил так живо, что вялые пружины зазвенели сразу помолодевшими голосами, а кушетку окутало облаком пыли.
– Вася, ну-ка стань сюда. А ты, Яша, туда, – сказал деловито Феликс.
Я встал рядом с его левым плечом, Яша – с правым.
– Ближе, ближе ещё! – скомандовал Феликс, и наши плечи сомкнулись. – Ну что? – спросил торжествующе Феликс.
Я почувствовал себя сильным и смелым, способным отбить нападение любого врага. То же самое творилось и с Яшей. Мы поняли, что, когда мы вместе, плечом к плечу, нас не одолеть даже самому страшному хулигану. Мы были настолько возбуждены, что тотчас спустились сомкнутым строем по чёрной лестнице и вышли во двор. Но хулиган уже удалился, насытившись победой.
Мы всё равно промаршировали через двор к воротам, упиваясь всласть ощущением своей силы. И тут Яша произнёс тревожным голосом:
– Ребята, а как быть с моральной стороной?
– Что ты имеешь в виду? – удивился Феликс.
– Драться же некрасиво, – сказал Яша с упрёком, будто драться с хулиганом собирались только мы с Феликсом, а он сам даже не помышлял об этом.
И всё же он был прав. Хорошо воспитанные дети не имели
