Сколько волка ни корми - Карина Сергеевна Володина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выгибает Бая снова бровь, но не отталкивает руки Врановы, на стан ей ложащиеся и ниже, к юбке скользящие.
– Значит, не хочешь говорить? – просто спрашивает она.
И вновь – без обиды, без осуждения. Как будто и не надеялась она особо, что Вран с первой же просьбы душу перед ней свою вывернет.
Да и вывернул бы Вран, да и не жалко ему бы было – только его собственная душа, к сожалению, чужой теперь сопровождается, и совсем он не желает её Бае показывать.
– Значит, немного помолчать хочу, – так же просто Вран отвечает. – Наговорился я уж со стариками, красавица. И их так много слушал, и им так много отвечал… А душа-то отдохнуть хочет.
– Ну, давай отдохнём, – хмыкает Бая.
И впрямь больше к разговору этому опасному не возвращается. Вран надеется – забыла.
Потому что сам он очень быстро об этом забывает.
Кажется Врану, что на болотах что-то не так.
Не сразу он сказать может, что именно. Думает он даже сначала, что потому это, что уж с десяток дней он их толком не видел – только через оконце небольшое. Что отвык он и от солнца разнеженно-ленивого, лучами своими красными в воде хлюпкой играющегося, и от воздуха, в котором свежесть рассветная с волглостью болотной смешивается. Случалось так с Враном порой, когда совсем уж в землянке стариковской он засиживался.
Обменивается Вран быстрым взглядом с Баей и шаг от границы холмистой ускоряет.
Никого на болоте почему-то нет.
Не резвятся волчата почему-то неугомонные у полосы лесной, не сидят матери их заспанные на крышах землянок, с сонным смирением друг с другом переглядываясь, не привязываются волчата эти весело ко взрослым лютам, по своим делам болото пересекающим, не тянутся молодые люты, тоже не слишком-то от сна недавно прерванного бодрые, вместе со старшими в лес, не стоит привычно Радей у своей землянки, с улыбкой благодушной на всё это глядя, и не разносится из землянки храп Сивера по всей округе.
Никого почему-то нет – один Веш посередине, у детской, стоит, и в другую сторону от Баи с Враном смотрит. Но тоже – на лес.
– Веш! – напряжённо Бая его зовёт. – Веш, милый, что-то случилось?
Вздрагивает Веш, мгновенно разворачиваясь – и к Бае бросается.
И понимает Вран по глазам его заплаканным, по лицу его опухшему: да, случилось. Определённо.
– Бая! – кричит Веш, ещё не добежав до неё. – Бая! Вы нашли её? Нашли?!
– Кого…
– Чая пропала! Чая ночью из дома убежала!
Останавливается Бая, навстречу Вешу было побежавшая. Напрягается её спина. Застывает вопрос, так до конца и не высказанный, на устах приоткрытых.
– Чая, – выпаливает Веш, тоже останавливаясь – в нескольких хвостах от неё. – Чая! Она убежала! Все от Бушуя ушли, он рассердился – и спать лёг, а Чая убежала! Утром её Лада хватилась – а её нет! Вы не… вы не нашли её?..
– Что значит – «все от Бушуя ушли»? – негромко Вран спрашивает. – Горшечники? Ночью?
Кивает Веш отчаянно.
– А он решил… а он сказал…
Дрогает голос Веша, трясёт он головой, слёзы новые стряхивая – да так и замолкает. Да так и стоит, вроде и рядом – а вроде и далеко. И не подходит. И Бая к нему не подходит. И смотрят они с Вешем друг на друга – и молчат. И болото будто даже затихает, и лес – хотя что ему, лесу этому. Мало ли волков по нему ходит?
Да только та самая Чая старушка, которую Врану порой выгуливать поручали – и строго-настрого велели: ты в оба глаза за ней смотри да от себя не отпускай, иначе затеряется она в лесу этом, волчицей обернётся – и рванёт, куда душа её волчья поведёт, а душа у неё старая уже, непредсказуемая, и к людям может потянуться, и в такую чащу непроходимую, куда даже люты без нужды не заходят.
– Веш! – откуда-то из детской Веша окликают. – Веш, с кем это ты… Ох, Бая, Вран! Нашли?
Качает Бая головой.
Распахивается дверь грубая, поднимается по ступеням земляным быстро лютица с животом огромным – не то двойню, не то тройню, вестимо, носит. Не знает Вран даже её имени, снаружи он её толком не видел – на собраниях общих разве что мельком, да и то не на всех.
– Чая ускользнула, – бормочет она, торопливо к Вешу подходя. – Чая ночью взяла и ускользнула, бедняжка. Все старики спали, а молодёжь по делам своим разбежалась. Все, кто охотиться способен, сразу в лес ушли – да и старики даже многие, еле я Веша за хвост поймала, чтобы и он тоже…
– Хорошо я лес знаю! – стряхивает Веш с себя оцепенение. – И запах Чаин знаю, и тоже я искать её способен! Бая, пожалуйста, можно я с вами пойду? Вы ведь тоже в лес сейчас пойдёте? Я не могу здесь сидеть, не могу, не…
– Веш, Сивер тебе что сказал? – мягко его лютица прерывает. – Одну все и так ищут – ты хочешь, чтобы и второго искали?
– Да не потеряет меня никто! Как могут, если рядом я всегда… Бая, ну пожалуйста!
Подходит Бая к Вешу медленно, на колени перед ним опускается. За плечи его берёт.
– Веш, – спокойно, ровно она говорит. – Послушай меня внимательно. Сивер тебе этого никогда не скажет – а я скажу. Не потому он брать тебя с собой не хотел, что мешать ты будешь или сам потеряешься, а потому, что не знаем мы, в каком виде мы Чаю найдём. Что-то лучше не видеть, если возможность такая есть. У тебя – есть. Коли будет лес к нам благосклонен, и один волк волчицу потерявшуюся найдёт – не в количестве дело, а в желании. Понимаешь? Если попросили тебя здесь быть – так будь, неспокойны у всех и так сейчас души, не стоит их ещё больше волноваться заставлять. Останься со Снежей, с волчатами останься, стариков навести – так ты гораздо больше всем поможешь, чем если с собой мы тебя возьмём. Хорошо?
– Хорошо, – тихо Веш отвечает.
– Снежа, – поднимает Бая голову. – Куда нам идти? Через холм мы шли – и не слышали почему-то никого. В другой стороне Чаю ищут?
– В другой, в другой, – со вздохом лютица отвечает, Веша к себе притягивая. – Какой уж холм ей – через лес прямо и выбежала, и не помнит она,
