Половина полуночи - Мария Фомальгаут

Половина полуночи

Мария Фомальгаут

В произведении «Шестой сюжет» использованы фрагменты пьесы У. Шекспира «Гамлет, принц датский» в переводе М. Лозинского.

© Мария Фомальгаут, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Дерево, которое не дерево

Смотрю на объект. Если это можно назвать объектом.

Говорю, как учили.

– Объект… готов к исследованию.

Шеф смеется, смотрит на меня с презрением:

– Вы так думаете?

– Ну… гхм… да.

– А если подумать?

Понимаю, что подкалывает. Говорю с нажимом:

– Да.

– Ну что же… приступайте.

Приступаю. Подхожу к объекту, оглядываю со всех сторон, довольно киваю сам себе – дерево. То есть, конечно, не привычное дерево, мягкое, пульсирующее, с золотистыми прожилками, а дерево твердое, не наше, не местное.

– Что скажете?

Это шеф.

– М-м-м…. дерево.

– Да неужели?

– Оно самое.

– Вот как? Ничего необычного не замечаете?

Оглядываю дерево, осторожно спрашиваю:

– Потрогать можно?

– Ну, потрогайте. Авось не укусит.

Трогаю. Не кусает. Понимаю, что с листьями что-то не так, очень и очень не так, первый раз вижу такие тонкие листья, что-то здесь не так…

– Дерево? – насмешливо спрашивает шеф.

– М-м-м-м… не знаю.

– А кто знает?

Сжимаю зубы, будь что будет.

– Дерево.

– А это у него что?

– Колючки.

– Вот как? Колючки?

– Ну… как у кактуса.

– Надо же, кактус знаем… И зачем дереву колючки?

– Ну… чтобы не ел никто дерево.

– Верно. А листья где?

– Опали…

– А следы от опавших листьев на ветках есть?

Смотрю. Не вижу.

– Нет. Значит… значит, нет листьев у дерева.

Мысленно бью себя по голове, провалил, провалил собеседование, гори оно все синим пламенем.

– Молодец, догадались… Вот вы вроде парень умный, а невнимательный, элементарных вещей не видите… Так что лучше смотрите.

Киваю. Смотрю лучше.

– Ничего не замечаете?

Хочу спросить, а что я должен замечать. Не спрашиваю. Уже хочу ответить – нет, когда понимаю:

– Оно… неживое.

– Как это неживое?

– Так…

– Как это дерево может быть неживое?

– Ну… оказывается, может.

– И какое же оно?

– Искусственное.

– А зачем оно… искусственное?

– Ну… может, настоящие вырубили уже…

– То есть, думаете, находка относится к периоду, когда живых деревьев уже не осталось?

– Похоже на то.

– А радиоуглеродный анализ что говорит?

Смотрю. Анализирую.

– Говорит, что гораздо раньше дерево появилось.

– Тогда зачем искусственное сделали?

– М-м-м… не знаю.

– А кто знает?

Не выдерживаю:

– Вы.

– Нет, и я не знаю. И никто не знает. Так-то…

– Бессмыслица какая-то… стойте, а если для каких-то культов сделано?

Шеф настораживается.

– Почему для культов?

– Ну, там, где бессмыслица, там точно для культа.

– Тоже верно… молодец, соображаете.

Окрылённый похвалой, смотрю дальше.

– М-м-м… на дереве плоды.

– Плоды?

– Ну.

Подхватываю один плод, круглый, красный, не удерживаю, плод падает к моим ногам…

…разбивается.

Вздрагиваю. Не подаю вида.

– Скорлупа хрупкая…

– Скорлупа?

– Ну…

– А мякоть где?

Смотрю на осколки, ищу мякоть, мякоти нет.

– Э-э… высохла.

– Думаете, высохла в скорлупе мякоть?

Чувствую подвох в голосе шефа, уже учусь чувствовать подвох, это хорошо, значит, сработаемся. Осторожно смотрю еще один плод на дереве, что-то с ним не так, что-то, что-то…

– Это не плоды.

– А что же?

– Ну… видите, они на железный крючок к дереву подвешены.

– Кто они?

– М-м-м… сосуды стеклянные. Пустые…

– И для чего же они там? Пустые?

– Ну… для культов каких-нибудь…

– А вы можете сказать мне, в чем заключался этот культ?

– М-м… не знаю. Думать надо.

– А я вас зачем на работу беру?

– Думать.

– Вот и думайте.

– Вот и подумаю… Это же не сразу придумывается…

– Верно.

Осматриваю дерево. Вижу, что это еще не все, что шеф ждет от меня чего-то, значит, нужно смотреть дерево дальше.

– Здесь пергамент.

– Что вы говорите?

– Пергамент.

– И что же на нем написано? Или ничего не написано, пустые ёмкости, пустой пергамент…

Смотрю. Нет, пергамент не пустой, испещренный знаками, понять бы еще эти знаки…

Шеф смотрит на меня, посмеивается:

– Ну? И какой это язык?

– М-м-м… иностранный.

– Да вы что.

Вглядываюсь.

– Кириллица.

– Она, родимая.

– Добро, Он, Рцы, Он, Глаголь, Он…

– Так и будем по буквам читать?

– М-м-м… до-ро-гой де-душ-ка…

– Дедушка, это что?

– Это… родитель… нет, вру, родитель родителя…

– Очень хорошо.

– Де-душ-ка-мо-роз…

– А это что?

– Это… холод…

– И почему он отца своего отца называет холодом?

– Ну… Бывало время… людям прозвища давали… Ну там Иван Лопата или Викентий Упырь, или… не знаю…

– Думаете, прозвище?

– Оно самое.

– А век какой?

– Гхм… девятнадцатый…

– И что, в девятнадцатом веке людям клички давали?

– М-м-м… нет.

– Тогда почему Мороз?

Ляпаю наобум.

– Культ…

– Культ деда Мороза?

– Ну…

– И кто это?

– Божество какое-то…

– И для чего это божество?

– Ну… молились ему… просили всякое…

– Друг мой, вы это сейчас сами придумываете или правда догадались?

– М-м-м-м… и так, и так.

– Молодец, люблю честных. Ну и что же они там своему деду Морозу пишут?

– М-м-м… дорогой дедушка Мороз… принеси нам пожалуйста… деревянную лошадку. И имбирный пряник.

– И что же такое имбирный пряник?

– М-м-м… Не знаю. Хорошее что-то.

– Логично, если просят принести, значит, хорошее что-то. И что же?

– Игрушка какая-нибудь…

– Верно, коллега, по официальным данным это игрушка. А лошадка?

– Ну, это и подавно игрушка. Дети с детства учатся быть всадниками… воинами…

– Верно. Ну… читайте дальше.

– А тут больше нет ничего.

– Ну… а другие листочки?

Срываю еще один листок.

– Дорогой дедушка Мороз, принеси мне, пожалуйста, пару башмаков… Это обувь такая, на ноги надевали, чтобы ходить не больно.

– Чтобы не холодно ходить, а не больно! Вы попробуйте по снегу пройдитесь, вот и поймете тогда…

Отрываю новый листок.

– Дорогой дедушка Мороз, принеси мне, пожалуйста, азбуку, я очень хочу научиться читать и писать…

– И как же он читает и пишет, если читать-писать не умеет?

– Ну… диктует кому-нибудь.

– Тоже правильно.

Поднимаюсь на ветку повыше, отрываю листок.

– Дорогой дедушка Мороз… подари мне пожалуйста пару коньков…

– Это что?

– Это кони такие… маленькие.

– Кони? Маленькие кони вроде пони называются.

– М-м-м-м… а нет, это на крыше такие украшения.

– А сколько лет писавшему, не посмотрели?

– М-м-м… семь.

– Это какой возраст-то?

– Детский.

– Ребенок просит подарить ему украшения на крышу?

– Ну… а что тут такого?

– Эх, плохо вы детей знаете…

– А, это и есть лошадки деревянные… коньки.

– Правильно. Молодец, догадались… Вроде хорошо соображаете, только ленитесь…

Поднимаюсь на ветку еще выше. Отрываю листок.

– Дорогой дедушка Мороз… подари мне велосипед…

– А это что такое?

– М-м-м-м… Вело, вело…

– Не знаете?

– Не знаю.

– Ну так знайте… На двух колесах ездили. Вот, смотрите, экспонат номер двести двадцать… Два колеса, а на них ездят…

– А как же на двух колесах, неудобно же…

– Думаете?

– Ну, конечно… может, их там три или четыре было… Остальные не сохранились просто?

– А вы молодец, соображаете… премию вам за это надо.

Шеф дает мне премию. Окрыленный, отрываю следующий листок.

– Дорогой дедушка Мороз… Таня говорит, что тебя не существует, а мама говорит, что ты есть… Ответь мне пожалуйста, ты есть, или тебя нет… Любопытно…

– Что любопытно?

– Ересь… Ну да, двадцатый век, уже начинается ересь… люди сомневаются в своих божествах…

– Верно.

– Интересно, девчонке этой что-нибудь потом было… за ересь?

– Не знаю, не знаю… Тут кстати есть экспонаты… вот… сожженные на костре… Может, и ваша Таня там… Наша Таня громко плачет… это тоже про неё, наверное. Давайте дальше.

Поднимаюсь на ветку еще выше. Здесь пергамент выглядит чуть поновее, значит, не так уж много времени прошло…

– Дорогой дед Мороз… Подари мне пожалуйста кассетный магнитофон… пацаны умрут от зависти… Зачем он хочет, чтобы пацаны умерли?

– А вы, друг мой, можно подумать, врагам своим никогда зла не желали. Вон там сколько претендентов на ту же должность, вы им чего хотите?

– Ну… чтобы они другую должность себе нашли. А эту мне оставили.

– Ну-ну… врем, значит?

– Чего врем, я правда по жизни такой… зла никому не желаю… В детстве у меня кто чего отберет, и отец меня толкает, дай ты ему по морде, а я не могу… думаю, пусть играет, жалко, что ли…