Половина полуночи - Мария Фомальгаут

Из ниоткуда появляется отутюженный человек, то ли официант, то ли кто.

– Прошу прощения… ресторан закрывается…

Господин Такой-то укоризненно смотрит на отутюженного:

– А не до последнего клиента?

Отутюженный человек бормочет какие-то извинения.

Господин Такой-то оживляется:

– А поедемте ко мне…

– К вам, домой?

– Ну а то… мечты свои покажу…

Едем к господину Такому-то.

Смотреть мечты.

Потоки огней на трассе, справа красные, слева белые.

Сгущается ночь.

Господин Такой-то не устает нахваливать мою мечту, не устает приговаривать, что мы её осуществим, непременно осуществим…

Расступаются ворота перед домом господина Такого-то. Хоть убейте, не помню его имени, я вообще имен заказчиков не запоминаю, стыдно сказать. Вы только заказчикам не говорите, а то не видать мне заказов, как своих ушей.

– Ну вот дом мой… Да что я показываю, ты-то его как облупленный знаешь! – господин смеется, – ты-то тут каждую щелочку выправлял… каждый гвоздичек… работяг своих гонял в хвост и в гриву… Ну да ладно, я мечте твоей покажу, вот вы посмотрите, милая мечта, какой дом ваш человек отгрохал…

Мечта восхищенно ахает. Но с каплей притворства, все-таки она о другом мечтает, мечта моя…

А вот мечты мои… вот, посмотрите, все как на подбор…

Смотрю.

Не верю своим глазам.

Но…

– …это вот я мечтал по молодости Египет увидеть, это вот дом хотел построить… это вот жениться хотел, не так как сейчас молодые женятся-разбегаются, а на всю жизнь…

Еле выжимаю из себя:

– Но… они мертвы.

– А ты как хотел? Мечты-то осуществились уже, вот и всё… отжили свое, сердечные…

Молчу. Здесь нужно что-то сказать, знать бы еще, что.

– Ну, все, давай теперь твою мечту осуществлять будем…

Вздрагиваю:

– Нет.

– Чего такое?

– Нет. Не надо.

Парень, ты еще долго будешь на мечту свою смотреть? Вот чесслово, вот на дух таких не переношу, которые по тридцать лет сидят, на мечту свою смотрят, ах, потом, ах, завтра, ах, с понедельника… а потом бац, жизнь пролетела, а что, а как, а почему… а всё…

Обнимаю Мечту.

Свою, единственную, любимую.

– Нет.

Обнимаю Мечту.

Опускаю занавески в комнате, остаюсь наедине с Мечтой, зарываюсь носом в её волосы, ласкаю её кожу, мягкую, упругую, вдыхаю запахи Мечты, запахи Атлантиды, бесконечно далекой…

– А этот человек чего говорил про меня?

– Да… ничего.

– Ну как ничего, ну говорил же он…

– Да… ерунду всякую…

Целую свою Мечту, руки, волосы, плечи, струящееся платье скользит на пол…

Вот это Мечта, вот это я понимаю, всем Мечтам Мечта…

Оборачиваюсь. Узнаю господина Такого-то, он меня не узнает, обнимает томную даму, приговаривает:

– Всем мечтам мечта… это ж надо придумать, салон красоты открыть! Правильно рассуждаете, красота мир спасет… человек должен тем заниматься, что у него получается лучше всего, это я всегда говорил… а то вон жена моя бухгалтером работала, потом бросила это дело к черту, ненавижу, говорит… Я ей – а чего вообще на бухгалтера шла? А родители заставили… ну-ну… Благоверная моя одежду шьет, вообще зашибись, а они её в бухгалтера… сейчас ателье своё открыла… Так что я всегда говорю, мечта – это дело такое… важное…

Томная дама смущенно краснеет. Берет под ручку свою мечту.

– А давайте вашу мечту… осуществим?

– Ой, ну что вы, ну вот так, прям сразу…

– А чего ждать? Так и всю жизнь прождать можно… Вон, ходит человек, всю жизнь над мечтой своей трясется, так и не воплотит никогда… в жизнь…

Это он про меня.

Даже не вздрагиваю. Иду домой. К своей мечте. Сегодня я ей цветов купил, редкие цветы, говорят, их из самой Атлантиды привозят.

Спешу домой. Забиваюсь в автобус, над головой хрипит радио, слышу знакомое слово, – Атлантида.

Прислушиваюсь.

Не понимаю.

Что значит – тайфун, что значит – ушла под воду, так не бывает, так не может быть, так…

Оборачиваюсь, натыкаюсь на холодные взгляды. Ищу поддержки сам не знаю, у кого.

– Так это что получается… в Атлантиду… не поедем больше?

Люди фыркают.

– Ишь, размечтался…

– И сто лет не ездили, и еще столько не поедем…

– Выдумал тоже…

Выбегаю из автобуса, чуть не поскальзываюсь в весенней жиже, бегу к дому…

Звонок надрывается под моими пальцами.

Тишина в квартире.

Ключ не слушается, не попадает в замок.

Открываю.

– Мечта!

Первый раз зову её по имени.

– Мечта!

Легкий запах духов.

И всё.

Граница без границ

– Работа непыльная…

Вздрагиваю. Если говорят – работа непыльная, значит, что-то ужасное готовится. Не иначе.

Сержант смотрит на меня. Испытующе.

– Стрелять-то умеем?

– Обижаете. Как не уметь-то?

– Вон… – палец сержанта указывает на флюгер покосившегося дома на холме.

Целюсь.

Стреляю, ружье больно долбится мне в плечо, отступаю назад.

Пуля царапает черепицу.

– Нда-а, на троечку…

Сержант презрительно сплевывает.

– Да вы погодите, я сейчас… пристреляюсь…

– И долго ты пристре…

…флюгер слетает, сбитый моим выстрелом.

– Ай, молодца…

Улыбаюсь.

– Рад стараться.

– Откуда такой будешь-то?

– Из Самары я.

– Ой, Самара-городок…

Подхватываю:

– Беспокой-на-я-я-…

– Чш-ш-ш!

Сержант поднимает палец, прислушивается.

– Тише ты…

Замолкаю.

Ветер шевелит листья. Невидимая в зарослях птаха отстукивает чечетку, замолкает.

– Не… ничего… померещилось.

Киваю, померещилось, так померещилось.

– Ну, ты хоть понимаешь, что мы тут делаем?

Границу охраняем.

– Верно. Её, родимую. Смотрим, чтобы отсюда никто не перебрался…

– А сюда?

Сержант смотрит на меня, как на психа.

– Рехнулся, сюда… кто ж сюда переберется…

Киваю. Никто. Хотя не понимаю, почему.

Лес молчит.

Ждем.

Не знаю, чего.

Что-то мелькает за деревьями, сержант толкает меня в бок.

– Чего смотришь, стреляй, давай…

Вглядываюсь в темноту.

– Счас… из зарослей выберется…

– Не видишь? Эх ты, сокол… глаз-алмаз… ну жди, жди, пока он сбежит к черту…

Спохватываюсь:

– Так это же надо… стой, кто идет…

– Смеешься? Пока ты стойктоидекать будешь, он тебя и уложит к черту! Стреляй уже!

Стреляю уже. Что-то темное в кустах вздрагивает, подскакивает, бежит прочь, туда, за границу, бежит…

Стреляю снова.

Снова.

Ружье бьет в плечо, больно, сильно, смотрю на сержанта, ну только посмей тявкнуть, что ружье тяжелее меня самого…

Что-то подстреленное падает на траву, что-то огромное, массивное, на человека не похожее, да не человек это, и близко не человек, людей таких размеров не бывает.

Осторожно спрашиваю.

– А… а что мы убили-то?

– Тебе-то что, убили и убили… смотри давай в оба… хоть одну тварь проморгаешь, получишь у меня…

Сержант не договаривает, целится, сбивает выстрелом ночную птаху, – взвиваются в воздух перышки.

Не выдерживаю:

– Чего патроны-то тратить?

– Чего-чего, русским по белому сказано, не пускать никого!

Киваю. Русским так русским, по белому так по белому. Хоть по черному. Хоть по серо-буро-малиновому.

Идем вдоль границы. Называется обход. Что-то хрустит под ногами, доски, обломки чего-то, не пойми, чего, битые стекла, куски кирпичей. Чуть не проваливаюсь куда-то в никуда, чуть не напарываюсь на арматуру, сержант подхватывает меня, куда прешь-то, ноги лишние, что ли, всего-то две…

Прислушиваюсь.

Делаю знак.

Сержант тут же замирает, дает тишину.

Ждем.

Что-то массивное продирается сквозь кусты. Стреляю, раз, другой, третий, звенит разбитое стекло, откуда там вообще разбитое стекло…

– Не подбил, – равнодушно замечает сержант.

Целюсь, сам не вижу, во что целюсь.

Стреляю.

Что-то грузное, массивное валится в кусты с оглушительным треском.

– Молодец. Подбил.

Хочу спросить, кого я подбил. Не спрашиваю.

– Ну, давай, передохнем, что ли…

Настораживаюсь:

– А никто не проберется… пока мы тут передыхать будем?

– Да не, не боись, сейчас светает, они поутихнут, лезть не будут.

Снова хочу спросить, кто не будет лезть. Снова не спрашиваю.

Завтракаем. Если это можно назвать завтраком. Разливаем чай из термоса, чай нестерпимо горячий, разбавить нечем, пить тоже невозможно.

Так и стою как дурак с чаем.

Проклевывается рассвет, где-то утробно урчат бульдозеры. Медленно проступает панорама старого городка где-то там, на горизонте, вижу череду маленьких домиков, полуразрушенная крепость на холме…

Урчат бульдозеры.

Здесь.

Совсем близко.

Пытаюсь шутить:

– Кого сносить будем?

– Тебя, кого… вот за этим и пригнали… смотрят, солдат стоит, дай думаем его бульдозерами снесем…

Вымученно улыбаюсь. Хотя мне не смешно.