Стихотворения и поэмы - Герман Мелвилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Перевод Н. Рябовой
«А самородков, — бросил сплав, —Теперь почти что нет».Мне жаль, но он, наверно, прав.Смотрю на желтый свет,На мой мерцающий камин —Вдруг самородки прежних летС их блеском самородных винМне вспомнились опять:Гораций, Беранже, Хафиз —Вот ловкость: не сорвавшись вниз,Взлететь стремительней комет —И нам их не догнать.Мы только смотрим вслед,Танцуя там, где были их могилы.А плод под солнцем набирает цвет,И зреет память, набирая силы.
ПОНТОСУК
Перевод И. Копостинской
Над светлым озером, обрыв венчая,В тумане колоннада стройных сосен,Что, будто в замок путь приотворяяБезмолвно созерцают осень…Из глубины аркад, в тени ветвейЛюблю смотреть на свет полуденных лучей.
За озером, в холмистых даляхПоля, поля из давних пасторалей,Амбар среди дорог и серпантинаТропинок, что, виясь среди лесов,Приютам ткут легенды паутину,Где камни помнят эхо очагов…Там гор вдали чуть зримы очертаньяКак бы в прозрачном воздухе прощанья…
Взгляни, в снопах пшеница на полях,Деревьев томное безмолвие в садах…Здесь очарованность природы,Что, щедро одарив пространство,Верна приметам постоянства,Под сенью ласкового сводаПолулежит в небрежной позе,Задумчиво предавшись грезе…
В листве коричневой аркадыТак нежны все оттенки сада,Что ярко светятся на воле…Но мысль, как из старинной роли,Что, как соринку, не отринешь,Нет… и на полку не задвинешь —Здесь осени очарованьеВ печальной прелести вдовства,Что блекнет, как воспоминанье,Обвеяв грустью колдовства…Где та листва теперь, что тлелаВ той осени, слетая в ночь несмело…
Все умирает!..
Станет тленом…Но, чтоб забыть, что жизнь мгновенна,Вернулся я в свеченье садаПод сень коричневой аркады…На просеке, средь почвы мшистой,Останки сосен золотистыхУзрел я… Прежде их колонныЗдесь теплились так благосклонно!
Все умирает… Ждет забвеньеНе только сад, людей, мечты,Но и прекрасного черты,Душ благороднейших свершенья.
Все умирает!
Умрет и мастер, и сонет,Как сосны, канув в забытье…Творца и мрамор ждет небытие,И выпьют черви амаранта цвет…И даже звезды, если верить халдеям, отгорятсвое.Здесь Анды не солгали намО хаосе, куда упал Адам…И прячет подо мхом ПриродаСледы времен, лелея всходы.
Но все ж — взгляни!
Иди тропой,Где тень и свет так безоглядноСлились, воспеты тишиной,И в бледных проблесках восходаТак чисто, розово, прохладно,К сосне прильнув, младые всходыЗдесь в землю корешки вплетаютСквозь обветшалых листьев слойСредь веток, вспыхнувших зарей…Она ж ноет, как будто уплывая:
«Все умирает, умирает!Трава истлеет, но вешний дождьЕй возвратит цветенья дрожь…Придет, прильнет цветенья дождь,Жизнь, умиранье, цветенья дрожь.Но кто вздыхает, что все умирает…Летом, зимой ли — все жизни схожи,Боль, наслажденье в царстве Божьем…Гибнем, да… Но цветенья дрожьЯрче, слабее, в пути, в бездорожьеВновь дарит жизнь, презирая ложь.Снова и вновь — этим мир и хорош…Жизнь, умиранье, но преображенье в цветеньядрожь!»
Она качнулась, склонясь надо мной,Нежней запела, искрясь росой:«Поскольку тень и свет равны,Все круг свершает день за днем…Но плачете вы… И вы так бледны,Увы, исчезает все, чего ждем…Идем, идем!»
Меня коснулось губ тепло,Я задрожал, но ее ожерельеПрильнуло, увлажнив чело,Обвеяв свежестью и прельюПобегов и теплом мгновеньяЛюбви повенчанной и тленья.
Юрий Витальевич Ковалев
ПОСЛЕСЛОВИЕ К СТИХОТВОРЕНИЯМ И ПОЭМАМ Г. МЕЛВИЛЛА
Судьба поэтического наследия Германа Мелвилла не менее удивительна, чем судьба его прозаических сочинений. Современники в большинстве своем даже не подозревали, что он не только романист, но еще и поэт. Здесь нет ничего удивительного. Из четырех поэтических книг, увидевших свет при жизни писателя, три были изданы за его собственный счет крохотными тиражами.[2] Многочисленные стихотворения остались в рукописи и пролежали в архиве Мелвилла более тридцати лет. Только в 1924 г. они были собраны и опубликованы отдельной книгой под невыразительным названием «Стихотворения».
Мощный расцвет популярности Мелвилла в 20-е гг. странным образом не пробудил интереса к его поэзии. Романы его переиздавались неоднократно, стихи — почти не переиздавались вовсе. Лишь в 1938 г. Уиллард Торп в предисловии к однотомнику избранных сочинений Мелвилла обратил внимание читателей на то, чти поэзия его тоже может представлять интерес. Замечание это было чисто умозрительным, поскольку тексты поэтических сочинений Мелвилла оставались недоступны читателям.
Только в 1944 г. выдающийся американский критик Ф.О. Матиссен подготовил и опубликовал томик «Избранных стихотворений» Мелвилла, снабдив его вступительной статьей. Усилия Матиссена поддержал знаменитый поэт и романист Роберт Пенн Уоррен, напечатавший в журнале «Кенион Ревью» статью, послужившую, как он сам выразился, дополнением к усилиям Матиссена. Сдвоенный авторитет Матиссена и Уоррена сработал. Критика взялась за изучение поэтического наследия Мелвилла. Появились комментированные издания его стихотворений и поэм. Все это, разумеется, случилось не в один момент, и только в 60-х гг., благодаря усилиям ряда литературоведов (и в первую очередь Хеннига Коэна) американские читатели смогли основательно познакомиться с поэтическим творчеством Мелвилла.
Мы не знаем, когда именно Мелвилл написал первое свое стихотворение. (Мы не берем в расчет малохудожественные стихи в тексте «Марди», которые он и сам за стихи не считал.) Есть основания полагать, что он обратился к поэзии, лишь окончательно «рассчитавшись» с прозой, то есть в 1856 г.
Известно, что по разным обстоятельствам объективного и субъективного порядка писатель решился тогда оставить профессиональные занятия литературой, хотя бы на время. Существенно, что решение это пришло к нему не на склоне жизни. В 1856 г. Мелвиллу было тридцать семь лет. Интеллект его все еще набирал силу; философское осмысление бытия становилось глубже; противоречия и проблемы жизни, взятые на социальном и личностном уровнях, продолжали составлять предмет постоянных и напряженных размышлений писателя. Как и у многих других романтиков, мысль его нередко замирала перед явлениями, не поддававшимися исследованию и объяснению в рамках романтической идеологии и философии; она теряла четкость, однозначность, последовательность, становилась амбивалентной, внутренне противоречивой, не всегда уловимой. Но какова бы она ни была, она требовала воплощения в слове и, в силу своей специфики, тяготела к поэзии как к наиболее адекватной в данном случае форме словесного выражения. Можно сказать, что основным направлением в поэзии Мелвилла на протяжении более чем тридцати лет оставалась философская лирика, независимо от того, отливалась его мысль в форму короткого стихотворения или распространялась до масштабов такой бесконечно длинной и бесконечно сложной поэтической метафоры, как поэма «Клэрел», поразившая современников тем, что вдвое превосходила по объему мильтоновский «Потерянный рай» и была издана в двух томах.
Философский уклон поэзии Мелвилла вовсе не означал полного отрыва ее от конкретных событий личной жизни поэта, равно как и общественно-политической жизни его родины. Первый его поэтический сборник («Батальные сцены, или Война с разных точек зрения», 1866) являл собой поэтическое отражение Гражданской войны и, само собой разумеется, осмысление. В основе «Клэрела» лежит автобиографический опыт писателя, совершившего путешествие в Палестину в 1857 г. «Джон Марр и другие матросы» (1888) опирается на широчайшие познания Мелвилла в области морской жизни, почерпнутые в основном из собственного опыта. В «Тимолеоне» (1891) получили отражение впечатления от поездки по Греции и Италии. Мелвилл использовал здесь даже стихотворные зарисовки и дневниковые записи, сделанные во время путешествия.