Стихотворения и поэмы - Герман Мелвилл

КОМАНДИР СТУДЕНЧЕСКОГО ПОЛКА

Перевод Игн. Ивановского

Он едет впереди.Костыль у седла, наискосок,Рука перебитая — в лубке,И взгляд его холоден и строг.

Домой ведет он полк,Парадно уходивший в бой,А ныне побитый, сытый войной.Так с тонущего корабля,Борясь с волной,Матросы плывут по хляби морскойИ еле тащатся по песку,Преодолев прибой.

Невозмутимый, как индус,Он от всего на свете далек.Вместились десять вековВ молитвы, вопли, скрежет штыковИ мерный топот сапог.

Флаги, венки, радостный гул,Цветы бросает народ,Машут шапками старики,Но в нем — досада растет.Не то беда, что нет ноги,Что руку штык погубил,Что лихорадка тело бьет:О себе он давно забыл.

Но там, где упорно бились Семь Дней,В пороховом дыму,Где погружался он с полкомВ Питерсбергскую кутерьму,О небо! — там, в кромешных боях,Открылась правда ему.

Фрагменты ИЗ ПОЭМЫ «КЛЭРЕЛ» (1876)

Перевод В. Топорова

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАВА XIII

СВОД

За миг до кораблекрушенья,Пуская сполохи ракет,Во тьме заметишь на мгновеньеОтветный — столь же скорбный — свет.

Когда столкнулись в Палестине.Был Селио само унынье,И Клэрел, в очередь свою,Терзался тяжкою тоскоюИ у безумья на краюНе находил душе покою.Как двое страждущих в пустыне,Сошлись они. Так диво ль в том,Что стало легче им вдвоемИ веселее… Те врата(Уж наступала темнота)Увидел Селио — и к ним,Волненьем радостным гоним,Сквозь мрачный город устремился.Дыханье распирало грудь.Пред ним открылся Крестный ПутьИ вид с нездешней красотой:Там свод державно громоздилсяНад улочною теснотой.Он назывался Ecce Homo,[1]И, по преданию простому,Здесь Агнца Божьего ПилатЯвил суду, по-волчьи злому.…Захвачен зрелищем, объятВосторгом, страхом, чувств разбродомВстал итальянец перед сводом.Вся скверна схлынула — и вмигМир воссиял в значенье новом —В значенье, истинном навек.Там, наверху, открылся ликСтрадальческий в венце терновом,И понял он: се человек.Се человек, поднявший знамяВселенской скорби и забот,Низведший наземь небосвод,Сровнявший землю с небесами,Се человек, поднявший глас, —Сама судьба его устамиИ к нам взывала, и за нас.Но в страшный час, в смятенный час,Когда небесный свет истаял,Он возмутился, усомнясь, —Отец, почто меня оставил?Хула на Господа! ХулаИ в нашем сердце ожила —Хулим того, кто нас направилНа правый путь… А где залог,Что рай — конец земных тревог,Что рай нам станет отчим кровом?Никто не даст душе ответ,И ничего другого нет,Как утешаться божьим словом.Закон Природы — царь земной.Но двуединство — Жизнь и Рок —С веками Разум превозмог.И вот, взгляни, перед тобойТот, кто переиначил ходИстории… Се человек,Перечеркнувший смертный грех,Приняв на плечи смертный гнет.Глаз от Тебя не отвести.Ты любишь мир, его круша.Ни уклониться, ни уйти.Не верит ум — зовет душа.Тобой распутанный клубок —Любовь… Ты в бездне, ты в пути —Акула, а не голубок.Природа и Господь — загадки,А с иудеев взятки гладки.Твердят: в сомненьях есть резон,Раз нет пришествия второго.Смятенья многовековогоРазвеешь ли унылый сон?Но если так, то отчегоВсе, что мы ведаем, — мертвоС Твоим вероученьем рядом?Все прахом кажется, распадомИ бездной без мостков над ней.С первоапостольских столетийПо дни бессмысленные этиЗияет пропасть все страшней.Зачем она? Как получилось,Что малостью сменилась милость,Что сердце, полное любви,Алчбой прониклось, одичало —И утопило мир в крови,Назвавшись Божьим изначала?Яви нам вновь,О Господи непобежденный,Чей лик туманит кровь и кровь,Яви нам щит с главой Горгоны(Ее смертельная любовьТворит из плоти камень сонный) —Грози, терзай, калечь, казни,Глумись над ними, как ониГлумились над тобой когда-то,Чтоб, устрашенный неизбежною расплатой,Мир пал к твоим ногам, дотоле бесноватый.Он резко отступил назад;Свернув от величавых врат,Он встретил пару богомоловИ понял: это ученикС учителем… ПервоглаголовИзвестен одному язык,Другой азы едва постиг,Но полон рвенья… Речи ихУслышал Селио: «На местнойДороге иудейский сбродГлумился над Христом — и вотЗдесь он упал под ношей крестной.С тех пор Израиль обреченСкитаться до конца времен».И Селио над камнем плитВздохнул: «Не я ли Вечный Жид?»И сразу же пустился в путь,Чтоб горечь тайную стряхнуть.Из городских высоких вратОн вышел — и в ИосафатВступил… Кругом роились тениНадгробий. Вечер наступил.Был Иордана плеск уныл.Он шел, пути не разбирая,Не слыша предостереженья,Какое стражники емуБросали вслед, в глухую тьму,Ворота на ночь запирая.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ, ГЛАВА XXXV

ВСТУПЛЕНИЕ

У Пиранези есть гравюры(О них не часто говорят),Где мысль теряется и взглядВ намеках словно не с натуры:Ряды угрюмых анфилад,Где вроде рыскают лемуры —Восходят вверх, темны, понуры;Зияют рвы, скиты стоятВ строю, немыслимом, как ад;Пропорции неуловимы,Неясно, где передний план,Видны колонны сквозь туманИ сами как бы в клочьях дыма, —Но приглядись, что там внутри.Таинственны монастыри,Еще таинственнее кельи.Вздох сатанинского весельяВ воображение творцаПривнес дыханье вещих истинИ неизбежного конца —И впрямь, такой удел завистен,Хоть сам уход нам ненавистен, —И кровью истекут сердцаУже у входа в подземелье.Пером прозренья — или сна —Неправедность всего земного,Сама его первоосноваУгадана и внесенаВ ажурный лабиринт виденья —Отчаянье и угнетенье, —Хоть замысел восходит весьК тому, кто здесь — но и не здесь.Ночь над гравюрой проведи —И вспомнишь изреченье ПавлаО том, что тайно дело Дьявла. —И выдохнешь: «Не приведи»Всему, что будет впереди.

А тот, кто грезит наяву,Пропустит пусть сию главу,Как свадьба пропускает дрогиПри столкновенье на дороге.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА XXXIV

КРЕСТНЫЙ ПУТЬ

Где ни дороги, ни следа,Там не ступаем никогда.Везде проложены дороги.Поодиночке и в толпеИдем, куда несут нас ноги, —Но повинуемся тропе.

Есть улица в Ерусалиме —Нам хорошо известно имя,Но так узка, но так тесна,Что как бы вовсе не видна.Следы работ и разрушений —Труды премногих поколений —Стирают облик старины.Но от премногих изменений,Верны и не замирены,Холмы над нею не исчезли.Название?.. Прошепчешь еслиДва этих слова: «Крестный Путь»И вспомнишь Пятницу Страстную —Не изменившейся ничутьОбрящешь улицу былую.

На Троицу сюда спешат,Охвачены одним порывом,Паломники. Пока ленивымПути не преградит закат —Любуйся зрелищем красивым!Здесь водоносы (спрос на них),Евреи в шапках меховых,Монахи серые в сутанах,Рабы (согбен под ношей стан их),Арабский бей и янычарВ тоске по дому; полны чар,Магометанки под чадрою,Степной наездник-бедуин —И общей памятью святоюВесь этот пришлый люд един.

Дары садов в одной охапкеНесут усталые арабки,Идут груженые ослы,А длинношеие верблюдыЖдут окончанья кабалы,Как христиане — божья чуда.Здесь очутились все подряд,Здесь всё теснится и витает,Чем Рок на выдумку богат, —И все на Крестный Путь вступают.

Но как отсроченная весть:Кто Сей — их чаяний учительИ неприметный победитель,Несущий неподъемный крест?С высот заоблачных, с МасличнойГоры, он шепчет безразлично:«Бегут по свету провода,По дну морскому… но всегдаБезадресно, косноязычно»…Из Гефсимании ночнойПошел по улочке кривой —И нет его во тьме столичной.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, ГЛАВА XXXV