Козлиная песнь (сборник) - Константин Вагинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За осоку, за лед, за снега…
За осоку, за лед, за снега,В тихий дом позвала, где звенели стаканы.И опять голубая в гранитах рекаИ сквозные дома и реянье ночи.
Эй, горбатый, тебя не исправит могила.Голубую Неву и сквозные домаИ ступени, где крысы грохочут хвостами,В тихий дом ты привел за собой.
Вечером желтым как зрелый колос…
Вечером желтым как зрелый колосСредь случайных дорожных березЦыганенок плакал голыйВспоминал он имя свое
Но не мог никак он вспомнитьКто, откуда, зачем он здесьСлышал матери шепот любовныйНо не видел ее нигде.
На дороге воробьи чирикаютЧирик, чирик и по дороге скокИ девушки уносят земляникуНо завтра солнце озарит восток.
16 мая 1921
ПЕТЕРБУРГСКИЕ НОЧИ
Перевернул глаза и осмотрелся…
Перевернул глаза и осмотрелся:Внутри меня такой же черный снег,Сутулая спина бескрылой птицей бьется,В груди моей дрожит и липнет свет.
И, освещенный весь, иду я в дом знакомыйИ, грудью плоскою облокотясь о стол,Я ритмы меряю, выслушиваю звоны,И муза голая мне руку подает.
I
В твоих глазах опять затрепетали крылья…
В твоих глазах опять затрепетали крыльяКораблей умерших голубые парусаМожет быть, новые острова открылиМожет быть к новым стремятся небесам.
Или в трюмах проснулись невольникиЗачарованные Призраком в шутовском колпакеРуки протягивают и смотрят в волныРозовое солнце качается вдалеке.
Или птицы запели на мачтахНа соленых канатах обезьянка сидитСидит цветная и играет мячикомРозовым солнцем на маленькой груди.
Сегодня сильный мороз на улицеТвои ножки озябли, ближе к огню садисьКораблей умерших паруса не раздулисьНикаких островов не видно впереди.
В глазах арапа ночь и горы…
В глазах арапа ночь и горыСкользит холодный скользкий СтиксИ вихрь бьет из глаз упорныйФонтаны, статуи, кусты.
И этот вечер благовонныйУже вдыхать я не смогуНо буду помнить я балконыОзер зеленых шелковистый гул.
У милых ног венецианских статуй…
У милых ног венецианских статуйПроплакать ночь, проплакать до утраИ выйти на Неву в туман, туман косматый,Где ветер ржет, и бьет, и скачет у костра.
Табун, табун ветров копытами затопчетМой малый дом, мой тихий Петербург,И Летний сад, и липовые почки,И залетевшую со Стрелки стрекозу.
Перевернутся звезды в небе падшем…
Перевернутся звезды в небе падшемИ вихрь дождем мне окропит глазаУйду я черною овцой на пашниГде наш когда-то высился вокзал
Деревья ветви в лиру сложатЯ носом ткну и в ночь уйдуИ ветер лиры звон умножитПоследний звон в моем саду.
В воздух желтый бросят осины…
В воздух желтый бросят осиныЗапах смолы и серого мхаВыйдет девушка в поле синееКинет сердце в песчаный ухаб
А в подвале за розовой шторойГрешное небо держа в рукеБелый юноша с арапом споритЧерным арапом в фригийском колпаке.
Грешное небо с звездой Вифлеемскою…
Грешное небо с звездой ВифлеемскоюМилое, милое баю, бай.Синим осколком в руках задремлешьБелых и нежных девичьих гробах.
Умерла Восточная звезда сегодняЗнаешь, прохожая у синих воротВетер идет дорогой НовогоднейВетер в глазах твоих поет.
II
Синий, синий ветер в теле…
Синий, синий ветер в телеВ пальцах моих снега идут.Сердце холодный серп метелейМертвая Луна в Господнем саду
Друг засвети скорей лампадкуИ читай вслух Евангелие.Пахнет трупом ночная прохладаТихо.
Пусть сырою стала душа моя…
Пусть сырою стала душа мояПусть земным языком в теле бродит.Ветер убил и смялРозы в моем огороде
Но еще встал на зареНо еще вдыхаю запах солнцаВчерашнее солнце в большой дыреКончилось.
С Антиохией в пальце шел по улице…
С Антиохией в пальце шел по улице,Не видел Летний сад, но видел водоем,Под сикоморой конь и всадник мылятся.И пот скользит в луче густом.
Припал к ногам, целуя взгляд Гекаты,Достал немного благовоний и тоски.Арап ждет рядом черный и покатыйИ вынимает город из моей руки.
Намылил сердце – пусть не больно будет…
Намылил сердце – пусть не больно будетПоцеловал окно и трупом легВ руках моих Песнь Песней бродитО виноградной смуглости поет.
Еще есть жемчуга у черного ЦейлонаВ Таити девушки желтее янтаряНо ветер за окном рекламу бьет и стонетЗовет тонуть в ночных морях.
В соседнем доме свет зажгли вечернийЕще не верят в гибель синих днейНо друг мой лижет руки нервноИ слушает как умолкает сад во мгле.
Снова утро. Снова кусок зари на бумаге.Только сердце не бьется. По-видимому, устало.Совсем не бьется… даже испугалсяУпал.
Стол направо – дышит, стул налево – дышит.Смешно! а я не смеюсь.Успокоился.
Бегает по полю ночь…
Бегает по полю ночь.Никак не может в землю уйти.Напрягает ветви дубПоследним сладострастьем,
А я сижу с куском Рима в левой ноге.Никак ее не согнуть.Господи!
III
Каждый палец мой – умерший город…
В.Л.
Каждый палец мой – умерший городА ладонь океан тоскиМожет поэтому так мне дорогиРуки твои.
В соленых жемчугах спокойно ходит море…
В соленых жемчугах спокойно ходит море —Пустая колыбель! Фонарь дрожит в руке…Снега в глазах но я иду дозором,О, как давно следов нет на песке.
Уснуть бы здесь умершими морями.Застывший гребень городов вдыхать.И помнить, что за жемчугом над намиДругой исчезнул мир средь зелени и мха.
Возлюбленная пой о нашем синем домеВдыхай леса и шелести травойТы помнишь ли костры на площади огромной,Где мы сидели долго в белизне ночной.
Спит в ресницах твоих золоченых…
Спит в ресницах твоих золоченыхМой старинный умерший сад,За окном моим ходят волны,Бури свист и звезд голоса,
Но в ресницах твоих прохлада,Тихий веер и шелест звезд.Ничего, что побит градомЗа окном огород из роз.
Упала ночь в твои ресницы…
В.Л.
Упала ночь в твои ресницы,Который день мы стережем любовь;Антиохия спит, и синий дым клубитсяСреди цветных умерших берегов.
Орфей был человеком, я же сизым дымом.Курчавой ночью тяжела любовь, —Не устеречь ее. Огонь неугасимыйГорит от этих мертвых берегов.
Покрыл, прикрыл и вновь покрыл собою…
Покрыл, прикрыл и вновь покрыл собоюНебесный океан наш томный, синий сад,Но так же нежны у тебя ладони,Но так же шелестят земные небеса.
Любовь томит меня огромной, знойной птицей,Вдыхать смогу ль я запах милых рук?Напрасно машут вновь твои ресницы,Один останусь с птицей на ветру.
Опять у окон зов Мадагаскара…
Опять у окон зов Мадагаскара,Огромной птицей солнце вдаль летит,Хожу один с зефиром у базара,Смешно и страшно нам без солнца жить.
Как странен лет протяжных стран Европы,Как страшен стук огромных звезд,Но по плечу меня прохожий хлопнул —Худой, больной и желтый, как Христос.
Камин горит на площади огромной…
Камин горит на площади огромнойИ греет девушка свой побледневший лик.Она бредет еврейкою бездомной,И рядом с нею шествует старик.
Луна, как червь, мой подоконник точит.Сырой табун взрывая пыль летитКровавый вихрь в ее глазах клокочет.И кипарисный крест в ее груди лежит.
Один бреду среди рогов Урала…
Один бреду среди рогов Урала,Гул городов умолк в груди моей,Чернеют косы на плечах усталых, —Не отрекусь от гибели своей.
Давно ли ты, возлюбленная, пела,Браслеты кораблей касались островов,Но вот один оплакиваю тело,Но вот один бреду среди снегов.
IV
В нагорных горнах гул и гул, и гром…
