Агата Кристи. Английская тайна - Лора Томпсон

Однако продолжение воспоследовало. Агата путешествовала с супругами Вули по Греции (Кэтрин, судя по всему, раздражала близость, установившаяся между ее подругой и ее протеже), когда в Афинах ее настигла куча телеграмм, в которых сообщалось, что у Розалинды тяжелая пневмония. Агата запаниковала — безусловно, из чувства вины, — а потом еще и упала, повредив щиколотку. Вот тогда-то Макс и объявил, что в дороге ей потребуется спутник и что он возвращается в Англию вместе с ней.

За четыре дня пути (пассажирских авиарейсов тогда не существовало) они лучше узнали друг друга. Максу, разумеется, и прежде кое-что было известно, но история с Арчи и Харрогитом прошла мимо него — в отличие от большей части общества, чье неблагосклонное суждение об Агате сделало ее раздражительной и всегда готовой защищаться; одна женщина, познакомившаяся с ней в те времена, писала в дневнике: «Миссис Кристи на самом деле Агата!! Весьма мила и очень сурова». Но Макс интуитивно разгадал ее внутреннюю детскую уязвимость. Он, в сущности, отлично понял Агату и начал завоевывать ее доверие.

Сам Макс был человеком, исключительно уверенным в себе, несмотря на то что данных для этого ему явно не хватало: низкий рост, невыразительная внешность, да и происхождение его люди, в чей круг он стремился войти, едва ли могли считать comme il faut (а Вули, как он писал в своих воспоминаниях, оба были снобами).[261] Однако такие люди, как он, прилагают больше стараний, чтобы понравиться другим, а у Макса к этому был настоящий дар. Он мог приручить любого. «Предвижу, что ты всегда будешь управлять мною!!!» — писала ему Агата в 1930 году. Он не ленился вникнуть, что нужно человеку в конкретной ситуации, и давал ему именно это. Впервые повстречав Агату, он догадался, что она душевно изранена, словно лишена кожи, и, никак того не демонстрируя, стал утешать ее. Он сделался для нее незаменимым, но при этом никогда не терял достоинства. Его племянник Джон назвал его «в целом счастливым человеком»,[262] однако, чего не подразумевает клише, свое счастье он добыл сам. В отличие от более привлекательных людей, которые склонны полагать, что удача сама упадет им в руки, он сознательно выбирал правильный путь и правильных людей и таким образом поднялся весьма высоко.

В молодости Макс старался выглядеть настоящим англичанином — членство в аристократическом клубе «Будлз», коллекция серебра XVIII века, — но нутром он был европеец. Его предусмотрительное поведение не было типичным для англичанина, как и его вкусы: он, например, страстно любил Прокофьева и Рахманинова. Обладал он еще и тем, что А. Л. Роуз назвал «австрийским шармом». Его дед — тоже Макс — имел «славянские корни» и до 1879 года жил в Вене беженцем, пока не натурализовался. К тому времени он женился на чешке и стал владельцем мельницы, но когда мельница сгорела, семья оказалась почти в полной нищете. В 1897 году его сын Фредерик — отец Макса — частично возместил его потери и отбыл в Лондон. До того он служил в австрийской армии, аттестат об увольнении из которой получил только в 1913 году, но к тому времени он уже стал благонадежным британским подданным.

В 1902 году он женился на француженке, Маргерит Дювивье, которая приехала в Лондон в качестве компаньонки. Биография Маргерит тоже необычна: ее мать, Марта, была оперной певицей и исполняла роль Саломеи в первой постановке оперы Мюссе «Иродиада». Надо признать, что особого согласия между супругами Мэллоуэн не было. Маргерит была женщиной эмоциональной, религиозной и в высшей степени преданной трем своим сыновьям: старшему, Максу, и двум другим — Сесилу и Филиппу. Отношение к жизни у Фредерика было куда более дисциплинированным. У него на голове имелся шрам, оставшийся от дуэли, и, хотя Фредерик и стал бизнесменом, в душе он навсегда остался иностранным солдатом.

Макс был чрезвычайно близок с матерью, так же как Агата со своей (позднее она даже завидовала его отношениям с Маргерит — «Я ушла, снедаемая ревностью: у тебя есть мать, с которой ты можешь видеться»,[263] — а еще позже они ее даже немного раздражали). Но идиллических воспоминаний о счастливом детстве, которые поддерживали (а иногда и мучили) Агату, у него, безусловно, не было. Он вырос в Лондоне, и его жизни недоставало «домашнего покоя», как он говорил. Родители часто ссорились. «Склонностью своего характера к мирному общению, — писал он, — я обязан им обоим: и отцу, и матери».[264] Так же как счастливый брак родителей Агаты заставил ее априори считать, что ее замужество будет таким же, так Макс на примере своих родителей усвоил, что супружеская жизнь требует обходительности и усилий.

Он учился в Лансинг-колледже одновременно с Ивлином Во и Томом Драйбергом (позднее Во назвал их поколение «выдающимся»), потом читал курс гуманитарных наук в Нью-колледже. «Переход из Лансинга в Оксфордский университет, где я провел четыре года, 1921–1925, был шагом из чистилища в рай». Макс принадлежал к «брайдсхедской эпохе»[265] и вел себя соответственно. Он был четвертым на первом экзамене на степень бакалавра гуманитарных наук и третьим — на выпускном; он устраивал «вечеринки победителя дерби», как он их называл, три года подряд ставя на верную лошадь, и у него был свой Себастиан Флайт (персонаж «Возвращения в Брайдсхед») — обаятельный аристократ-католик, с которым его связывала глубокая и тесная дружба.

Эсме Говард, старший сын лорда Говарда Пенрита, не был любовником Макса, но он был самым близким ему человеком, пока Макс не повстречал Агату. «Я чувствую, — писал он ей в 1930 году, — что моя любовь к тебе — это идеальное продолжение той дружбы с Эсме, от утраты которой, как мне казалось, я никогда не оправлюсь». Как многие умные, но неискушенные молодые люди, он считал, что легче и уместнее в первый раз влюбиться в мужчину. Эсме, безусловно, был гораздо более романтичной фигурой, нежели средняя студентка выпускного курса колледжа. Он был ярким, обаятельным и смертельно больным — Эсме умер в возрасте двадцати пяти лет от болезни Ходжкина. В последний раз Макс навестил его в Портофино, «на вилле вдовствующей леди Карнарвон», как написано в его мемуарах. По стечению обстоятельств, «черная ночь души» пришлась у него и у Агаты приблизительно на одно и то же время — Эсме умер за пять дней до исчезновения Агаты из Саннингдейла, — и оба они нашли одно и то же лекарство от горя: с головой окунулись в работу. У смертного одра друга Макс дал ему обещание принять его религию. Формально Макс уже был католиком по матери-француженке, но никогда не участвовал в церковной жизни и, будучи студентом Лансинга, отказывался от конфирмации. Теперь любовь взяла верх над рассудком. Видя, какую силу Эсме — «настоящий святой» — черпал в религии, Макс убедил себя в том, что тоже должен искать веру. По иронии судьбы Агата, которая всегда исправно посещала церковь, после развода порвала связь с нею, а Макс нарушил слово, данное Эсме, когда узнал, что католическая церковь не признает его брак с Агатой.