Коптский крест. Дилогия - Борис Батыршин

  Тут- то и выяснилось, почему ученый, написавший тот, другой пергамент, ограничился лишь выдержками из манускрипта. Я прямо вижу, как монашки потирают ручонки и хихикают, давая наивному умнику разрешение лицезреть святыни. Дать- то они дали - но не сказали, что сделать это можно только один раз! А значит, полюбовавшись на реликвию, можно унести в памяти ее светлый образ - но саму ее ты больше не увидишь. Тот московский историк и рад был бы привести полный перевод манускрипта - но не мог; перевел, что успел запомнить. Тетки в рясах - народ твердокаменный, не уступая в этом смысле скалам, в которых вырублены их храмы. Если сказали, что "все", то, прости, не проси - бесполезно, могила. Причем - в буквальном смысле; любая из монашек легко пожертвует жизнью, лишь бы не нарушать тысячелетнего устава богадельни.

  Разумеется, том, чтобы скопировать драгоценные листы, мы и заикаться не стали. Спасибо хоть, нам позволили самим листать страницы древнего документа; монахиня лишь следила за тем, чтобы с реликвией обращались с должным трепетом. Рассматривать каждый лист дозволялось сколько угодно - но стоило перевернуть - все, финита, вернуться к нему монашка уже не позволяла.

  А вот обломитесь, тетеньки! На нашей стороне микроэлектроника "мэйд ин Чайна". Пока отец развлекал монахиню беседой о вечном, я нащелкал по два десятка кадров с каждого их листов. Спасибо, отец подвесил над саркофагом мощную светодиодную лампу.

  Памятуя байки об артефактах, загадочным образом не видных на фотопленке, я украдкой просмотрел несколько снимков. Китайская матрица не подвела - все листы запечатлелись в памяти. Что ж, задачу можно было считать выполненной. Христова невеста (так отец называл монашек) ничего не заподозрила - лишь с подозрением косилась на необычайно яркую лампу. Да, против прогресса не попрешь!

  Рано я обрадовался. У выхода из крипты (узкий лаз, через который надо просачиваться по одному, с риском переломать на крутых ступеньках ноги), нас ждала очередная монашка. Мать- настоятельница желал сообщить нам нечто не терпящее отлагательства - для чего и просила проследовать в монастырский сад. Я, было, решил, что хитрые тетки отберут фотоаппарат, и по дороге на ощупь вытащил карту памяти. Обошлось - наше имущество мать настоятельницу не заинтересовало. Все было куда неожиданнее...

  Отец как- то говорил, что европейские государства обзавелись разведками лишь в начале двадцатого века. До того тайное добывание информации было уделом дипломатов, международных авантюристов и организаций, не имеющих к государству прямого отношения. Так, своей разведслужбой прославился орден иезуитов; не отставал от него и папский престол и масоны. У православной церкви в Сирии, как оказалось, тоже имелась разведка - и неплохая. Матушка- настоятельница Апраксия вежливо поинтересовалась, как нам понравился манускрипт (в ее голосе я уловил легкие издевательские нотки), а потом огорошила нас неприятным известием.

  Оказывается, в прибрежных городах Сирии и Ливана объявились некие тёмные личности. Они паломников из России - искали отца и сына. Приводилось описание: под него, впрочем, попадала половина мужчин и подростков нужного возраста. Но вот детали - "владеют английским, располагают значительными средствами, могут путешествовать как с русским, так и с североамериканскими паспортами" - недвусмысленно указывали на нас .

  И знаете, что интересно? Агенты нашего загадочного недоброжелателя пустили слух, что мы - тайные агенты русского Генштаба, шпионы, засланные для сбора сведений. Результат не заставил себя ждать- к поискам подключилась местная полиция, и скоро сведения о мнимых шпиёнах могли дойти и до Дамаска. А это - вилы; возвращаться нам предстояло как раз этим путем...

  Впрочем, не все так безнадёжно. Неведомые шпики оказались крайне убедительны - кроме турецкой полиции им поверили и те, кто собирал сведения для православных иерархов. И теперь наша собеседница, преподобная мать Апраксия не сомневалась, что в нашем лице перед ней - два русских разведчика. Так что, с одной стороны она недвусмысленно дала понять, что ждет, не дождется, когда мы уберемся на все четыре стороны - ей здесь жить, а ссориться с турецкими властями монахиням резона нет. А с другой - она столь же недвусмысленно намекнула, что поможет нам всем, что только будет в ее силах.

  Я не знаю, что за этим стоит - желание помочь православной Империи, или стремление сбагрить опасных визитёров подальше. Однако - факт оставался фактом; матушка Апраксия подсказала маршрут для отступления, причем такой бредовый, что мы тут же согласились: раз нам такое в голову не пришло, то тем, кто нас ловит и подавно не докумекать...

  До Маалюди до Триполи - около ста километров. По дороге сюда мы проделали их за неполные пять дней; нас, правда, изрядно задержали паломники. До Бейрута - примерно столько же. И там и там можно без помех сесть на пароход в Россию или в Грецию. Одна беда - в городах Леванта нас нехорошо ждут. Вот мать Апраксия и предложила направиться не на север, в Триполи, или на запад, в Палестину, а в противоположную сторону - на восток, к Евфрату. Древний караванный тракт идёт через Пальмиру, и далее, к городку Дейр-эз-Зор, перевалочному пункту на пути в Ирак, к Персидскому заливу. До Дейр- эз-Зора ровным счетом четыреста тридцать километров - правда, по картам автомобильных шоссе. Впрочем, шоссе эти наверняка строили по древним караванным тропам

  В Дейр-эз-Зоре предстояло продать лошадей и пересесть на лодки - шестьсот от километров вниз по библейскому Евфрату, до Эль- Фалуджи. Потом - снова ступить на сухой путь, преодолеть еще полсотни кэмэ до Багдада и там отдаться на волю другой великой реки древней Вавилонии, Тигра. По ней имелось вполне цивилизованное сообщение - до Басры ходили пароходы турецкой и английской компаний, так что последние полтысячи километров можно было преодолеть дня за три- четыре в относительном комфорте.

  В конце этого пути нас ждала Басра - один из крупнейших портов Персидского залива. Из Басры в Суэц регулярно бегали пароходы - Суэцкий канал вдохнул в эту древнюю морскую дорогу обрела новую жизнь.

  Весь маршрут - через Ирак, вокруг Аравии, через Суэцкий канал и в Александрию, - должен был занять около месяца. К тому же, он давал нам свободу маневра - если неведомый враг сядет на хвост, можно будет двинуть из Басры не на запад, в Суэц, а на восток - в Персию или Индию. А там турки замучаются нас ловить. Впрочем, не хотелось бы это проверять - мы и так, скорее всего, вернемся куда позже намеченного срока, а в Москве пока много чего может случиться.

  На словах все это легко и просто, а вот на деле.... даже прогулка из Триполи в Маалюлю далась нам с трудом - что уж говорить о таком долгом путешествии! Больше полутора тысяч километров по сирийским плоскогорьям и рекам, несколько крупных и неизвестное количество мелких селений... короче - срочно нужен помощник, слуга, проводник - называйте как хотите, суть от этого не меняется.

  ******************************************

  - Барин, побережитесь! Ну, клятая....

  Голос Антипа вывел Олега Ивановича из задумчивости. Отставной лейб-улан держался по левую руку - его серая кобыла играла, мотала головой, и порываясь вырвать повод из рук седока. Тот хлопнул хулиганку по ушам; кобыла намек поняла и пошла спокойнее. Впрочем она то и дело норовила сорваться с шага на рысь и выворачивала шею, пытаясь дотянуться зубами до колена всадника. И - всякий раз получала по носу; Антип, дослужившийся до помощника полкового берейтора, видел эти штучки насквозь.

  - Молодая, ишшо, не выездили как следовает... - буркнул Антип. - Порядку не знает. Её бы в полковой манеж на недельку....

  Олег Иванович покосился на спутника. Антип Броскин, рядовой второго го лейб-уланского Курляндского (с 82-го года лейб-драгунского) Его Величества полка оказался для маленького отряда бесценным приобретением. Ваня, еще в Маалюле присматривавшийся к солдату, оказался прав: Антипа тяготила гражданская жизнь вести после выхода со службы. Он нипочем бы не оставил армию - благо, ротмистр граф Крейц, сын старого полкового начальника Петра Киприановича Крейца, обещал порадеть о подчиненном. Ротмистр переходил в армейскую кавалерию с повышением в чине и обещал своему любимчику лычки унтер- офицера и завидную должность полкового берейтора. Однако ж, отец ротмистра, старый граф Крейц умер, и офицер, чьи дела пришли в расстройство после разорительного иска по наследству, принужден был оставить службу. Этот грустный факт поставил крест на амбициях Антипа. В городовые он не пошел - хотя и звали, предлагая место даже и в столице. Поваландавшись года два и претерпев обидное фиаско в коммерческих начинаниях, Антип пристал к троюродной сестре, которая, со своей рязанской кумой, отправилась в паломничество по Святым Местам. Так он попал в Маалюлю, где и познакомился с Олегом Ивановичем. Тот оценил таланты бывшего лейбгвардейца: город Антип покинул уже в роли проводника, конюха и слуги джентльмена - "с хозяйской кормежкой, одёжей и жалованием серебряной деньгой", он выражался. С появлением Антипа, у путешественников исчезли проблемы с лошадьми - как с верховыми, так и с вьючными. Последних было теперь две; бывший улан сам выдирал их на базаре, прикупив заодно, кобылу и для себя. Большая часть багажа уместилась во вьюки; остальное, в двух кофрах, матушка- настоятельница обещала переслать в Триполи, в контору Русского Палестинского общества- для отправки в Одессу. Туда же ушло и письмо - насчет пересылки корреспонденции Семёновых русскому консулу в Александрию.