«Зимняя война»: работа над ошибками (апрель-май 1940 г.) - Н. Тархова

Что касается военно-научной работы, правильно, у нас это дело поставлено так, что не только дискуссии в этом направлении у нас идут, отталкивающие военную мысль, а каждый написавший потом полгода ожидает, когда его начнут шлепать. Товарищ Сталин неоднократно говорил, что нужна настоящая критика. Вредно, когда в газете критикуют командование, вредно сказывается, т.к. за границей читают наши газеты. Наши враги получают данные. Наша разведка получает вражеские сведения.

Вместо того чтобы повернуть это дело по-другому, она думает, что, а может быть, правильно. Такая постановка дела совершенно неправильна. Гражданские люди первые повели с этим борьбу. Всяким слухам нельзя верить. Надо создать авторитет людям. А у нас получается — враги бросают листовки, а наши им верят, никто у нас не следит за этими листовками. Я считаю, что в этом отношении агитация населения среди врага и среди своих не авторитетна. Командирами плохо была поставлена эта работа. Одной из причин этого было то, что много было болтунов, когда их выбросили, пошло дело лучше. Наши методы использует наш враг. Над нашей агитацией враг посмеивается, а наши не умеют правильно растолковывать агитацию. Распускают слухи об арестах и о том, [что] якобы убиты те или иные командиры, и этим слухам верят. Кадры должны быть воспитаны по-военному, они должны иметь знания, этим кадрам легко будет создать авторитет. Человеку, не знающему военное дело, создать авторитет трудно. Нужно выращивать такие кадры, чтобы в них была воля. Если мы это дело сделаем — чтобы все командиры знали свои права и обязанности, — тогда и научная работа пойдет.

У нас нет настоящего товарищеского отношения, у нас должна быть одна семья, у нас этого нет. Очень много работы должно быть проведено нашим начальствующим составом в отношении дружбы. Мы много хорошего не взяли из старой армии.

Конечно, если мы не проведем соответствующей воспитательной работы с нашими кадрами, то работать с ними будет очень трудно. Нам нужно закончить военно-научную мысль и нужно двинуть это дело дальше. Этот вопрос совершенно ясный. Нужно предупредить, что мы никогда не наказываем за то, когда товарищ поступает правильно, но нужно уметь разбирать вопросы, и я считаю, что мы должны пойти по такой линии, чтобы подобрать волевых и способных командиров. Профессора академий должны сейчас в своих выступлениях отметить, какое воспитание нужно вести, чтобы не иметь именно холуев.

Я считаю, когда мы будем оформлять в какое-то решение вопрос военной идеологии, нужно поставить таким порядком, в каком велись разговоры здесь на комиссии. Если мы дадим документ и дадим хороших людей, то мы и должны будем воспитывать героев. Ведь люди — наши герои, и этого чувства убивать не нужно, а нужно воспитывать и правильно растить бойца. Поэтому в оформлении этого документа должна участвовать как военная, так и гражданская общественность. Первое требование, которое и ставит перед нами товарищ Сталин, — это воспитать настоящего, высококультурного командира. Я считаю, что нам это дело удастся оформить, и мы найдем, безусловно, правильные пути к этому.

Клич: Здесь правильно отмечали товарищи, что формирование военной идеологии выходит далеко за пределы самой армии. Формирование и советской, и военной идеологии начинается в средней школе. Была пословица, что немецкого солдата создал сельский учитель. В этой пословице есть большая доля правды. Вопрос формирования советской идеологии и, особенно, формирование военной идеологии у нас поставлен чрезвычайно скверно. Нельзя не сказать, что одним из элементов военной идеологии является дисциплина. В отношении дисциплины у нас в школах не совсем благополучно. Это мы ощущаем на своих собственных детях и на тех примерах, которые видим. Не секрет, что комсомольцы, приходящие в армию, сплошь и рядом являются самыми недисциплинированными. Именно в средней школе не заложены те основные элементы дисциплины, которые нужны для нашей армии. Отсюда надо прямо поставить вопрос, что военно-политическая пропаганда, начиная со средней школы, поставлена чрезвычайно скверно.

Нужно сказать, что оборонная работа в нашей стране, в частности работа Осоавиахима, пошла по совершенно неправильной линии. У нас не дают правильного представления и необходимой пропаганды военному делу в самих организациях Осоавиахима, которые призваны подымать оборонную работу в нашей стране. С этим связывается положение командира запаса, что первым проводником военной идеологии среди массы населения, в котором должен занимать место дисциплинированный гражданин, который должен формироваться в средней школе, — является комсомолец.

Мне кажется, что дисциплины в армии нет. Нужно подумать над этим вопросом и начинать вводить дисциплину самого командира раньше всего и прежде всего, а у нас командир является сплошь и рядом не образцом дисциплины даже внешне.

Пример вчерашнего дня. Сажусь в метро, на станции вижу политработника артиллерии, одет по форме, плащ нараспашку, на голове самая обыкновенная кепка. Это безобразие. Когда я подошел и сделал ему замечание, этот политруководитель даже не понял. Я говорю — как вы явитесь в часть, будете требовать соблюдения дисциплины и требовать ношение формы. Он говорит, что вы обижаете меня этим замечанием.

Мы не внедряем дисциплины начиная с командира. У нас в армии много случаев недисциплинированности, в первую очередь, начиная с командира и политработника. Мы первые не требуем этой дисциплины, проходим мимо недисциплинированных командиров и политработников.

Мерецков: А Вы думаете, что должен ходить командир или маршал смотреть по улице.

Клич: Я возьму московский гарнизон. От московского гарнизона надзора нет на улице. Если я, например, остановлю десяток командиров и комиссаров, это не есть система.

Буденный: От московского гарнизона в выходной день выставляется 300 командиров, а то, что Вы говорите — это не единичный случай. Чем выше командир, тем больше распущенности.

Воронов: Например, вчера командир в зрительный зал идет в фуражке.

Клич: Об этой разболтанности нашего командного состава и политработников надо прямо поставить вопрос. Кардинальным вопросом для нашей армии является дисциплина. Это есть один из важнейших элементов формирования военной идеологии.

Я лично считаю, что первое, что нам необходимо сделать по вопросу военной идеологии — это очистить нашу Красную Армию от всех непригодных командиров и политработников, которых имеется, к нашему сожалению, довольно много.

Мехлис: Часто получается, что командир не хочет служить в армии других стран, и его там не держат, его отпускают, а у нас наоборот, если кто-либо сам изъявляет желание уйти из армии, его держат. Это, конечно, неправильно. Не хочешь служить — надо увольнять.

Клич: Вопрос дисциплины в Красной Армии является основным в военной идеологии. Я еще остановлюсь на вопросе, который затрагивал т. Мехлис относительно формы, как должна развиваться военная мысль. Сейчас, если на каких-нибудь учениях и даже занятиях решение какого-либо командира оказывается неверным, то составляется много писем и начинается дискуссия — это факт обсуждения приказа. Я считал бы неправильным заводить в наших газетах дискуссионный листок. Нужно иметь это дело в порядке обсуждения, и чтобы здесь была именно и новая мысль, и это широко и смело проводить в нашей печати.

Мне помнится, когда я был в Академии им. Фрунзе, то получил сам очень многое. Я вспоминаю, что тогда ни одна книга военного порядка, вышедшая на рынок, не была не обсужденной на наших группах. А вот уже во второй период, т.е. 1932—36 гг., когда я уже учил слушателей, когда поднимался вопрос о новой военной книге, он никогда не обсуждался на группах, да и сейчас слушателям прививается все шаблоном. Поэтому я лично большой сторонник формы военно-научной работы в виде ВНО, может быть, в виде небольших собраний, групп, комполитсостав должен разрешать эти вопросы, и там это должно являться началом нашей мысли и правильным развитием ее.

Савченко: За последние шесть месяцев мне пришлось 3 месяца провести в Германии, наблюдать военный лагерь своими глазами в 2 периода — в период ноября и в период март—апрель. Я хотел подчеркнуть, что в ноябре под ружьем ходил молодой солдат, вид был кадровый. Сейчас пришел под ружье состав до 40-летнего возраста и тоже выглядел настоящим солдатом — не таким, как здесь говорил предшествующий оратор, «идет в кепке». Мне приходилось сталкиваться во многих пунктах Германии — и на полигонах, и по ж.д. узлам, наблюдать, что представляет собой солдат. Я должен прямо сказать, что у нас не принято говорить о положительных качествах противника. Если я соберу своих помощников и отзовусь о формах работы иностранной армии положительно, то заранее знаю, что из 10 присутствующих 9 будут писать донесение.