«Зимняя война»: работа над ошибками (апрель-май 1940 г.) - Н. Тархова

Мехлис: Вы здесь преувеличили, но человека 2—3 напишут.

Савченко: Вот здесь, т. Мехлис, в этом отношении совершенно прав. У нас есть зазнайство. Я дальше остановлюсь на техническом зазнайстве. Я этим хочу сказать, что если у нас о противнике говорят положительно, то к этому человеку начинают относиться с недоверием.

Здесь т. Павлов говорил о секретности. Мне пришлось в Берлине побывать в разных учреждениях и сугубо военных. Я не рисковал один ходить, а таскал с собой человек 5—10.

Мехлис: Свидетелей.

Савченков: Свидетелей. Мне пришлось идти к Беккеру. Я брал с собой 5—6 человек.

Мехлис: И он с Вами не говорил откровенно.

Савченко: Но я не рисковал идти один, брал людей, которые могли бы помощь оказать, которые командированы и понимают вопросы, но я сам не меньше их разбираюсь и брал их на всякий случай.

Относительно секретности. Я внимательно глядел, где бы найти стенную газету немецкую, но нигде ни листа не видел, а вот мы пишем на каждом шагу о наших недостатках на то, что у нас не хватает. А вот попробуйте дошибить до мозгов наших людей, что этого делать не нужно было бы. Вы и на себе, как начальник, будете чувствовать подозрительные взгляды, а у немцев садишься в поезд, идешь на полигон, на склад — везде висит немецкая физиономия и надпись: осторожно, шпионаж. Эту картину везде встретите.

Я хотел бы отдельно остановиться на вопросе подготовки молодого командного состава германской армии. Бывая на полигонах, мне пришлось столкнуться с артиллерийскими курсами. У всех офицеров масса орденских ленточек за польский поход в ноябре месяце. Я спрашивал людей — почему работали в Польше и оказались здесь. Оказывается, во время польского похода некоторые мелкие дефекты были отмечены. Командира батареи послали на 3-недельные курсы, чтобы немедленно выправить изъяны, а часть ушла. У немцев система подготовки командного состава поставлена очень гибко. Вот один мне рассказал, что после производства он стал лейтенантом, а потом ни одного следующего чина не получил без сдачи как бы дипломной работы. Дается задача, причем его заставляют работать не только в роте, но требуют работы в письменном виде, тогда он через некоторое время получает чин. Мне раньше представлялось, что раз офицер, то он шатается по кабакам и пьянствует. Неверное это представление. Немецкий офицер очень большую работу проводит. Он сидит до часу ночи — работает. У него один день отдыха был в неделю — в воскресенье, и он нигде не шатается. Нужно разбить это представление о противнике — раз он офицер, [то] шатается где попало. Противник готовится воевать, учится и заставляет учиться. А мы у себя почему-то этот вопрос обходим. При настоящем положении мы не будем иметь командира настоящего, культурного. Мы при таких условиях, которые имеются, никогда хорошего командира иметь не сможем. Мы сидим и потеем до 2—3 часов, и, безусловно, из-за нашей занятости мы упускаем целый ряд важных моментов[381]. Это к хорошему не приведет. В вопросах выработки идеологии прежде всего нужно ввести культуру.

О техническом зазнайстве. У вас имеется Б-4[382], всем известный, и позднее, когда пришлось нам поехать к немцам, мы увидели, что у них на заводе Круппа делается больше в 3—4 раза, а мы об этом не знаем, значит, мы, не зная противника, начинаем хвастаться, а выходит, что в этих вопросах нужно быть всегда на страже, и если вы не будете заниматься нужной разведкой, то через 2—3 года можно оказаться побежденными, т.е. опереженными. Спрашивается, чем прикажите бить Б-4. Нам нужно иметь средства, и мы будем за них драться.

Дальше, хочу коснуться того, что какой-либо проходимец возьмет и напишет на командира, и начинает это письмо ходить, и никто из высшей дистанции этим не занимается, не расследует этого дела, и так, смотришь, люди по 3—4 месяца держат на себе это клеймо, хотя человек является совершенно невиновным и напрасно оклеветан. У нас в Управлении есть несколько таких примеров. Должен сказать, что нужного и должного расследования у нас нет, и здесь прямо проявляются такие вражеские вещи, что на заводах промышленности говорят, что заказы АУ можно не выполнять. Я считаю, что эти вопросы как раз относятся к вопросам идеологии, т.е. вопросы прав и ответственности должны быть отмечены и закреплены законом.

О разведке. Мне пришлось быть и наблюдать наших работников, я не буду называть фамилий и имен, не спрашивая об их работе, сразу узнаешь, что они занимаются разведкой. Есть сильные, крепкие, хорошие ребята, но через год из них ни одного разведчика не будет. Я с одним разговаривал. Он мне рассказал, что он разведчик, но на него пишут, что за ворота выйти нельзя. Я ему сказал, что ты просто не обращай внимания, пусть пишут, а у вас есть организатор, руководитель, который постоит за вас вовремя. Он мне ответил, — пока руководитель моей организации узнает, другая организация со мной разберется вперед. Если так люди, посланные на это дело, будут рассуждать, никакой разведки не будет и через 10 лет. Разведчик должен быть смелым человеком и не обращать внимания на то, что напишут на него.

Я хотел еще одну вещь сказать. Я за границей был с открытым паспортом. Я был там генералом, мне было неудобно чувствовать себя такой персоной, где бы я ни был, куда бы я ни пришел — всюду я господин генерал. А у нас такого положения нет. На улице у нас даже не приветствует младший старшего командира.

Мехлис: У нас внедрили, что вне строя — каждый вольный гражданин. Это вошло в плоть и кровь каждого.

Савченко: Например, меня Правительство посылает за границу. Я приезжаю оттуда на свою границу. Имею в купе 2 чемодана вещей. Около меня 2 человека ходят, крутятся, вертятся. Я сам себе задаю вопрос, что я такое сделал, чтобы меня у себя дома так встречали. Я спрашиваю: «Что, вы хотите чемоданы посмотреть?» Они отвечают: «Да». Беру ключи, открываю чемодан. Они опять крутятся, потом спрашивают: «А у Вас оружие есть?» Этот вопрос на меня очень подействовал. Если, например, смотрят, что я чемоданы везу, в которых 2—3 пары чулок жене, ну, пусть возьмут, но такой вопрос ставить относительно оружия — это безобразие. Я часа 3—4 сидел в поезде и не соображал. А потом спокойно подумал и нашел логическое объяснение. Но это, товарищи, неправильно. Таким образом авторитет нельзя создавать — в одном месте создавать, а в другом разрушать. Когда у меня смотрели чемоданы, немецкий половник наблюдал за этим делом, а мы с ним знакомы, я его знал, он подумает, вот, мол, генерала обыскивают.

Городовиков: Выступающие здесь товарищи — Павлов, Мерецков и другие, в основном совершенно правильно останавливались на затронутых вопросах.

Я повторяться не буду. Относительно лозунга о превосходстве техники, по моему мнению, мы должны говорить бойцам и популяризировать это, т.е. прививать любовь, умение владеть этой техникой и бить противника. Я считаю, что наше воспитание должно именно проходить в превосходстве нашей техники. Неправильно, конечно, то, что вот на земле и в воздухе техника идет впереди и поэтому может у бойцов сложиться мнение, что эта техника и будет побеждать, а мы будем полеживать. Такие примеры не один раз были видны в войне с Финляндией. Дальше, безусловно, правильное было высказывание товарища Мерецкова о том отношении, что нужно иметь соответствующее положение о правах, и тогда будет правильно, что к командиру никто не будет приставать, и он понесет ответственность в определенном вопросе. Наша страна по своей развитости, безусловно, стоит на одном из первых мест. Также наш старшина стоит выше, но он не знает, кто у него начальник, и не знает своих прав, что и где он может требовать и какие может давать приказания. Это нужно закрепить соответствующим положением.

По вопросу воспитания необходимо обратить немедленное внимание на наши гражданские учебные заведения и школы. Возьмите в пример старую армию. Там, провожая в армию, говорили, чтобы он исполнял приказы, слушался начальства, и помогали идущему в армию всем возможным, если он был плохо одетым, то давали ему все хорошее. У нас же воспитывают так, что если идешь в Красную Армию, то ты там многому хорошему научишься, даже если ты ничего не знаешь, получишь хорошее обмундирование и даже свое можешь оставить дома и вообще выйдешь человеком. Поэтому воспитание нашего командира должно идти иначе, чем сейчас. Мы должны сказать бойцу, что он должен быть готов к любым невзгодам, что не всегда в армии он будет отдыхать, и работу воспитания следует перестроить.

Из доклада выступавших товарищей сквозило то, что почему никакой болтовни нет в иностранных армиях. До настоящего времени у нас поощряли болтунов. Кто хорошо умеет хорошо разговаривать, тот даже получал повышение. Если кто новости хорошие расскажет, о нем мнение хорошее создавали, что умный человек, знает, что делается, а если молчит, то, значит, ничего не понимает.