Самая страшная книга 2022 - Сергей Владимирович Возный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скоро завьюжит. Занесет дорогу до переправы глубоким снегом — не пройти иначе как на лыжах. Отрежут глубокие снега их деревеньку от остального мира со всех сторон. Каждое утро Сан Сановна с тревогой вглядывалась в новый день, едва открыв глаза, просила перед иконой: «Господи, дай мне один день! Много не прошу, лишь о дне сегодняшнем. Дай мне сил прожить его. Спаси и сохрани нас, грешных, и не оставь в немилости». А ложась спать, глядя туда, где должен быть печальный лик Богородицы с Младенцем, она тихо шептала: «Спасибо Тебе, Господи, за прошедший день! За то, что был с нами и помогал нам незримо». И так день ото дня катилось время в зиму и холода. Пела вьюга, заметая землю, кутая избы, из которых лишь одна дышала теплом и жизнью, пуская клубы дыма из печной трубы.
Иной раз вспоминала Сан Сановна свою беспутную внучку Ольку, молилась о ней, живой или мертвой, гнала от себя невеселые мысли о том, что, будь все хорошо у нее, не бросила бы она мальчонку на зиму в глухой деревне со старой бабушкой. Вспоминала порой старика Бабурина, царствие ему небесное! Хороший дед был, веселый. Если б не Ванюшка, совсем бы ей тоскливо было. Ни в гости сходить, ни к себе пригласить, ни словом перекинуться.
Короткими зимними днями хлопот у Сан Сановны с правнуком хватало. Печь истопить, дров принести и воды с колодца, снега нагрести для стирки и мытья, дорожки от снега расчистить, за скотиной ходить. Так день за днем и пролетали. А вечерами зажигала Сан Сановна свечу, которых у нее три коробки про запас было, накрывала ее закопченным стеклянным колпаком и ставила на столе, а Ванюшко просил:
— Ба, расскажи сказку!
И она рассказывала. Про дела давние, но не сказочные. Про домового, который так плакал в печи перед войной. Про Катю-красавицу, что перед свадьбой в реке утопла, а после все к жениху ходила ночами, покуда не извела его. Правда, в последнее время мальчик все больше про голодушу расспрашивал.
Вечер украдкой скользнул на двор, серым котом пробрался в избу, гася последние отблески короткого зимнего дня. Принес на хвосте снегопад. «Как бы не завалило нас к утру по самые окна, — думала Сан Сановна, задергивая занавески и накрывая дрожащее свечное пламя стеклянным колпаком. Огонек тут же перестал дрожать, как согревшаяся в ладонях пичуга.
— Баб Шура, а откуда голодуша приходит? — приступил к вечерним расспросам Ваня, усевшись за стол.
— Голодуша-то? — рассеянно переспросила бабушка, не сразу найдясь с ответом. — Да из лесу, наверное.
Она поставила на стол чугунок с рассыпчатой пшенной кашей, отрезала пару ломтей домашнего хлеба.
— А что же он там ест, в лесу? — снова спросил мальчик.
Баба Шура вздохнула. Вот ведь сболтнула сдуру, теперь не отвертишься. Она сказала — к слову пришлось, как ее маленькую стращали, так и выдала, а мальчонка за правду принял да расспрашивает.
— Да зверей и ест, — на ходу сочинила Сан Сановна. — Залезет в медведя или волка, вот тот и ходит голодный по лесу. Такое зверье голодуша вынуждает страх терять и к человеческому жилью идти.
— А если в лесу голодуша всех зверей съест, он может на человека напасть?
— Тогда, наверное, на человека перекидывается, — ответила неохотно баба Шура. — Не надо бы к ночи-то такие разговоры заводить. Нехорошо это. Беды бы не накликать. Кушай вот давай, пока не остыло.
Ваня потянулся было к каше, но замер, прислушиваясь к себе: не такой ли сильный его голод, что совсем терпения нет? Досчитал до десяти, потом еще раз столько же. Желудок нетерпеливо заурчал, но желание насытиться было обычным, как всегда.
— Ванюшко, ты чего не кушаешь? — Голос бабушки вернул его за стол к пшенной каше.
Мальчик с облегчением зачерпнул ложкой из чугунка. Может, и не было его, голодуши этого? Не добрался до их избы по такому снегу, а шорохи и шаги Ваньке только померещились. Или походил голодуша, посмотрел, как они с бабулей живут, и понял, что не будет ему тут слишком сытно, вот и ушел обратно в лес. Вон и бабушка ест как обычно, не торопясь, запивая кашу чаем из старой фарфоровой чашки. Значит, и в ней голодуша не сидит. А крошки он всегда теперь со стола смахивать будет. Специально перед сном стол проверять станет, вдруг бабуля забудет, она ж старенькая. От всех этих мыслей у Ваньки на душе стало как-то веселее. А от рассыпчатой сладкой каши по телу разлилось сытое тепло. Даже в сон потянуло. Ваня прижмурился, не в силах сопротивляться этому желанию.
В дверь что-то с силой ударилось, Ванька в испуге подскочил на табурете, чуть не свалился на пол. Сон как рукой сняло. И бабушка вздрогнула, расплескав из чашки остатки чая. Оба они, и Сан Сановна, и ее правнук, застыли, глядя друг на друга и даже боясь дышать. Стук повторился, требовательный, настойчивый.
— Бабушка… — одними губами прошептал Ваня, живо вдруг представив деда Степана, ставшего после смерти упырем и все же выбравшегося из заговоренного молитвой дома.
Баба Шура торопливо перекрестилась. Потянулась к окну, желая выглянуть на улицу. «Откройте, хозяева, — послышался с улицы глухой незнакомый голос. — Заблудился я, люди добрые! Пустите обогреться, что ли!»
«Не пускай, не надо, бабушка, это голодуша к нам пришел», — хотел сказать Ванька, но поперхнулся словами, когда в дверь опять громыхнуло.
Сан Сановна медленно поднялась из-за стола и, шаркая ногами, вышла в сенцы. До Вани донесся скрип открываемой двери.
— Ты кто таков? Откудова здесь взялся? — послышался строгий голос бабушки.
— Хозяюшка, миленькая, пусти, сдохну сейчас от холода, — взмолился кто-то. — На охоту ходил и заплутал. Думал, все, кранты, околею. Хорошо, что огонь разглядел в лесу. К вашей деревне вышел.
— А ружье твое где, охотник?
— Да пес его знает. В сугробе по дороге бросил. Думал, сдохну уже скоро. Все растерял. Рюкзак, ружье… Спасибо, мать, что пустила, не выгнала. От дома к дому уже не смог бы ходить. Ног
